Я должен учиться; у меня до сих пор есть эта возможность, поэтому могу не прерывать учебу. Моя решимость учиться превратилась в вызов настоящему времени, которое ненавидит знания, любит работать, выполнять рабский труд. И если на каждые 100 детей в гетто 10 ребят моего возраста могут учиться, я должен быть среди счастливчиков, должен воспользоваться этим. Учеба стала для меня еще более ценной, чем прежде.
ДНЕВНИК ВИЛЬНЮССКОГО ГЕТТО
Предисловие и перевод с английского Анны Тамариной
(окончание. Начало в №4/2020 и сл.)
1943
Пятница, 1 января 1943 года
Первый день 1943 года. В честь Нового Года мир за ночь переоделся в белое. Прозрачный, ясный зимний день. Сегодня начинается новый год. Мы встречаем его с одним желанием: освободиться из ненавистного гетто.
Жители надеются на новый год как на избавителя, долгожданного освободителя.
Елке, сын Хоне Роне, живет на улице Шавлер, 4 (раньше они жили с нами). Каждый день он незаметно выскальзывает из гетто и приносит в укрытие картофель и муку. Семья очень большая, и малыш ищет пути выживания. В один из этих дней еврейская полиция схватила его, и маленький, хрупкий Елке получил 25 ударов плеткой. Четверо полицейских держали его, и сам Левас, начальник охраны ворот, беспощадно и хладнокровно избивал ребенка. Маленького кормильца сильно выпороли и привезли домой.
Сегодня Левас справляет свадьбу. Все гетто на ногах. Левас женится. На этот раз преданный пес был в некоторой опасности. Мурер недолюбливал его. С другой стороны, он в воротах творил такой произвол против братьев своих: на месте раздевал их догола, унижал, оскорблял, отнимал последний пенни, и всё для того, чтобы Мурер был доволен. Евреи говорят, что своим насилием он спас гетто. В случае с Мурером он всё точно рассчитал, теперь счастлив и с помпой празднует свадьбу. Гетто ненавидит Леваса. Может быть, Левас вынужден избивать людей, но народ не должен терпеть того, кто каждый день в воротах бьет и оскорбляет его. Угнетенный, измученный еврей в гетто не в силах постигнуть, что, может быть, Левас против своей воли мучает его, еврей в воротах получает удар кнутом и ненавидит Леваса как предателя. И сегодня, в день великолепной свадьбы, люди проклинают его. Они горько шутят, что неумышленно Левас жестоко избил в воротах своего тестя.
Суббота, 2 января
Сегодня в газете появилось приветствие рейхскомиссара[1] обществу. В послании говорится, что немецкий народ не знает, какое будущее его ждет. Ясно лишь то, что немецкий народ победит. Поэтому лозунг 1943 года такой: с фюрером к победе![2] Как будто в ответ на это отец сказал мне, что на улице, где он работает, на стене крупными буквами выведен призыв: «Германия, куда ты идешь?» И после этого: «9 ноября 1918 — Виват!»[3]
Воскресенье, 3 января
В школе выставляют устные оценки за первую треть учебного года. У меня «А» по идиш, еврейской истории, истории и биологии; «В» по математике, ивриту, рисованию и физике; по латыни и немецкому — «С».[4]
Конечно, оценки могли быть лучше, но даже упомянутые выше доказывают, что я не теряю времени даром.
Вторник, 5 января
Дома тревожно, шумно. Уволили людей из подразделения «Schneiderstube». Отцу тоже угрожает увольнение. С работы, где так неспокойно, все возвращаются совершенно измученными. Там разгораются нешуточные страсти, люди нервничают, умоляют не выгонять их;[5] пытаются использовать «протекцию», обманывают, интригуют. И это смятение переносится в дом. Говорят только об увольнениях и удостоверениях, и снова и снова об этом. Все потеряли способность думать о чем-то другом. Каждый ведет собственную борьбу за существование. Люди как-то перестали вести себя достойно. Они стали рабами своих «бригад», и увольнение наносит им сильнейший удар.
Среда, 6 января
Снежный, пасмурный день. Все гетто покрыто белым одеялом. Ранний вечер. Падает тяжелый снег. Люди возвращаются с работы. От ворот растекаются по улочкам. На фоне мрачных стен иссеченные снегом шапки, воротники, сумки сияют белизной. Вдруг поднимается ужасный шум. Запрещено ходить по Рудницкой улице. «У ворот Мурер!» — кричат двое приехавших заснеженных рабочих.
Четверг, 7 января
Сегодня по продовольственным карточкам выдают по пять дека[6] свинины. Недолго простояв в очереди, оказываюсь в магазине. В гетто так много несправедливости, неправильного, отвратительного. Например, в распределении мяса по карточкам. Люди стоят в очереди и мерзнут. Полицейские, привилегированные персоны, заходят свободно. Во время раздачи мясник швыряет кусок мяса кому-то в очереди, как будто делает ему одолжение; ребенку или человеку, который меньше ругается, дает худший кусок. С другой стороны, те, кто имеет «протекцию» у мясника (ради «протекции» в гетто человек становится совершенным ничтожеством, потому что здесь витамин «П», как ее называют, торжествует; «протекция», или «pleytses»[7], другими словами, сильные плечи) получают кусок пожирнее. В магазине им дают еще несколько дека свинины. Часто с важным видом входят полицейский, несколько «известных» людей, благородная дама, матрона, люди с портфелями и обращаются к надзирателю или непосредственно к мяснику с просьбой «позаботиться о них». Мясник с лоснящимся, сладким лицом и отвратительной улыбкой отрезает им по куску толстого белого сала (думаю, у них дома и без этого всего вдоволь). Притихшая, рассерженная, пожирающая глазами стол мясника толпа замерзших женщин стоит в очереди. Они продолжают молчать, видя, как кто-то получает сало и дополнительно кости. Все уже привыкли к этому.
«А не слишком ли это хорошо для тебя!» — кричит мясник бедной молодой женщине, которая тоже хочет кусок мяса получше.
С ханжеским видом полицейский заворачивает в бумагу кусок жирного мяса.
Сегодня открытие клуба. Наконец-то! В гетто мы создали для себя дом. Теплая аудитория. Мастерская, она же читальный зал с дверью в комнату секретаря — вот и все помещения. Но зато они наши, в них мы выживем в гетто. Сегодня официальная церемония. К несчастью, члены клуба не будут присутствовать. Перед важными гостями выступит только драматический кружок.
Пятница, 8 января
В техникум гетто4[8] принимают новых учеников. Стою на распутье: изучать ремесло или, как до сих пор, продолжать учебу в средней школе. Не могу определиться. С одной стороны, идет война; легче выжить человеку, имеющему ту или иную профессию. Я становлюсь взрослым, и рано или поздно должен буду идти работать. С другой стороны, полагаю, что посещение технической школы означает перерыв в учебе. Ведь цель — после четырехмесячного профессионального курса пойти на работу, и, как только начну трудиться, я уже никогда не вернусь в школу. После долгих колебаний и размышлений решил не упускать ни одно мгновение. Я должен учиться; у меня до сих пор есть эта возможность, поэтому могу не прерывать учебу. Моя решимость учиться превратилась в вызов настоящему времени, которое ненавидит знания, любит работать, выполнять рабский труд. И если на каждые 100 детей в гетто 10 ребят моего возраста могут учиться, я должен быть среди счастливчиков, должен воспользоваться этим. Учеба стала для меня еще более ценной, чем прежде.
Сегодня первое публичное выступление в клубе. Показывают прекрасно подготовленные номера: «Заколдованный портной», «Стража» Переца, «Куклы», поставленные в детском клубе, и «Меред», декламация на иврите.[9] Наш драматический кружок заслуживает высокой похвалы! В невероятно сложных условиях в клубе мы создали несколько очень хороших, красивых номеров на уровне достойных постановок мирного времени, с гримом, костюмами, декорациями и световыми эффектами.
Суббота, 9 января
Сегодня вечером состоится большой клубный фестиваль. Новые комнаты переполнены членами клуба и гостями. Гордость зрительного зала — собственная сцена с прозрачным занавесом и экранами. На стене несколько красивых картин. В помещении тепло и оживленно. Среди свежевыкрашенных стен царит сердечная, культурная атмосфера. «В неволе, но все равно молодые» [10] гласит заголовок нашей стенгазеты. Она у нас замечательная! Заметки в форме стен и улицы, ведущей к воротам гетто. Общий вид газеты символически раскрывает заголовок, а содержание заметок и стихов подтверждают его правильность. Прекрасный бюллетень представляет отчет о проделанной работе.
Наконец все заняли свои места. Успех на нашей сцене, наши ребята на помосте, наш молодой распорядитель клуба Лео Бернштейн, благодаря усилиям которого клуб стал реальностью, наш героический председатель Авремл[11], Рейзе, наш секретарь[12], и большая группа преподавателей. Настроение приподнятое. Приветствия и речи. Подарки вручены Лео Бернштейну и Рейзе. Правильно сказала учительница Рохл Бройдо[13], что «когда у народа есть юная смена — это признак его прогресса. У нас есть молодежь, ее знамя залито кровью, оно красное, но мы крепко держим его; молодежь в гетто — это надежный мост в будущее!»
Мы долго и искренне аплодировали.
До 12 ночи наш драматический кружок показывал, на что способен. Какое удовольствие смотреть на отличные выступления ребят. У нас есть полное право гордиться ими. Такие замечательные костюмы, декорации, всё хорошо и согласованно исполнено.
Подарок получил и любимец клуба Пильник[14], режиссер-трубочист, который поставил это представление. Опьяненные молодецким задором, мы оставались в клубе до 2:30 ночи. После программы были какие-то развлечения, живая газета, песни, декламации. Пильник представлял одну песню за другой. Мы молоды, весь зал пропитан юношеской радостью и работой. Душевный подъем, который ощущаем даже в стенах гетто, будет самым прекрасным подарком зарождающемуся будущему. Да здравствует юность! — надежда нашего народа.
Воскресенье, 10 января
В конце концов в классе установили железную печку. Мы уже достаточно долго мерзли! Она работает в полную силу, и нам так тепло.
Среда, 13 января
Вхожу в дом. Там сидит еврей из белорусского города Браслава. Пришел навестить знакомых. Они рады, что встретились друг с другом. Жители дома расспрашивают о горожанах. Он в ответ глубоко вздыхает. С понурым видом садится и с тоской начинает говорить о событиях, которые тяжким гнетом давят на душу, о почти забытых кровавых воспоминаниях. Полторы тысячи евреев Браслава расстреляны на улицах. Рассказывает, что евреи дружно жили с неевреями, белорусскими крестьянами. Они были нужны, пока не сменилась власть, и тогда эти же самые крестьяне, белорусы, вместе с немцами вырезали весь еврейский город, разграбили их имущество, бросали, рвали, ломали, рубили всё. Несколько евреев, он в том числе, выбрались из ямы. Бесцельно бродил по лесам и дорогам. «Вся земля Белоруссии пропитана еврейской кровью», — воскликнул он. В доме спрашивали о городе, о том или другом районе Белоруссии. «Их больше нет», — печально отвечал он. Белорусские города как косой вырублены. Тихо, как свеча, из них вытекла еврейская кровь.
Он выглядит как пообтесавшийся в городе, уважаемый еврей. «Нас уничтожили в Белоруссии, извели! От нас не осталось и следа. После войны мне незачем возвращаться в Браслав. Хватит того, что я потерял там всех, жену и детей. Единственная цель: я должен вернуться, чтобы мстить, мстить тем, кто расправился с нами!» — выкрикивал он, сотрясаясь в судорожных рыданиях.
Четверг, 14 января
Сегодня гетто опять взбудоражено, особенно рабочие «Schneiderstube». Для разнообразия Мурер вновь посеял панику. В его лапы попали новые жертвы. Певица Любе Левицкая возвращалась со спутником[15] из швейной мастерской и несла в гетто горох. В это время неожиданно приехал Мурер. Приказал им остановиться. Они побежали. Он их схватил и, держа револьвер, спросил, откуда они идут. Левицкая ответила, что идет из кухни швейной мастерской, где работает, разбирая горох. Мурер приказал еврейской полиции дать каждому по 25 ударов мокрыми полотенцами. Истекающих кровью, их отправили в Лукишки, откуда мало кто возвращается… Мурер, взбесившийся дьявол, бросился в швейную мастерскую. Рабочие говорили, что он бушевал как шторм. В первую очередь он побежал к кастрюле, чтобы проверить, что там готовится (убедиться, что Левицкая сказала правду). Повара в ужасе сняли с котлов крышки. Комната наполнилась паром, они даже не видели друг друга. Безумный Мурер кричит: «Свет!» Ему приносят спички. При таком паре спички не зажигаются. Спятивший от гнева Мурер спрашивает еврейского повара, что там готовится. Тот отвечает: «Святое слово чести, только очищенный ячмень с картофелем». Мурер бьет еврея, с топором кидается на двух других, распиливающих дрова, заявляя, что они не похожи на лесорубов… Так он бушевал, оскорблял и мучил людей… Гетто ужасно подавлено. Левас сказал, что будь он там, два человека не попали бы в тюрьму. Он бы исполосовал их лица хлыстом, насытил Мурера кровью, но они бы остались в гетто. Мурер не должен был выгонять их. Жажду пытать и мучить легко можно утолить кровью. Может быть, Левас и прав, но как страшна, как печальна наша жизнь, как беспомощна, каким опасностям и пыткам мы подвергаемся…
Воскресенье, 17 января
Ударили сильные морозы. Пришла свирепая зима — величайший враг жителя гетто. Все ходят закоченевшие. Редко где в доме тепло. Сегодня я плохо себя чувствую и не иду в клуб.
Четверг, 21 января
Отец пошел на поденную работу. Его уволили из швейной мастерской. Сильный мороз прошел. На улице оттепель. Я в доме один. На сегодня много дел. Готовлю еду.
Пятница, 22 января
Сегодня школьный праздник, Khamishoser Bishvat. В программу включено представление самых маленьких участников детского клуба[16].
Воскресенье, 24 января
В клубе проходит общее собрание. Дискуссия о клубе и его последующей работе затянулась допоздна. Мне кажется, в клубе не всё правильно организовано. Драматический кружок и представления имеют слишком большое значение. Практически клуб перестал быть местом серьезной работы небольших кружков. Об этом говорили на собрании.
Понедельник, 25 января
Опять ударил сильный мороз. В классе холодно. Все стоят вокруг маленькой печки. Положили замерзшие пальцы на трубы. Но, несмотря на это, настрой оживленный и веселый. Во время учебы мы не замечаем холод. Замерзшие окна класса опутаны льдом. Продолжаем подбрасывать дрова в печку. Однако древесина сырая, и ребята пытаются раздуть огонь.
Идем в клуб. Стены покрыты льдом. Скоро начнется работа одного из кружков. Бегу зажигать огонь в печке.
Среда, 27 января
Наш класс сегодня идет в мастерские гетто на улице Рудницкой [17]. Там сосредоточено все производство гетто, работают настоящие профессионалы. Это основа нашего существования. Гетто приложило все силы для создания того, что мы сегодня здесь видим. Идем от участка к участку, слесарная мастерская, механическая, жестянщиков. Под аккомпанемент инструментов работа поет. Все стучит и лязгает. На всем лежит печать серьезных дел. Здесь ремонтируют части машин. А тут производят железные значки с цифрами, которые каждый еврей, как корова, должен надеть на шею. Вот кузница с двумя печами. Теплый воздух насыщен железом и известью. В темных печах вспыхивает пламя, евреи стоят молча и монотонно бьют молотами. Еврейский кузнец кует подковы для немецкой армии. Во дворе строится большая кузница с шестью печами. Идем к другим участкам. Один из инженеров показывает нам всё вокруг. Он сердит, строг, кричит на рабочих, как начальник. Здесь приказы Мурера распространяются на всё… Специалисты — единственные рабочие, которые не принимают инженера всерьез, потому что понимают свою значимость. Мурер знает их и не променяет ни на кого другого. Например, рабочий сурово указал инженеру, работавшему нашим гидом, что он развернул машину без его разрешения… Здесь участок обработки древесины для производства сабо. Как красиво, какая привлекательная работа, резьба, вещи создаются прямо у меня на глазах! Но для кого…
В этих комнатах расположено мебельное производство. У него в гетто своя история. Здесь заказывают мебель Хингст, Мурер, районные комиссары Вильнюса. Тут производят самые красивые мебельные гарнитуры. Женщины стоят и полируют великолепные предметы мебели. Дети случайно уронили полоску металлической отливки. «Дети, — говорит рабочий, — придет дорогой Мурер и будет нервничать». Мурер часто посещает производство. И тогда мастерские охватывает липкий страх. Слышно, как падает булавка. Только нервно переговариваются инструменты: «Мурер идет». И он появляется в мастерских как несчастье, как шторм, как сумасшедший дикий зверь. Приказывает рабочим заниматься гимнастикой, и все каждый день упражняются, ползают под и над столами… Всё здесь выполняется молча, угрюмо… На такой работе люди не поют.
Сейчас строится новая мастерская, где всего один специалист, еврей из Вильнюса, будет делать протезы кистей и ступней. «Давайте надеяться, что мастерская будет иметь много заказов», — посмеиваются люди.
После посещения мастерских у меня осталось впечатление, что здесь все пронизано силой воли. Кажется, всё, что я видел, создано только желанием выжить. — — — один на улице гетто. Думаю о судьбе нашего труда. Из нашей работы извлекают выгоду волки и собаки. Но жажда жизни, которую я разглядел сегодня, ясно говорит, что мрачный замысел рухнет, в конце концов исчезнет жуткий призрак по имени Мурер… Сегодня кузнец сказал нам: «Вы должны быть тружениками, а не угнетателями». Да, мы тоже станем рабочими, но наше время будет другим.
Читаю книгу А. Авдеенко «Я люблю»[18]. Искренность и человечность, которыми она проникнута, произвели на меня сильное впечатление.
Четверг, 28 января
В эти дни с новой силой вспыхнула надежда, которая всегда живет в каждом жителе гетто. Самодовольные германские военные сообщения превратились, увы, в бабьи причитания. В этих донесениях признается мощное наступление Советов на фронтах. В секторе между Кавказом и Доном началась большая наступательная операция. Победоносная немецкая армия, которая угрожала Сталинграду и вошла в его пригороды, сейчас заключена в мощное кольцо советских армий.
Советские бронетанковые дивизии гонят немцев с Кавказа. На фронте, где немецкая армия потратила столько сил, теперь им угрожает сокрушительное поражение, а преуспели они только в приобретении могил для себя. Немецкое нападение на Сталинград вызвало отчаянное сопротивление населения.
В сегодняшнем сообщении говорится: «Потоку железа немецкий солдат противопоставляет железное сердце». Да, они признают, что лавина советского оружия преследует их, что Советы сильнее. Однако утешают себя героизмом и дисциплиной германских солдат. Но мы лучше знаем, чьи солдаты по-настоящему героические.
Эти новости греют наши сердца. Советские войска атакуют по всему фронту. Они в пути, и в любой момент могут принести долгожданную свободу.
Вечером я побывал в интересном литературном кружке. Молодой поэт А. Суцкевер рассказывал о поэте Йоаше[19], писавшем на идиш. Читал его стихи. Стихи, описания природы совершенно вдохновили нас. Основные образы Йоаша — солнечный свет и туманы, красота — действительно очень хороши. Читая Йоаша, ощущаешь единение с природой. В своих стихах поэт прославляет природу и всё ее великолепие. Мы решили организовать выставку и вечер памяти Йоаша. Во время работы в YIVO[20] Суцкевер сумел спасти много ценных бумаг, таких как письма и рукописи.
Пятница, 29 января
Сегодня в гетто печальные новости. В тюрьме расстреляны недавно арестованные Любе Левицкая[21] и Ступел[22]. До последнего дня все верили, что их могут освободить. Говорили, что Любе Левицкая за кусок хлеба пела для охранников тюрьмы. Пока ее жизнь не оборвалась, она пела среди камер. Так преждевременно уничтожен талант…
Четверг, 4 февраля
В гетто новый переполох. Мурер зашел к «президенту гетто» Фриду[23] и обнаружил у него 4 кг конфет. Он арестовал Фрида. Старый деспот, привыкший сидеть в своем кабинете как на троне, с конфетами под боком, взбесил всё гетто. Вечером Фрид был унижен немедленным увольнением из своего офиса.
Воскресенье, 7 февраля
Хорошие новости. В гетто праздник. Немцы признали, что оставили Сталинград. Иду вдоль улицы… Люди счастливо подмигивают друг другу. Наконец немцы потерпели гигантское поражение. Полностью уничтожена 9-я германская армия. Убито более 300 тысяч фашистов. Штаб взят в плен. Город Сталина стал могилой для врагов. Зимнее наступление Советов приносит великолепные результаты.
Иду по улице… Зима начинает покидать улочки гетто. Солнечно, воздух теплый. На улицах тает и исчезает лед, наши сердца наполнены весной.
Внутри нас тоже тает снег, и радостно становится на душе. Освобождение близко. Всей кровью ощущаю эту близость.
Воскресенье, 14 февраля
Всё прекрасно. Всё весело. Замечательно развивается советское наступление. Взяты Харьков и Ростов. Германский министр пропаганды Геббельс выступил с пессимистической речью. Мы в восторге от его призывов о помощи: ситуация находится в критическом состоянии, и он обращается ко всем культурным народам с просьбой помочь Германии в борьбе против Советов. На этот раз Геббельс сказал чистую правду о том, что, если немецкий фронт рухнет, большевизм наводнит мир. «Немецкий фронт на грани падения, и каждый должен приложить все силы, пока еще не слишком поздно», — бесстыдно восклицает Геббельс.
Воскресенье, 27 февраля[24]
Сегодня для меня необычный день. За последние две недели в моей жизни появилось много нового. Мы, пятнадцать человек, начали осуществлять в гетто п(ионерский) проект. Наши руководители — учитель М. и товарищ Му.[25] Обсуждаем, нужен ли вообще такой род деятельности в гетто. И решили, что нужен. Благодаря работе мы станем авангардом остальных ребят. Нам нужны —— — остальные с нами. Мы должны быть вовлечены в социальное сотрудничество в клубе и в школе. Во время сходок будем тренироваться, готовиться к будущей жизни. Грядущее призовет образованных людей, которые поведут массы к великому обновлению. Дисциплина и конспирация — вот первые условия решения такой задачи. Впервые я осознал, что значит тайно работать. Мы пытаемся привыкнуть к этому, но пока не очень получается. До сих пор наши собрания держались в секрете. Однажды даже нас в кромешной тьме заперли в клубе.
К сегодняшнему дню мы подготовили торжество в честь 25-летия образования Красной Армии (годовщина была во вторник, 23-го февраля). Меж собой тайно собирали деньги, картошку и свеклу для закуски. Каждый чувствовал важность задачи, нас вдохновляли великие дела. Сегодня наконец праздник. Нам по-прежнему негде встречаться. Решили собраться в клубе. Один из нас, наш секретарь, обещал подготовить там место. В последний момент все перешли в дом нашего старшего товарища. Очень серьезная конспирация. Ребята стоят около клуба и у ворот дома товарища. Переходим поодиночке. Последним появляется салат; хлеб и печенье — подарок от старших товарищей. И вот сидим в комнате. Здесь все такие же, как мы. На столе салат в форме звезды. Рядом — портрет Сталина. Дверь заперта. Пришел учитель М. и еще несколько своих людей. Я открываю торжество. Приветствую праздничное собрание пионеров, посвященное 25-й годовщине Красной Армии, которую мы ждем и в чьей победе уверены. Настроение приподнятое. Чувствую единение с жизнью, от которой мы временно оторваны. Поем советские песни. Товарищи читают очерки о Красной Армии и ее руководителях. Мы объединены горячей любовью к Красной Армии, к советской жизни. Учитель Оп.[26] читает свои стихи, посвященные советским солдатам: «Красному танкисту». Старшие желают нам проехать на победоносных танках по освобожденным улицам. Они читают речь Сталина под лозунгом «Смерть оккупантам!» Так 27-го февраля на радостном и объединяющем всех подъеме пионеры отмечают 25-ю годовщину Красной Армии. Уходим поодиночке. Из наших сердец вырывается: «Пламенное приветствие Красной Армии в честь ее новых побед, да здравствует Красная Армия!»
Воскресенье, 7 марта
Сегодня в клубе провели подготовленный еврейской исторической секцией суд над Иосифом Флавием[27] — героем времен разрушения второго Храма[28]. Я представлял свидетеля Иоханана из Гуш Халав[29] — знаменитого воина, предводителя зелотов. Суд был интересным, но продолжался слишком долго.
Среда, 10 марта
В гетто всё сильнее чувствуется весна. Греет солнце. Дети и старики уже стоят около стен на солнышке. Малыши поднимают бледные лица ему навстречу. У меня очень много дел. Утром школа, днем уроки. Занят по хозяйству, сегодня вечером встреча в клубе. На п(ионерских)[30] собраниях говорим о национальном вопросе. Также мы получили дайджест советских коммюнике по зимнему наступлению. Из него стало ясно, что Советы смело идут вперед, заняли Сталинград, Ростов, Курск и десятки других населенных пунктов. Продолжаются атаки на Кавказско-Донском направлении. Красная Армия находится на расстоянии 50 км от Днепра. Наступление идет по всему фронту, в том числе — в сторону Риги в направлении Великих Лук[31]. Советский Союз сейчас объединился с Англией против общего врага, но пока Советы стойко борются в одиночку. На своих плечах они несут всю тяжесть войны на Востоке. На этот раз встречаемся у девочки из нашей группы.
В клубе тоже много дел. Организуем вечер Йоаша. Я пишу очерк: «О прочтении Йоаша в гетто». Вечерами вместе с Другом Суцкевером, руководящим этой работой, готовим великолепную выставку. Из YIVO Суцкевер принес много ценных материалов, рукописей, книг, фотографий. Мы всё это используем для замечательной выставки Йоаша. Мы также сделали красивую газету. Подготовка к празднованию идет полным ходом, все увлечены и рассчитывают на успех.
Четверг, 11 марта
Оставался в клубе допоздна. Готовимся к величественному вечеру, посвященному Йоашу. Совершенно не высыпаюсь.
Воскресенье, 14 марта
Сегодня в клубе празднование и открытие выставки[32] памяти Йоаша. Исключительно интересная выставка. Весь читальный зал клуба заполнен материалами. Светлая и чистая комната. В нее приятно войти. Организацией выставки мы обязаны Другу Суцкеверу, который из YIVO, где работал, проносил в гетто огромное количество материалов о Йоаше. Входя на выставку, ощущаешь юношеское рвение, которым пронизано все. Экспонаты расположены необычно и красиво. Всё так интеллигентно и душевно. Здесь люди забывают, что находятся в гетто. На выставке много ценных документов, настоящих сокровищ: рукописи Йоашу от Переца, оригиналы писем самого Йоаша. Есть редкие газетные вырезки. В разделе «Перевод Библии на идиш» есть старинный перевод XVII века. Наши сердца преисполнены энтузиазма при взгляде на выставку и свою работу. Мы действительно забыли, что находимся в мрачном гетто. Грандиозно провели и само празднование. Драматический кружок представил пьесу Йоаша «Саул»[33]. Члены клуба читали очерки, посвященные произведениям Йоаша, его стихам, описаниям красоты, звука и цвета. Какое возвышенное настроение торжества! Это действительно был праздник, демонстрация культуры и литературы идиш.
Вторник, 16 марта
Из города принесли свежие новости. В церкви был застрелен хулиган, редактор польской газеты «Гонец»[34]. Меня очень порадовал поступок вильнюсских поляков. По всей Литве в высших кругах прошли массовые аресты. Говорят, что литовцы издали манифест: пока Германия не подпишет договор о независимости[35] Литвы, не являться для мобилизации.
Четверг, 18 марта
Я постоянно занят. Очень трудно совмещать занятия в школе и клубе с уборкой в доме и приготовлением обеда. В первую очередь подготавливаем доклады. В школе проходим тему: география Вильнюса. Я пишу доклад «Еврейская печать в Вильнюсе». В течение нескольких месяцев по вечерам нет света. В темноте ложимся в мастерской, в читальном зале. Я часто думаю, что, хоть и в гетто, у меня богатая интеллектуальная жизнь: учусь, читаю, посещаю кружки в клубе. Так много работы нужно сделать, а еще лекции, общие собрания. Часто забываю, что нахожусь в гетто.
Пятница, 19 марта
Был на п(ионерском)[36] собрании. Хороших новостей нет. Г. Г.[37] созвал всех и заявил, что в гетто молодежь воспитывается не в надлежащем национальном духе. С. предложил ему самому заняться этим. Больно думать, что нашим образованием занимаются такие вульгарные люди. До сих пор в гетто был единый внутренний фронт. Теперь появилась опасность раскола. Удар могут нанести свои. Существует угроза, что наше становление будет грубо подавлено руками полицейских. Но мы усилим конспирацию и выживем.
Суббота, 20 марта
Для празднования Пурим дали три дня каникул. Определенно провел их с пользой. Привел в порядок свои бумаги. За окном весна. Сижу во дворе по улице Рудницкой, 6. Солнце светит, греет и нежит. Дует легкий весенний ветер. Синее небо. В воздухе запах весны. Она врывается через серые стены, ее ласковые лучи проникают в гетто, прозрачный воздух напоен зеленью трав, цветущими ивами, щебетом птиц. И я упиваюсь дыханием весны, ловлю ее проблески, и сердце замирает от странной тоски…
Воскресенье, 21 марта
Собрание, посвященное дню Парижской К[оммуны][38]. Товарищ прочел лекцию: «Парижские коммунары — неизменный пример борьбы пролетариата».
Ближе к вечеру в клубе отмечали Пурим. Раз настроение праздничное, так пусть это будет веселый Пурим. Мы задавали тон. Пели песни, показали постановку «Пурим»; «Лео (директор) — отец наш с 12-ю коленами»[39]. С нами пел товарищ Шмерке[40]. Присоединился и подвыпивший Пильник[41], наш театральный режиссер. Мы смеялись до упаду, а потом пошли по домам. Мечтаем о настоящем Пурим. В будущем году будем есть Гитлер-ташн («уши Гитлера»).[42]
Четверг, 25 марта
Фашистский режим издал приказ о ликвидации в предместьях Вильнюса пяти небольших гетто. Евреев переводят в гетто Вильнюса и Каунаса. Сегодня приехали евреи из маленьких соседних городов. На улице серо, идет дождь. Как крытые цыганские повозки, в гетто печально въезжают крестьянские телеги. На них евреи с детьми и всем скарбом. Вновь прибывших должны обеспечить жильем. Школу с улицы Шавлер, 1 перевели к нам. Учимся в две смены. Сегодня у нас вечерняя смена. Теперь занятия проходят бессистемно. Все не в духе, подавлены.
Воскресенье, 28 марта
Мрачное настроение окутало гетто. Плохой сигнал — битком набитое евреями гетто. Резко усложнилась транспортировка еды через ворота. Несколько человек уже арестованы и переведены в Лукишки. Все ходят опущенные и встревоженные. Опасность висит в воздухе. Нет! На этот раз мы не позволим вести нас на убой, как собак! В последнее время обсуждаем это на нашем (…) и готовы действовать в любой момент. Мы должны быть уверены в себе. Эта мысль укрепляет дух, вселяет стойкость и смелость.
Воскресенье, 4 апреля
Однако ребята не поддаются плохому настроению. Каждое воскресенье в клубе дают представление. Сегодня вечер шуток. Поем и веселимся — как мы, молодежь, всегда и развлекались.
Понедельник, 5 апреля
В 3 часа ночи в воскресенье были перекрыты все улицы гетто. От железнодорожной станции в Каунас отправлялся большой состав с местными евреями и группой в 300 человек из Сола и Сморгони. Я стоял в воротах и видел, как они паковали вещи. В хорошем расположении духа, весело шли к поезду. Сегодня до нас дошли ужасные сведения: 85 железнодорожных вагонов с евреями, около 5000 человек, не доехали до Каунаса, как было обещано, а отправлены поездом в Понары[43] и там расстреляны. 5000 новых кровавых жертв[44]. Как ударом грома глубоко потрясено гетто. Ужас кровопролития овладел всеми. Всё началось снова. Опять реальностью стали когти ястреба. Люди сидят в клетке, как в гробу. С другой стороны подстерегает враг, готовый уничтожить нас по плану, изощренно, как доказала сегодняшняя резня. Гетто скорбит, оно угнетено. Мы не защищены и оставлены умирать. Опять над улочками вильнюсского гетто повис кошмар Понаров. Ужасно, ужасно. Как призраки ходят люди. Заламывают руки. К вечеру экстренное собрание. Ситуация подтвердилась. Нам не на кого рассчитывать. Слишком велика угроза. Мы верим только в собственные силы. Готовы в любой момент.
Вторник, 6 апреля
Обстановка угнетающая. Известны все страшные подробности. 5000 евреев вместо Каунаса были отправлены в Понары и расстреляны. В смертельном отчаянии люди, как загнанные звери перед смертью, ломали железнодорожные вагоны, маленькие окна, зарешеченные толстой проволокой. Сотни были застрелены при попытке к бегству. Железная дорога на большом расстоянии покрыта трупами. Сегодня в школе нет занятий. Дети бегут из своих домов, потому что там ужасно оставаться из-за общего настроения и состояния женщин. Учителя тоже подавлены. Мы сели в кружок. Вновь собираем силы. Поем песню.
В сумерках вышел на улицу. Пять часов вечера. На гетто страшно смотреть: над ним нависают и опускаются тяжелые свинцовые тучи. Темно как перед бурей. Наше настроение как небо — мрачное и беспроглядное. Все вышли на улочки.
Для сбора мертвых тел из ям было назначено 25 полицейских. Из Понаров приходит много беглецов. Вот идет еврей. За ним — целая толпа народа. Он бледен, смотрит вокруг дикими глазами. Его шуба полностью покрыта известью. Здесь ведут троих ребятишек, приехавших с крестьянами. Несут раненых. Становится все темнее и темнее. Внезапно загрохотал гром, вспыхнула молния и начался дождь. Беспокойные, угрюмые люди убегают из нескольких улочек. Яростно хлещет дождь, как будто хочет смыть всё в этом мире…
Поздно вечером я в клубе. Темно. Свет зажигают только в 9 часов. Люди сидят в темноте. Ребята поют. Ощущение угнетения и страданий. По-прежнему положение очень напряженное. Мы настороже и готовы к действиям. Мысль эта облегчает трудные часы.
Среда
Настроение немного лучше. Из клуба доносится радостная песня. Однако возможно всё: понедельник показал, что ничему нельзя ни верить, ни доверять. Мы можем быть обречены на худшее.
Приложение
Сора Волошина
13.7.44
Вечер. Я ускользнула с улицы Вивульской (где расположился наш отряд). Прошло немало времени, и вот я снова на улицах города. Смотрю вокруг. Всё такое знакомое, раньше я очень часто тут бывала. Иду дальше, сердце бешено колотится: я подхожу к гетто. Дохожу до улицы Страшун. Меня охватывает странное ощущение. Каждое здание, каждый обломок о многом напоминает. Каждый день по этим улицам текли людские потоки, здесь всегда господствовали суматоха и шум, а теперь… теперь гнетущая тишина. Кругом ни души. Случайно проходит нееврейская женщина, и осколки стекла лопаются под ее ногами. Тяжело дыша, перехожу с улицы на улицу.
Вот наш двор. Вглядываюсь в разбитое и шатающееся здание. Поколебавшись мгновение, вхожу во двор. Кажется, наша квартира цела. С остановками поднимаюсь по лестнице. Вот наша комната. Перехватило дыхание. Смотрю на четыре голые стены и сразу же поднимаюсь на чердак. Без лестницы, с большим трудом, подтягиваюсь наверх. Я в нашем «укрытии». Меня сотрясает дрожь. Во время ликвидации гетто здесь жила вся моя семья, и отсюда их всех отправили в Понары.
Разрываю песок. Может быть, что-то обнаружу. И действительно нахожу пыльные фотографии, наши фотографии. Продолжаю искать. В углу, в грязи лежит записная книжка. Глаза наполнились слезами, я чуть не упала от горя. Это записки моего друга — его дневник гетто. Подняла. Он весь в грязи и пыли. Какие боли мальчишка поверял дневнику. Всюду носил его с собой и всегда прятал. Никому не показывал. Ему это было очень важно и дорого. На мгновение я глубоко задумалась. Но тут же вскочила и начала спускаться. Я тоже вся в грязи. Никуда больше не заглядывая, с записной книжкой и фотографиями возвращаюсь прямо в отряд. Я очень взволнована, вся в испарине.
Прежде всего взяла влажную тряпку и стала стирать пыль и песок с каждой страницы. После этого, затаив дыхание, начала читать. С каждой страницы вставала картина великих страданий, того, что случилось с нами, всего, что происходило. Продолжаю читать, и он встает перед глазами. Вот он убирает дом (пока родители были на работе, все домашние дела были на нем — приготовление пищи, мытье и т.д.); а здесь он — в школе на уроках, на улице с приятелями; передо мной его интересные и впечатляющие сочинения, которые он писал в гетто: на празднование дня Красной Армии, на майский праздник; его значительная деятельность как «пионера», в школе и в клубе… я больше не могла думать. Видела только наше «укрытие», угол чердака, где он сидит и читает книгу, тихий и молчаливый, лишь изредка что-то произнося. Отсюда его погнали в Понары. Теперь остался только дневник, который так много говорит о его впечатлениях, о том, что с ним случилось и обо всех переживаниях.
Сора Волошина-Каливац, родственница автора, в школе сидела с Ицхоком за одной партой. Именно она после освобождения города нашла дневник. Член ФПО (Партизанской организации Фарейникте) — объединенной партизанской организации, созданной в Вильнюсском гетто в 1942 году. В нее входили сионисты, бундовцы (еврейские социалисты) и коммунисты (Яков Глатштейн, Израель Кнокс, Самуель Маргошес, Мордехай Бернштейн, Ада Б. Фогель, другие единомышленники. (Антология литературы Холокоста. Филадельфия, 1969, с. 398, 399). Она одна из немногих пережила Холокост; живет в Израиле. В дневнике Рудашевский упоминает своего дядю, брата матери, и отца Серке, Арна Волошина (исполнительного директора ежедневной газеты Vilna Tog («День Вильнюса») и его жену Зельду. Родители Серке и ее сестра Шуле погибли.
Примечания
[1] Немецкий титул. Приветствие было от главы рейхскомиссариата (буквально: правительственного комиссариата) Остланда, административной единицы, включавшей Эстонию, Литву, Латвию и часть Белоруссии. Его штаб-квартира находилась в Риге. «С фюрером к победе!» (на немецком языке).
[2] «С фюрером к победе!» (на немецком языке).
[3] «Германия, куда ты идешь?» «Да здравствует 9 ноября 1918 года!» Хотя оба лозунга написаны по-немецки, слово «gehstu» может быть еврейским подражанием немецкой стандартной форме «gehst du», «wiwat» должно быть написано «vivat», от латинской формы «Да здравствует», «Долгой жизни». Второй лозунг — это намек на крушение кайзеровского режима после поражения в Первой мировой войне (см. комм. 40).
[4] В оригинале дневника на идиш используется цифра 5 вместо А, 4 вместо В, 3 вместо С. По словам профессора Марка Лившица, коллеги редактора, такая система градации преобладала в освобожденной Польше с 1918 года до настоящего времени. Редактор перевел цифры в буквенный вариант для удобства понимания американского читателя
[5] Здесь используется немецкое слово «antlassen», точнее «entlassen», что значит «увольнять, лишать работы».
[6] Дека — сокращенная форма от «декаграмм», метрической системы измерения веса в 10 грамм, или 0,3527 унции (ср. Вебстер, с. 678).
[7] Горькое высказывание о «витамине П» (покровительстве), столь важном для каждого человека в гетто, распространилось по всем районам оккупированной Польши. Еврейское слово «pleytzes» («плечи») также начинается с буквы «п» и означает сильную спину.
[8] Одна из технических школ в гетто специализировалась на двух профессиях — слесаре и электромеханике. В течение нескольких месяцев ребята проходили интенсивный курс обучения, а потом шли работать по специальности. Во главе школы стоял инженер Шрайбер, который до войны руководил технической школой «ОРТ»
[9] Дворжецкий упоминает, что драматический кружок среди прочих показал публике и эти номера. Одним из помещений для таких выступлений была большая аудитория, где проводились бесплатные представления для рабочих. «Заколдованный портной» — известный рассказ Шолом-Алейхема, «Стража» (первоначально «Ночная стража») — поэма Переца с подзаголовком «В подражание благочестивому еврею». Он высмеивает тех представителей еврейской общины, которые боятся любых прогрессивных политических перемен. Поэма, которую часто декламировали рабочие — поэтическое переложение Nachtwacherlied Шамиссо с рефреном «Lobt die Jesuiten!» («Восхваляйте иезуитов»). «Куклы» — пьеса, поставленная в детском клубе режиссерами Гилинским и Трупянским. «Mered» на иврите значит «восстание». Аба Ковнер подготовил для хора поэму Шлонского с тем же названием (Дворжецкий, с. 230–231, 234 и далее, 401; см. также архивы YIVO, которые сохранил А. Суцкевер; материалы, относящиеся к истории гетто в Вильнюсе, собранные Ш. Качергинским, — листок программы, датированный воскресеньем, 31 января 1943 года). Этот вечер, посвященный Шолом-Алейхему, проводился в большой аудитории. Во второй части вечера были представлены два акта спектакля «Заколдованный портной» по Шолом-Алейхему в постановке драматического кружка молодежного клуба; И.Л. Перец. Shriftn («Письма»), Юбилейное издание. Варшава, 1901. Ч. 2, с. 35–36; Залман Рейзен. Leksikon fun der yidisher literatur, prose, un filologye («Словарь еврейской литературы, печати и филологии»). Вильнюс, 1927. Т. 2, с. 1001, 1031; Оскар Ф. Вальзель. Chamissos Werke. Немецкая национальная литература, 148. Band, Штутгарт, 1892, с. 70.
[10] Название стенгазеты в молодежном клубе. Первоначальное название Tsvishn Vent un dokh Yung (буквально «За стенами, но все равно молодые») стало лозунгом для всей молодежи. Рудашевский был выбран в редколлегию газеты.
[11] Авром Железников — сын одного из руководителей Бунда в Вильнюсе. Был партизаном, пережил Холокост (см. Крук, с. 123, 312; Дворжецкий, с. 373).
[12] Рейзе Столицкий — секретарь молодежного клуба (см. комм. 89).
[13] Рохл Броуде — образованная и талантливая учительница, преподавала в Вильнюсе в школе имени Фруга. В гетто работала в школьном отделе Юденрата. Была связана с подпольем. Погибла в Майданеке (см. Lerer-Jiskor-Buk, с. 69; Крук, с. 193).
[14] Элиоху Пильник — сын вильнюсского трубочиста. Закончил обучение в YIVO в Вильнюсе. Активно участвовал в театральных кружках. Погиб в бою при попытке прорваться из гетто в лес к партизанам (см. Дворжецкий, с. 400 и далее).
[15] Не названный здесь человек — Моня Ступель, зять известного руководителя Бунда Боруха Виргили Коэна. Активно участвовал в «Вилбиг» (Vilner Bildungs-Gezelshaft), Вильнюсском образовательном обществе, в гетто работал на бирже труда. По поводу отношений между ним и Любе Левицкой см. Крук, с. 443, 450.
[16] Khamishoser (Bi-Shvat) Tu Bishvat, 15 день Шаббата (евр.). Новый год для деревьев (Вейнрейх, с. xxxviii, xli, 606 [187]). Этот фестиваль описан в Ghetto Yedies («Новости гетто»), официальном листке Юденрата (№25 от 24 января 1943 года):
«В пятницу в 12:30 в театре гетто состоялось празднование Khamishoser BiShvat для учеников старших классов начальной школы и mitlshul. Вступительным словом торжество открыл директор школьного отдела г-н Диментман. После этого дети приветствовали представителя гетто, который среди прочего высказал пожелание, чтобы ученики символически посадили деревья надежды вместо настоящих деревьев.
Потом дети устроили представление, а также участвовали в игровых и песенных номерах.
В конце была премьера детской оперы „Куклы“. Ребята приветствовали присутствовавших на спектакле автора текста г-на Гилинского и композитора г-на Трупянского» (см. Дворжецкий, с. 230–231).
[17] В гетто Вильнюса были организованы большие мастерские, в основном слесарные и плотницкие. Их заказчиками были многие немецкие и литовские фирмы. Само существование этих мастерских отражало точку зрения, широко распространенную в определенных кругах гетто, что производство в гетто, приносящее «пользу», обеспечивает безопасную жизнь. Все работники этих подразделений имели желтые «рабочие удостоверения», получали больший паек, чем остальное население. Когда было организовано подполье, они стали производить оружие для партизан и комплектующие части к нему (см. Дворжецкий, с. 173 и далее).
[18] Александр Остапович Авдеенко (1908–1996), украинец, писал на русском языке. В основном это были романы, посвященные рабочему классу и войне. Его роман «Я люблю» был опубликован в 1933 году.
[19] Йоаш — псевдоним Йоаша Шломо Блумгардена (1870–1927), выдающегося идишского поэта, известного прекрасными описаниями природы, который ввел в поэзию мотив красоты. Его цикл «Стихи сквозь туман и солнечный свет» (1913), сборник лирических стихотворений, звучит как «первая чистая нота национальной музыки в идишской литературе». Суцкевер написал стихотворение в честь торжеств в Вильнюсском гетто, посвященных Йоашу, в котором утверждает, что красота превыше смерти и побеждает ее (А. Суцкевер. Стихи. Т. 1, с. 296 и далее). «Еврейские легенды» Йоаша ставят его в ряд первых представителей романтизма в идишской литературе. В драматических портретах, таких как Саул, Хоркенес и подобных, он смог подняться до вершин древнегреческой трагедии. Его главным достижением, возможно, стал классический перевод на идиш Ветхого Завета, который он начал в 1907 году и продолжал до конца жизни (Рейзен (Вильнюс, 1928). Т. 1, с. 1244–1253; Мэдисон, с. 165–181; подробное обсуждение и оценка его перевода Библии — см. Шмуель Фейгин. Yehoash’s Yidishe Iberzetsung fun Tanakh (Йоаш. Перевод Библии на идиш) // Di Tsukunft Май. 1930. №5. Том. XXXV, с. 355–360; Гарри М. Орлинский. Йоаш, перевод Библии на идиш // Журнал библейской литературы. Филадельфия, 1941. LX, с. 173–177; см. также Илья Фальков. Yehoash un zayn Tanakh Iberzetsung («Йоаш и его перевод Танаха (Библии)») // Der Wecker. Июнь. 1970. № 1121. Т. 2, с. 9.
[20] YIVO, аббревиатура Yidisher Visnshaftlekher Institut (Научно-исследовательский институт идиша), основан в Вильнюсе в 1925 году. В нем собрано много сокровищ еврейского фольклора и проводились исследовательские работы по еврейскому языку и литературе. В штаб-квартире института (ул. Вивульская, 18) был организован Немецкий отдел (Einsatz-Stab Rosenberg), который занимался конфискацией книг, документов и ценных экспонатов еврейской культуры. В 1940 году штаб-квартира YIVO была переведена в Нью-Йорк, где с 1925 года существовало его отделение, см. также Дворжецкий, с. 319, 320, 332.
[21] Любе Левицкая — прославленная певица, горячо любимая молодежью общины Вильнюса. В гетто выступала в концертах фольклорной музыки. Все усилия по ее спасению из тюрьмы Лукишки оказались тщетными. Информация о ней есть в «Словаре еврейского театра» Залмана Зильберцвейга и в Kdoshim Band (Книга мучеников. Мехико, 1967. Т. 5. Столбцы 4340–4349).
[22] Не названный здесь человек — Моня Ступель, зять известного руководителя Бунда Боруха Виргили Коэна. Активно участвовал в «Вилбиг» (Vilner Bildungs-Gezelshaft), Вильнюсском образовательном обществе, в гетто работал на бирже труда. По поводу отношений между ним и Любе Левицкой см. Крук, с. 443, 450.
[23] Анатолий Фрид — ассимилированный еврей, до начала войны занимал должность директора общинного сберегательного фонда. В гетто до назначения Генса был официальным руководителем первого и второго Юденрата. Перед ликвидацией гетто в 1943 году был перевезен в Эстонию, погиб в Кайзервальде. О Фриде, «председателе» гетто в Вильнюсе, см. Крук, с. 11, 117–118, 203–204.
[24] Дата должна быть «Воскресенье, 28 февраля». Рудашевский ошибся.
[25] Ссылка на новости о нелегальной деятельности пионерской организации (см. комм. 1). В соответствии с идишской версией Di Golden Keyt, с. 53, «п» означает «пионерский», «М» — «Мире Бернштейн». «Му» (в РП написано «М») — «Музе Сагинор».
[26] «Оп.», вероятно, относится к «Опескин». В ПИ (с. 98) фамилия написана полностью, в Di Golden Keyt, с. 53 приведена в скобках. Об Опескине — см. комм. 56.
[27] Дворжецкий (с. 235) описывает публичные судебные процессы против Иосифа Флавия и Ирода, организованные исторической секцией клуба. В этих процессах прокуроры, защитники и судьи, по сути, судили коменданта гетто Янкева Генса. Подготовительная работа для проведения судов против Ирода и Флавия была, очевидно, выполнена на основе школьных сочинений (см. с. 91, 92, 95, 109 и далее). Доктор Исайя Транк в своей работе Geshtaltn un Gesheenishn, Historishe Eseyen («Люди и события. Исторические очерки». Буэнос-Айрес, 1962, с. 213) упоминает о публичном судебном процессе, проведенном историческим кружком в марте 1943 года, на этот раз против Флавия. В частной беседе с редактором доктор Транк отметил, что у Генса больше логических параллелей с еврейским историком Флавием, чем с Иродом. Этот процесс упомянут в данном издании на с. 74, 77, 105 и далее. Параллель между Иродом и Генсом подчеркивается в примечаниях к переводу на иврите (с. 122), в котором редактор утверждает: «Процесс против Ирода переступил пределы исторического рассмотрения; в образе Ирода каждый видел явный намек на Генса, коменданта гетто».
[28] Второй Храм в Иерусалиме был разрушен римлянами в 70 году до н. э.
[29] Как здесь упоминалось, Йоханан из Гуш Халав был вождем зелотов, воевал с римлянами в период разрушения Второго храма. Он пришел из Гуш Халав в Галилею и защищал город от римлян. Он также предостерегал синедрион от еврейского начальника Галилеи Йозефа, сына Маттафия (Флавия), которого считал предателем. Йоханан со своими сторонниками пошел в Иерусалим. Там он вместе с другими вождями зелотов вел войну против римлян до тех пор, пока город не был захвачен. Римляне приговорили его к пожизненному тюремному заточению. Флавий пишет о нем в книге «Войны и автобиография» (Симха Петружка. Еврейская популярная энциклопедия. Монреаль, 1943. Т. 2, с. 44).
[30] Ссылка на новости о нелегальной деятельности пионерской организации (см. комм. 1). В соответствии с идишской версией Di Golden Keyt, с. 53, «п» означает «пионерский», «М» — «Мире Бернштейн». «Му» (в РП написано «М») — «Музе Сагинор».
[31] Город Великие Луки расположен в европейской части Советской России, на реке Ловать, в 200 милях западнее Калинина (Твери). Был оккупирован немцами в 1941–1942 годах (см. Вебстер, с. 3124).
[32] Суцкевер так рассказывает о проекте: «В память о Йоаше, идишском поэте и переводчике Библии, литературный кружок в аудитории молодежного клуба подготовил богатую красочную выставку. В течение полугода из библиотек и музеев города я приносил в гетто литературные произведения, картины, письма и рукописи поэта, а также оригиналы писем Йоаша… в разделе «Переводы Библии на идиш» были ценнейшие издания на идиш… Выставка, как и многие культурные проекты в гетто, была секретной и нелегальной. В течение дня дверь была зашита досками, чтобы немцы во время обходов не могли ее обнаружить. Открылась выставка только в сумерки» (А. Суцкевер. Гетто Вильнюса. Перевод с идиша на иврит Натана Ливне. Тель-Авив, 1946–47, с. 92–93).
[33] Дворжецкий (с. 235) упоминает, что для юбилеев Бялика, Переца и Йоаша молодежный клуб организовывал выставки и давал драматические представления. Он ссылается на постановку пьесы Йоаша «Давид и Соломон», но не пишет о пьесе «Саул».
[34] Обсуждались в газете Goniec Codzienny («Ежедневный вестник»), выходившей на польском языке, которая появилась в Вильнюсе при немецкой власти. Она распространяла злобную пропаганду против евреев. Об этой газете — у Дворжецкого, с. 27, 324.
[35] Немецкие захватчики старались использовать вражду литовцев к СССР, требуя объединить отдельные литовские воинские подразделения в составе немецкой армии для отправки на восточный фронт. В свою очередь литовцы ставили условие, чтобы Германия заявила о готовности создать независимое Литовское государство. Когда немцы отказались принять это требование, литовцы разрушили рекрутские пункты.
[36] Ссылка на новости о нелегальной деятельности пионерской организации (см. комм. 1). В соответствии с идишской версией Di Golden Keyt, с. 53, «п» означает «пионерский», «М» — «Мире Бернштейн». «Му» (в РП написано «М») — «Музе Сагинор».
[37] «Г. Г.» — начальные буквы «Gettovorsteher» (глава гетто). «С» — по-видимому, аббревиатура от «Сионисты». Представления автора дневника не обоснованы. Его слова отражают внутреннюю борьбу, которая была прекращена по согласованию с образовательными учреждениями гетто. Эти структуры действовали в соответствии с одобренной программой различных идеологических течений в делах еврейской общины в гетто.
[38] Взято из книги Di Goldene Keyt, с. 55, где за «к» следует «коммуна». В ПИ, с. 102, приведен вариант «hak [omuna] hap[arisait]» (Парижская коммуна). Парижская коммуна — революционное правительство, принявшее за основу коммунистические принципы, которое после отступления немецких войск в период с 18 марта по 28 мая 1871 года установило в Париже свою власть (см. Вебстер, с. 541).
[39] Иронично сказано о Лео Бернштейне, директоре молодежного клуба (см. комм. 118).
[40] Шмерке Качергинский — поэт и член группы «Молодой Вильнюс». Партизан, один из активных участников молодежного клуба. Остался в живых, позже опубликовал книги о гетто Вильнюса и о партизанских боях. Также собрал и издал песни гетто. Погиб в авиакатастрофе в Аргентине. Его размышления о вечере в Вильнюсском гетто, посвященном этой группе авторов, дают глубокий анализ литературного значения «Молодого Вильнюса» (см. Крук, с. 319 и далее). Вечер состоялся 25 июля 1942 года (см. также Дворжецкий, с. 234, 255, 256, 275, 277, 282 и далее, 320, 400 и далее).
[41] Элиоху Пильник — сын вильнюсского трубочиста. Закончил обучение в YIVO в Вильнюсе. Активно участвовал в театральных кружках. Погиб в бою при попытке прорваться из гетто в лес к партизанам (см. Дворжецкий, с. 400 и далее).
[42] Это новое слово — сатирическое выражение, основанное на привычном слове «Homentash», по имени персидского министра Амана, ненавидевшего евреев, персонажа Книги Эсфирь Библии. «Homentash» («Уши Амана») — это выпекаемый в Пурим маленький кекс треугольной формы, обычно с начинкой из маковых зерен и меда или чернослива, орехов и цитрусовых.
[43] Понары, долина в 10 км от Вильнюса, место массового убийства евреев города и окрестностей. Их расстреливали, а тела потом сжигали на костре. Сейчас это место включено в состав национального музея Литвы.
[44] Данное трагическое событие рассматривается как у Дворжецкого (с. 421 и далее, 499), так и у Крука (с. 499 и далее в некоторых местах, 505 и далее). Крук утверждает, что более четырех тысяч человек верили, что их переселяют из Вильнюса в Каунас, вместо этого в восьмидесяти трех железнодорожных вагонах они были перевезены в Понары. Миллер, окружной комиссар Каунаса, и Липцер, который играл в Каунасе такую же роль, как Генс в Вильнюсе, отказались подтвердить, что у них есть место для пяти тысяч евреев. Вероятнее всего, это была отвлекающая тактика гестапо.
Страшный рассказ.
И удивляет открыто проявленная незаинтересованность в нем
Это НАДО прочесть каждому, кто считает себя евреем.
Впрочем и не евреям тоже.
По своей силе и трагизму никак не устапает всемирно известному Дневнику Анны Франк и дневнику Маши Рольникайте.
Это значительно лучше дневника той же Анны Франк. Плюс подлинник. Не то, что в обработке родителей или ещё кого-то. Исаак шикарный писатель