ЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНА

Список евреев этого местечка, был составлен, по-видимому, еще до войны. Таким образом, Генах Гальбурт оказался в нем. На основании этого списка он был записан в «Яд ва-Шем» исследователем как уничтоженный фашистами в Дараганово. К счастью, это оказалось не так.

Любовь Гиль

ПАРТИЗАН И УЗНИК МИНСКОГО ГЕТТО — АЛЕКСАНДР ГАЛЬБУРТ

НОВОЕ О РОДОСЛОВНОЙ ВЕТВИ ГАЛЬБУРТ

(продолжение к главе «Гальбурт» в №111 «Старины») 

1    

Александр Ефимович Гальбурт и его книга «Выживший в аду. Незабываемое»

Вступительное слово

О том, что рассказам о родословной нет конца, уже не раз писалось многими авторами. Мой опыт это подтверждает. О родовых ветвях моего мужа Михаила Гиля немало было написано мной в №№ 108-111 «Старины». Казалось, обо всём уже рассказано и можно ставить точку.

Однако последняя — завершающая глава 2.2. «Гальбурт» в №111, [1], получила свое продолжение. После публикации этой главы мне представилась счастливая возможность вернуться к ней, чтобы в новой работе подробнее рассказать об Александре Ефимовиче Гальбурте, ז‘‘ל, узнике Минского гетто, партизане, авторе книг «Воспоминания» и «Выживший в аду. Незабываемое», а также дополнить генеалогическое древо семейства Гальбурт начиная от Генаха Файвелевича Гальбурта, дедушки Александра Ефимовича Гальбурта.

Благодаря главе «Гальбурт» удалось выйти на связь с сыном Александра Ефимовича Гальбурта, Михаилом Александровичем Гальбуртом. Михаил прислал мне две потрясающие книги воспоминаний его отца — «Воспоминания», [2], и «Выживший в аду. Незабываемое», [3], изданные в Минске в 2000 и 2003 годах.

Михаил Гальбурт инициировал публикации этих книг и внес существенный вклад в осуществление этих проектов.

Настоящая публикация подготовлена в тесном сотрудничестве с Михаилом Александровичем.

С особым чувством благодарности к нему хочу поделиться c читателями своими впечатлениями и не покидающими меня размышлениями об уникальной судьбе автора обеих книг. Вторая книга воспоминаний — «Выживший в аду. Незабываемое» заслуживает особого внимания. О ней и поведем наш рассказ. Книга потрясает нас живыми свидетельствами человека, прошедшего все ужасы этого кромешного ада, семь раз чудом спасавшегося и главное — к великому счастью — спасшегося от неминуемой гибели всем смертям на зло. Эта уникальная история является неоценимым наследием для последующих поколений.

В главе 2.2. «Гальбурт» в №111 «Старины», [1], приведено жизнеописание Александра Гальбурта, составленное сотрудниками Исторической мастерской ([4]) на основании его книги «Воспоминания», [2].

(Замечу: в [1] ссылка на [4] указана под номером [75])

Александр Ефимович Гальбурт
(1925, Минск — 2007, Сан-Хосе)

Краткая справка об авторе

«Александр Ефимович Гальбурт родился в 1925 г. в гор. Минске. До начала войны окончил семилетку и первый курс Минского техникума электросвязи. С июля 1941 года узник Минского гетто, где потерял всех своих родных. Бежал из гетто в августе 1943-го и до освобождения Белоруссии участвовал в партизанском движении. Инвалид Великой Отечественной войны.

 После получения аттестата зрелости в вечерней школе поступил в Белорусский политехнический институт и закончил его в 1950-м году. По специальности — инженер-механик по автомобилям. Работал в транспортных организациях, а с 1961 года — во вновь созданной в Минске Научно-исследовательской лаборатории автомобильного транспорта, где руководил отделом технического обслуживания и ремонта автомобилей. После преобразования лаборатории в Белорусский научно-исследовательский и технологический институт автотранспорта в 1971 году защитил диссертацию и стал кандидатом технических наук. Последние 15 лет перед выходом на пенсию проработал в должности заместителя директора института по научной работе, а три последних года — еще и заместителем генерального директора Научно-Производственного Объединения “Транстехника”.

Опубликовал более 130 различных работ — книги, брошюры, статьи и др. Получил 17 авторских свидетельств на изобретения. Удостоен медали “Изобретатель СССР”. Награжден одной золотой, одной серебряной и тремя бронзовыми медалями ВДНХ. Обладатель знака “Партизан Белоруссии” и многих советских, российских и американских наград, связанных с участием в Великой Отечественной войне. С выходом на пенсию награжден высшей наградой Белорусской Советской Социалистической Республики — “Почетной Грамотой Верховного Совета БССР”.

В 1994 году вместе с женой Ириной эмигрировал в США. Сюда же переехали его сыновья — младший в 1991-ом, старший — в 1995-ом — и внуки. Живет в Калифорнии, в городе Сан-Хосе»

Из переписки с Михаилом Гальбуртом, сыном автора:

«Расскажу, как папины воспоминания появились на свет. Когда папа с мамой переехали сюда, в США, к папе несколько раз обращались люди из Фонда Спилберга, чтобы записать на видео ленту его воспоминаний, как свидетеля Холокоста, прошедшего через гетто и концлагерь. Однажды папа даже попытался, но эмоции так его захлестнули, что он не смог продолжать. После этого он ещё несколько раз отказывал людям из Фонда Спилберга и говорил, что он не может вспоминать и рассказывать про это.

Тогда, чтобы оставить память потомкам, он решил, что вместо воспоминаний на видео, он напишет мемуары об гетто. Он начал собирать вместе разные заметки, которые он писал по поводу времени в гетто. Из них в конце концов в 2000 г. сложилась книга воспоминаний. Моя мама была главным редактором этой книги

В то время я взялся издать эту первую книгу воспоминаний. Так появилась первая книга воспоминаний, она была издана в Минске в 2000 году. Для оформления обложки этой книги я использовал мою старую фотографию памятника на месте концлагеря Тростенец, где мы были с папой в День празднования освобождения Минска в 1968 году.

После этого папа продолжал собирать и добавлять новые данные, которые стали появляться о Холокосте в печати и на Интернете, а также из переписки с друзьями и родными. Так оказалось, что многие вещи, опубликованные в первой книге, получили свои уточнения и дополнения, и возникла мысль о втором более полном издании.

 Один из моих знакомых, который прочитал папины воспоминания, посоветовал сделать профессиональную литературную обработку новой книги. По его рекомендации я обратился к Самуилу Куру (во второй книге его имя опубликовано как автора литературной обработки). Он — профессиональный журналист и литератор из Беларуси, тоже эмигрировал в США, в Сан-Франциско. Приблизительно полгода совместной работы папы с Самуилом при моем непосредственном участии для решения и согласования всех вопросов, привели к тому, что появился вариант второй книги. Самуил Кур сумел трансформировать папины воспоминания и собранные материалы в эмоциональный и захватывающий рассказ.

Вместе с папой мы отобрали фотографии для книги. Эта книга тоже издана в Минске в 2003 году. Вторая книга была издана в 220 экземплярах, и папа разослал ее родным, друзьям и в основные библиотеки Белоруссии, Израиля и Америки»

Книга [3] состоит из пролога, девяти глав, эпилога, краткой справки об авторе и послесловии Самуила Кура. Содержание и другие важные данные о книге можно увидеть и в [5]

Книга [3] начинается с ее посвящения памяти тридцати трём самым близким и родным людей автора, погибшим в 1941-1943 гг. в Минском гетто, список которых помещен в начале следующей части (2.).

Книга состоит из пролога, девяти глав, эпилога, краткой справки об авторе, послесловия Самуила Кура и приложений.

Названия первых пяти глав:

Глава 1. В огненном кольце
Глава 2. Отец
Глава 3. Мать
Глава 4. Я остаюсь один
Глава 5. На волосок от смерти

С этими и другими главами книги можно ознакомиться также в электронной версии книги, [6].

Названия глав 6, 7, 8, 9 будут указаны ниже, а также будут представлены несколько фрагментов большей части из них.

Кроме волнующего литературно-документального повествования свидетеля — очевидца, перенесшего неисчислимые страдания, в этой книге Александр Гальбурт приводит и свои исторические исследования. Каждая глава завершается глубоким анализом истории описываемых событий, к которому автор пришел спустя годы. Название такой части в каждой главе — «Взгляд из будущего».

 На 20-ти последних страницах книги «Выживший в аду. Незабываемое» помещены приложения:

1. Список подпольных групп, действовавших в гетто г. Минска в 1941–1943 гг.
2. Примерные данные о численности массовых уничтожений евреев Минского гетто и местах их смерти
3. Примерные данные о численности уничтожения евреев в отдельных крупных городах Белоруссии в годы их гитлеровской оккупации
4. Приговор Военного Трибунала Минского Военного Округа по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР
5. Литература

Послесловие Самуила Кура о книге Александра Гальбурта «Выживший в аду, Незабываемое», [3].

«Когда после знакомства с воспоминаниями Александра Гальбурта меня попросили сделать их литературную обработку, я согласился сразу. Не только потому, что я тоже из Белоруссии и многие мои родственники погибли в гетто. А, главным образом, потому, что я увидел перед собой правдивый, искренний документ, со строгим изложением фактов, последовательно описывающий, как это было.

Написанные взрослым человеком воспоминания подростка сохранили непосредственность и горечь восприятия того времени. Через трагедию мальчика, за считанные месяцы потерявшего всех своих близких, оставшегося один на один с идущей за ним по пятам смертью, мы видим трагедию целого народа, потерявшего шесть миллионов в огне развязанного нацистами геноцида.

Уже одних только свидетельств очевидца было бы достаточно для того, чтобы заслужить внимание читателей. Но Александр Гальбурт не ограничивается этим. Он изучил огромное количество материалов, дополняющих и уточняющих события той эпохи — изданные в последние годы книги, газетные статьи, исследования. Он искал отголоски трагических и героических событий, обращаясь к знакомым и незнакомым людям в Минске, Москве, Иерусалиме.

Это очень личная книга. Она — о семье, о простых людях, привыкших с детства трудиться, жизнь которых обрывается безжалостно и бессмысленно. Она — о юности, которой не было. И за каждой строчкой ясно виден образ автора — чистого, доброго, любящего, не утратившего эти качества, несмотря на нацистский ад и неимоверные страдания, через которые ему довелось пройти. Она — о боли потерь и поисках выхода. О жизнестойкости. О верности — дому, друзьям, долгу.

Это общественно значимая книга. Может, в первую очередь, даже не для старшего поколения, а для тех мальчиков начала XXI века, которые только вступают в жизнь. Им предстоит научиться распознавать истинное лицо дышащих ненавистью и нетерпимостью драконов, какими бы красивыми словами они себя ни называли — национал-социалисты, патриоты или правоверные, борющиеся против неверных. Им предстоит сделать выбор: укрепить фундамент нетленной ценности человеческой личности, низвергнув драконов, — или повторить судьбы тех, чьё человеческое достоинство было заменено лагерным номером, желтой нашивкой и, в конечном итоге, — вечным холодом безымянных братских могил.

Это книга, зовущая к тому, чтобы память была действенной».

Самуил Кур
Сан-Франциско

Вот одна из последних фотографий Александра Гальбурта. На праздновании 60-летия Победы на местном собрании Ветеранов войны Александру Ефимовичу подарили его портрет.

1.1.      Важные моменты из книги   

Ранее, найдя в интернете материалы [4], я была потрясена историей спасения Александра Гальбурта и решила ее полностью включить в свое повествование.

 В [1] писала: «Героическое прошлое Александра Гальбурта настолько волнующее, что нельзя не привести публикацию [75], помещенную на сайте «Историческая мастерская», где изложены основные вехи жизни Александра Ефимовича Гальбурта и его семьи»

Впечатление от написанного в книге «Выживший а аду. Незабываемое» в значительной степени увеличивает горечь потерь. Эмоциональный накал от прочтения этой книги превышает все мыслимые и немыслимые пределы, рассказ автора просто потрясает воображение.

Поэтому остановим внимание на нескольких важных моментах из книги Александра Гальбурта. [3].

Строки из главы «Пролог» ([3]).

«Я стою на углу Республиканской и Немиги. Этот январский день 1994 года выдался в Минске снежным и ветреным. Легкая метель гонит по мостовой сухие снежинки, скрывает за белой завесой уходящие вдаль кварталы. Я смотрю на город, в котором родился и прожил всю свою жизнь, на город, который, может быть, больше никогда не увижу. Завтра я улетаю в Америку.

Громады высотных зданий перемежаются с домами пониже, кое-где цепочкой тянутся старые, еще довоенные строения. Постепенно в снежном тумане исчезает всё вокруг, исчезает ощущение пространства и времени, остается только большой четырехугольник, замкнувший в себе несколько десятков улиц и переулков того далёкого года. И передо мной, как на огромной сцене, разворачивается трагическое действие — невидимое и неслышное никому, кроме меня. Я стою здесь, на углу, у входа в гетто и вижу колючую проволоку, в ушах звучит:”Хальт! Ком хир!”, потухшими глазницами окон смотрят серые дома. Один из них стал приютом для всей нашей семьи. Последним приютом.

 А до того многие годы мы провели тихо и мирно совсем недалеко отсюда, на улице Карла Либкнехта, и никто из нас не думал о том, что вокруг “немецкий” район — соседние улицы носили имена Клары Цеткин и Розы Люксембург. Пока не пришли настоящие немцы.

 Жили мы до войны скромно, если не сказать бедно. Так жили многие. Папа работал, мама занималась домашним хозяйством. Наш одноэтажный деревянный дом протянулся фасадом вдоль улицы. Хотя “наш” — это громко сказано. Мы занимали одну из пяти квартир, в соседней квартире обитал хозяин, мрачный мужчина по фамилии Трус. Напротив, в глубине двора, в домике поменьше разместились еще две семьи. Русские, белорусы, евреи. Центром нашей мальчишеской жизни, конечно, был двор. Здесь мы встречались, играли, бегали, на крылечке сражались в шахматы, обсуждали футбольные новости. И никого из нас не интересовала национальность других — просто соседи и друзья. Хотя из семи семей три были еврейскими.

 Я хорошо помню предвоенные годы. Нужда заставляла моих родителей держать квартирантов — сдавать одну из трех комнаток нашей и без того маленькой квартиры без удобств. Частенько мы с матерью ходили на расположенную недалеко от дома железную дорогу, где разгружались вагоны с дровами, и собирали там в мешки щепки и кору, чтобы было чем топить печку. Летом, когда кончались занятия в школе, меня отправляли к дедушке.

 Дедушка Генах, папин отец, жил на станции Дараганово, недалеко от города Осиповичи»

Глава 6. Побег. ([3]) с краткими комментариями

Предварительно вспомним обзор этих событий, приведенный в [4].

Побег из гетто и уход в партизаны     

Свой побег из гетто Александр Гальбурт описывает так:

«Однажды в августе 1943 г. нам на работе объявили, что обратно в гетто нас отвезут на машинах. Нам стало ясно, что это конец, и мы с Иосифом (сосед по квартире Александра) решили бежать. Около бывшего Суражского рынка, где теперь расположен пенициллиновый завод, когда охранник отвернулся к кабине машины и разговаривал с водителем, мы спрыгнули. Было темно, улицы в городе не освещались, шёл небольшой дождик, прохожих не было, и наш побег удался».

Несколько дней Александр и Иосиф прятались в помещениях неработающего кирпичного завода и изучали пути, по которым можно покинуть город. Но все дороги были перегорожены проволочными заграждениями, к тому же там проверяли документы у пешеходов и водителей машин»,[4].

Безусловно, такой краткий обзор событий не воссоздает всю ту ужасающую картину, участником которой оказался герой повествования. Обратимся к содержанию главы « Побег», чтобы ознакомить читателя более подробно с тем, что же кроется за немногими словами из [4]:

«Несколько дней Александр и Иосиф прятались в помещениях неработающего кирпичного завода и изучали пути, по которым можно покинуть город»

Юноша Александр остался один, потеряв всех своих родных после нескольких акций уничтожения в Минском гетто. Позже он напишет:

«Единственным человеком, с которым я мог теперь поговорить и посоветоваться, стал мой сосед Иосиф Кац. У меня сложились с ним очень хорошие отношения, хотя и был он, пожалуй, вдвое старше меня. То, что я потянулся к нему, вполне объяснимо, но, наверно, и он что-то увидел и нашел во мне, и это, в конечном итоге, способствовало доброжелательному тону нашего общения»

В это страшное время узники гетто, оставшиеся пока в живых, четко осознавали свой неминуемый конец.

 «Между тем, конец существования гетто и его обитателей неумолимо приближался. С каждым днем это ощущалось всё больше. Во второй половине августа 1943 года участились слухи о том, что ожидается последний погром, который поставит точку в судьбе минских евреев. Точной даты, конечно, никто не называл, так как ее не знали. Просто говорили, что погром будет в ближайшие недели или месяцы, потому что всё в гетто, по сути, к такому исходу подготовлено — оно к этому времени значительно уменьшилось по площади, и оставшийся небольшой жилой район стал непосредственно примыкать к еврейскому кладбищу».

 «В эти дни, приходя на работу, мы с Иосифом обсуждали одну тему: что делать дальше? Я настаивал на уходе из города. Надо пробовать, твердил я. Лучше погибнуть пробуя, чем погибнуть без всяких попыток. Иосиф сомневался, почему-то перспектива уйти к партизанам его не привлекала.

 Однажды, вернувшись домой, Иосиф нашел свою квартиру опустевшей. Никто его не встречал, мертвая тишина застыла в комнате. Соседка стояла неподалеку и, как видно, ждала появления Иосифа. Она подошла молча, у нее была тяжелая походка и потухшие глаза.

 — Соня вышла во двор погулять. С детьми, — сказала она безразличным, тусклым голосом. — Они налетели вдруг. Гестаповцы и полицейские. И — всё.

Она повернулась и пошла назад той же тяжелой походкой…

Гибель семьи изменила Иосифа. Теперь он сам завел разговор о том, что надо как можно быстрее покинуть Минск».

Иосиф еще до войны был хорошо знаком с русской семьей, жившей в домике возле кирпичного завода, недалеко от того места, куда узников гетто ежедневно приводили на работу. Эта семья — мать и ее 28-летний сын Константин.

«Мы решили искать помощи у его знакомых — Константина и его матери, чтобы как-то попасть в партизанскую зону. Это был единственный шанс, — ведь у нас не было ни оружия, ни драгоценностей, ни медикаментов, ни других необходимых в лесу вещей, без которых, как мы знали, в партизанские отряды не брали»

Как уже известно, Иосиф и Александр решились на побег и их побег удался. Иосифу удалось встретиться с Константином до побега и договориться, что в случае успеха, они с другом проберутся к их дому.

«Нам хватило минут 20-30, чтобы добраться до цели. Иосиф зашел в дом и через некоторое время вышел вместе с Константином, который сразу повёл нас к кирпичному заводу. С начала оккупации завод не работал.

 — Спрячетесь в зольниках, — сказал наш проводник, — там вас никто не найдет. Только говорите шёпотом, а лучше — вообще молчите. Вокруг еще могут бродить немцы из воинской части и искать тех, кто сбежал.

Он показал, как залезть в зольники, и ушел. Действуя наощупь и забравшись поглубже в указанный нам тоннель, мы устроились друг за другом, не рискуя особенно шевелиться»

«Шесть дней зольники служили нам укрытием, единственным местом, где мы чувствовали себя в безопасности. Это был странный “дом”. В зольных каналах царила кромешная темнота. Через каждые 80-100 метров в них были проделаны неширокие отверстия, которые мы называли лазами. От восхода солнца до наступления сумерек сквозь них пробивались в радиусе полуметра скудные порции дневного света.

Мы влезали внутрь и отползали влево или вправо метров на 40-50, чтобы расположиться между отверстиями. Диаметр зольного канала не составлял и половины нашего роста, — примерно, шестьдесят-семьдесят сантиметров. Поэтому единственным положением, в котором мы могли там находиться, было лежачее. В первый же день возникла совершенно понятная, но неотложная проблема — как сходить по нужде? Вскоре выход был найден. Мы ползли по каналу до основания дымоходной трубы, а там можно было выпрямиться в полный рост.

Но, конечно, главной составляющей нашего существования была зола. Мы спали на ней, ползали по ней, вдыхали ее вместе с воздухом, которым дышали. Она пропитала наши руки и лица, волосы, одежду. Следы от лат и нашивок сразу затерлись и совершенно не просматривались. Выбравшись ненадолго на поверхность, мы обнаружили, что похожи то ли на трубочистов, то ли на чертей.

Чувство голода не покидало нас. Немного еды приносил Константин. Иосиф как-то расплачивался с ним. Но пока мы находились в заточении, о том, чтобы раздобыть где-либо еще пищу, думать не приходилось».

От Константина им стало известно, что гетто обречено Далее Александр Гальбурт пишет:

«А машина, с которой мы сбежали, привезла всех евреев нашей колонны в концлагерь на улице Широкой. Такая же участь, по его сведениям, постигла в тот вечер и многие другие рабочие колонны. А это означало, что я в пятый раз ушел от охотившейся за мной смертью. И во второй раз увернулся от ее стремления заключить меня в свои цепкие объятья за воротами страшного лагеря»

Как-то в эти дни Александр и Иосиф, рискуя жизнью, оказались возле дома, рядом с которым увидели помпу — колонку с водой.

«Пить очень хотелось, и я подошел к ней, чтобы утолить жажду. В тот момент, когда я с наслаждением глотал прохладную воду, а Иосиф стоял невдалеке, неожиданно приоткрылась дверь этого дома, наружу высунулась старуха, и раздался ее крик на всю улицу:

 — Жиды проклятые! Что вам здесь надо? Вон отсюда!

 Мы сорвались с места и опрометью бросились в сторону, подальше от колонки, потом куда-то свернули и пошли очень быстрым шагом. Бежать было опасно. А уносить ноги надо было немедленно — поблизости, на Торговой улице, находился полицейский участок, и старухин крик мог привлечь внимание полицаев. Мы пришли в нормальное состояние, избавились от страха погони и почувствовали себя в безопасности только, когда спустились в зольные каналы нашего подземелья»

Их положение казалось безвыходным, везде, на всех улицах находились заслоны, немцы никого не пропускали без документов.

 «Наступил седьмой день. Мы очень рано проснулись, выбрались наверх и сидели, обдумывая наше положение. Так продолжаться дальше не могло, это было совершенно ясно. Надо предпринимать решительные действия. Но какие?

 — Давай сегодня разделимся, — предложил Иосиф. — У тебя есть еще один маршрут

 — на запад. Помнишь Старое Село?»

«И знаешь, что — если попадешь в Старое Село, а я в этом уверен, ты везучий — не возвращайся назад. Обо мне не думай»

 О моменте расставания:

 «Мы встали.

 — Бывай, — сказал Иосиф, протягивая руку. — Я пойду первым.

Мы распрощались. Я смотрел ему вслед. Впервые после нашего бегства мы расставались. За эту неделю он стал мне таким близким, почти родным…Я страстно желал ему удачи… У меня было необъяснимое предчувствие, что мой поход завершится успехом и в ближайшее время я не вернусь в город.

Я стоял и смотрел вслед моему другу. Когда Иосиф, не оборачиваясь, завернул за угол и исчез из поля зрения, я еще раз отряхнулся от вездесущей золы и зашагал на запад»

В кратком обзоре [4] описан приход Александра к партизанам.
Но чтобы представить себе тот неимоверно сложный и опасный путь Александра к партизанам нужно обратиться к 7-й и 8-й главам книги.

7-я глава — «Еврейский портной», 8-я глава — «В партизанской зоне».

В 7-й главе Александр Гальбурт описывает невероятно сложный путь в партизанский отряд, находившийся в Налибокской Пуще.

Пройдя семь кругов ада, каждую минуту находясь на лезвии бритвы, он, наконец, достиг цели. Вот фрагмент из главы 7 — «Еврейский портной».

«Я хотел любой ценой попасть к партизанам, хотел драться с фашистами, которые погубили всех моих близких.

И переходя от одной группы людей к другой, от одного двора к другому, от встречного к встречному, я настойчиво повторял один и тот же вопрос: как пройти в партизанский отряд? Отвечали мне либо уклончиво, либо всё опять сводилось к оружию.

И всё же мне снова повезло. Во время разговора с очередным вооруженным мужчиной выяснилось, что мой собеседник тоже из Минска. Узнав, что я сбежал из гетто, он посоветовал мне обратиться к портному — еврею.

— Его все тут знают, — сказал мой земляк. — Он партизанским командирам форму шьет. Как положено, — военную. Они ведь — кто лейтенант, кто капитан, а кто и майор, а в большинстве, как мы, в гражданском ходят. Так он им шинели справляет, кителя, костюмы даже. В общем, пойдешь по этой улице до сельмага, за ним свернешь направо и увидишь большой дом с железной крышей. Там он и работает.

 Мастерскую я нашел быстро. Впустивший меня пожилой человек в жилетке выглядел совсем по-домашнему.

— Откуда ты пришел ко мне, хлопец? — задал он вопрос, который сегодня приходилось слышать уже не раз. Но он произнес его очень мягко, с теплой, доброжелательной интонацией.

— Мне удалось убежать из Минского гетто, — ответил я. — Ему со дня на день придет конец. Там осталось людей немного. А немцы готовят последний погром. И тогда в городе вообще не станет евреев. Останутся лишь те, которые в лесу.

— Ну что ж, всё ясно, — скорбно покачал головой портной. — Ах, какой был город! Какие люди были! Твое счастье, что ты здесь. Вот что — пойдешь в Налибокскую пущу. Конечно, голодный?

 Я кивнул. Он налил мне миску борща. Я не ел такой, кажется, целую вечность. А хозяин мастерской, между тем, принялся за прерванную работу.

 Помещение было завалено большими и малыми кусками материала, в основном, защитного и серого цвета. Висели готовые и только начатые изделия. Создавалось впечатление абсолютно мирной обстановки. Оно усиливалось уверенными, неторопливыми движениями невысокого человека с обликом типичного еврейского портного. Такого, как показывали в фильмах или описывали в книгах. Портновский сантиметр на шее. На пальце — мужской наперсток, без донышка. На столе — мелок, большие ножницы. Рядом длинная линейка — деревянный метр. Острый перочинный ножик — пороть швы. На подставке утюг с углями. Возле окна — ножная швейная машинка Зингер.

 Когда я поел, портной уточнил ситуацию:

— У меня заказ из Налибокской пущи. Хлопцы оттуда приехали и ждут. Я закончу завтра-послезавтра. Отправишься с ними и доберешься до места. А пока иди на сеновал, отдохни.

 Расположившись на мягком, душистом сене, я попытался вспомнить, что такое Налибокская пуща и где она находится. Но в памяти ничего не всплывало. Про Беловежскую пущу я знал, хотя и не бывал в ней никогда. Но слышал, что она на границе с Польшей. А то, что в Белоруссии есть еще какие-то пущи, мне, городскому мальчишке, и в голову не приходило. В семилетке мы ничего подобного не учили. Впрочем, какое это имеет значение! Скоро познакомлюсь с Налибокской пущей.

 На следующий день я уже знал, что здешний портной — действительно личность почти легендарная. До войны он работал в Минске, в ателье, которое шило специальную форму для командного состава армии. И теперь он просто продолжал свое дело в малой партизанской столице — Старом Селе. У него был огромный объем работы, и ее результаты тоже были вкладом в борьбу с врагом, потому что советская военная форма повышала авторитет партизанских руководителей в глазах местного населения и подкрепляла веру в скорое освобождение.

 Во второй половине дня партизаны получили свой заказ, и мы двинулись в дорогу. Моих спутников было двое, оба на лошадях, один вооружен автоматом, другой — винтовкой. Я, естественно, — безоружный и безлошадный.

 Путь оказался долгим. Мы пробирались через леса и поля, пересекали болотистые участки и топи, миновали хутора и небольшие деревни. Временами то один, то другой из моих сопровождающих слезал с лошади и давал мне возможность проехаться. Я никогда прежде не занимался верховой ездой, и мне было очень интересно испытать новые ощущения.

 Я удивлялся, как партизаны помнят дорогу и на совершенно одинаковых развилках знают, где повернуть направо, а где налево. А еще я удивлялся тому, что наш переход оказался таким безопасным — мы ни разу не встретили ни немцев, ни полицаев.

 На ночлег мы останавливались в каких-то крошечных деревушках. Партизаны спали в домах, а мне выделяли место на свежем воздухе — в сараях, на сеновалах.

 На третий день поздно вечером мы достигли цели — добрались до Налибокской пущи и по различным лесным и проселочным дорогам проникли в район расположения партизанских отрядов. Здесь один из моих спутников распрощался с нами и повернул в свой отряд. А второй доставил меня до конечной точки — отряда Зорина, где и передал представителям его руководства. Я от всей души поблагодарил его и, как и с первым моим сопровождающим, очень тепло попрощался. Оказалось, его отряд расположен недалеко от зоринского, и он уехал к своим.» ([3]).

Вот и заключительный аккорд повествования о том, как молодому еврейскому парню удалось стать партизаном.

«Итак, простой еврейский портной сделал то, чего я не мог добиться сам, находясь в гетто; что оказалось не под силу многим знакомым, к которым я обращался; в чём мне отказывали даже тогда, когда я вырвался в свободную зону; к чему я стремился все эти годы — я стал партизаном!» ([3]).

1.2. Послевоенная жизнь Александра Гальбурта    

О том, как сложилась дальнейшая судьба «выжившего в аду» Александра Гальбурта повествуют заключительные главы книги.

В главе 9 — «Этот день Победы» автор рассказывает о своем возвращении в родной дом в родном городе Минске. Без слёз читать эту главу, как и все остальные, невозможно.

 «Итак, 12 июля 1944 года я вернулся в родной Минск. С волнением подходил я к району, где провел мои детские годы, откуда жестокая судьба бросила меня, по сути мальчишку, в кромешный ад гетто, и куда я возвращался ровно через три года — уже взрослым. Впрочем, трудно сказать, чего было больше — волнения или боли, потому что здесь меня никто не ждал.

 После разрушенных кирпичных зданий и обгоревших развалин центра города наша уцелевшая улица с одноэтажными деревянными домами, в окружении таких же, сохранивших довоенный вид, улиц казалась оазисом в каменистой пустыне. Я зашел в столь знакомый мне по детским играм двор. Ставни на окнах нашей квартиры были закрыты, на двери висел замок. Наверно, последние хозяева, жившие тут после нас, переселились назад, в свое прежнее жилище.

— Здравствуй, Саша, — услышал я знакомый голос.

— Здравствуйте, тетя Аня, — обернулся я.

— Жив — это главное. Значит, повезло.

— Да, я всё-таки попал к партизанам. Вот только из всей семьи один остался»

 «С помощью соседей мы открыли дверь. В распахнутые окна хлынул свет и теплый летний воздух. На миг мне показалось, что сейчас выйдет мама и спросит немного строгим, но заботливым голосом:

— Проголодался? Я тебе сварила картошки. А кислое молоко стоит в банке на окне.

 И папа, опустив на минутку газету, обратится ко мне из кресла:

— Знаешь, в сегодняшней “Советской Белоруссии” есть статья об удивительном изобретении.

 А Миша…

 Нет у меня Миши, нет моего старшего брата. И мамы нет. И папы. А на подоконнике только пыль, да неизвестно откуда залетевшая оса медленно ползет по оконному стеклу…»

 «Я сел на кровать и раскрыл найденную на полке среди учебников книгу В. Катаева на белорусском языке “Бялее парус адзiнокi”. На ней аккуратным почерком была сделана надпись: “Вучню VI Г класа 46 школы Гальбурту Саше за выдатныя паводзiны i выдатную вучобу. 25/III–39г., г. Менск. Дырэктар школы Клебанау”.

 1939 год. Как давно это было! В другой жизни…»

Перед нами послевоенное фото.

Александр Ефимович продолжает повествовать о своей послевоенной жизни в эпилоге.

В 1945 году, окончив вечернюю школу, он поступил в Белорусский политехнический институт, диплом получил в 1950-м.

Судьбоносное событие в его жизни произошло в 1946 году — он познакомился с Ириной Израилевич, студенткой строительного факультета. В 1949 году они создали крепкую семью, много лет счастливо прожили вместе до ухода Александра в 2007 году. В семье родились сыновья Михаил и Владимир, появились внуки, уже есть правнуки.

А вот как сложилось назначение после института и дальнейший трудовой и жизненный путь партизана, узника Минского гетто.

«В 1950 году я закончил институт и стал инженером-механиком по специальности “Автомобили и автомобильное хозяйство”. Осталась чистая формальность — комиссия по распределению должна была определить место моей будущей работы. Ира получила диплом на три месяца раньше, так как учеба у нее началась, соответственно, раньше. Ее как молодого специалиста направили на работу в пределах Белоруссии.

Наступил решающий день и для меня. Моя студенческая группа имела всесоюзное распределение, то есть выпускников направляли не только в нашу республику, но и по всем регионам Советского Союза. По принятому положению, порядок вызова на комиссию был такой: в первую очередь приглашались участники Великой Отечественной войны, женатые и хорошо учившиеся студенты. Я подходил сразу по всем трем критериям, — значит, меня должны были вызвать первым, в крайнем случае, вторым. Поэтому мы с Ирой, которая, конечно, меня сопровождала, не волновались — в Белоруссию было 7 мест.

Меня вызвали восьмым.

 Один из членов комиссии, любезно улыбаясь, обратился ко мне:

— Можете выбрать любое из этих мест, — и протянул мне список. Понятно, что Белоруссии там уже не было.

Чувство обиды ввиду явной несправедливости по отношению ко мне, уже накопившееся в период долгого ожидания вызова, готово было выплеснуться наружу, но я сдержал себя и спокойным голосом попросил:

— Оставьте меня, пожалуйста, в Белоруссии.

— К сожалению, — продолжая улыбаться, сообщил тот же член комиссии, — у нас остались только другие места. Берите то, что вам предлагают. Мы ведь даем вам возможность выбора.

— Но моя жена уже получила направление в Белоруссию. Я еще раньше подал заявление в деканат факультета, где указал об этом, а также приложил копию свидетельства о браке.

Сидевший в центре председатель комиссии директор института Дорошевич побагровел. Он привстал со своего места и резко выкрикнул:

— Дать ему остров Сахалин!

 От неожиданности я растерялся. Но меня уже подталкивали к выходу:

— Вопрос решен. Вы свободны.

 Я вышел и рассказал Ире о том, что произошло. Она расплакалась. Ситуация складывалась крайне неблагоприятно — ни один еврей из нашей группы не получил распределения в Белоруссию. Но потом мы решили еще раз пойти на комиссию — на сей раз вместе.

Дело в том, что до своего назначения директором института Дорошевич преподавал геодезию на строительном факультете и хорошо знал Ирину (их группа была маленькой, она образовалась в результате первого послевоенного набора в марте 1945 года). А директором он стал позже, после инсценированного пожара в институтской библиотеке. Тогда сняли с работы прежнего руководителя института еврея Позняка и назначили Дорошевича.

Мы пошли на комиссию, надеясь убедить ее нашими доводами. Говорили, что таким распределением разбивается семья, и мы еще раз просим оставить нас в Белоруссии.

 Дорошевич сразу узнал жену. Он бросил на нас откровенно злобный взгляд и обратился к секретарю комиссии:

— Мы не будем разбивать эту семью. Насколько я помню, ее группа еще не получила на руки документы. Пометьте: Израилевич Ирина. Отменить ей Белоруссию и направить туда же — на остров Сахалин.

В итоге я получил направление в Паранайский леспромхоз Сахалинской области. А Ире для того, чтобы ей выдали первоначально подготовленные документы, пришлось дать расписку о том, что она согласна с решением комиссии насчет меня.

Так на пороге вступления в самостоятельную жизнь мы оба столкнулись с проявлением государственного антисемитизма в советской стране. После всего пережитого во время войны и в гетто всё это просто не укладывалось в голове.

Ира определилась с работой — ее приняли в институт по проектированию промышленных предприятий “Белпромпроект”. А моя одиссея только начиналась.

Летом 1950 года я поехал в Москву, в Министерство лесного хозяйства СССР, просить изменения моего места назначения на Белоруссию или другое более близкое место. В министерстве пошли мне навстречу и отменили остров Сахалин. В качестве более близкого места мне определили Новосибирск, точнее, “Новосибирсклесхоз”. Я поехал туда. Но работы для меня там не оказалось, и меня направили в гор. Томск, в “Томлес”. Я поехал в Томск. Здесь тоже долго не могли подыскать мне работу, а затем предложили заниматься ремонтом пил. Это совершенно не соответствовало моей инженерной специальности, так как я инженер-механик по автомобилям. Конечно, принять это предложение я не мог.

 Как известно, в то время в СССР молодой специалист после окончания вуза обязан был отработать 3 года по распределению. Отказ от работы считался преступлением и наказывался по суду. Поэтому мне необходимо было добиться определенного результата.

Я решил написать письма прокурору гор. Томска и в Министерство лесного хозяйства, в которых описал все свои мытарства. Я заявил, что жить мне негде и не на что, в связи с чем я уезжаю в Минск.

В Минске я не работал и ждал, как определится моя судьба. Состоялся суд. Он пришел к выводу, что я не нарушил закон, так как выезжал в два города, где мне не предоставили работу по специальности. Постановлением суда мне было разрешено устраиваться на работу самому.

За всеми этими заботами пролетело шесть месяцев. И, наконец, став свободным человеком, я в ноябре 1950 года начал свой трудовой путь инженера в качестве механика минской автобазы № 2 Министерства автотранспорта БССР.

А дальше были разные предприятия, защита диссертации в 1971 году, и к пенсионному рубежу я подошел в должности заместителя директора по научной работе Белорусского научно-исследовательского и технологического института автомобильного транспорта.

Успешно складывались дела и у Ирины. По проектам, созданным под ее руководством и при ее участии, построен ряд крупных предприятий в Минске, Бресте и других городах.

Наши два сына — Михаил и Владимир, — окончив школу с золотыми медалями, а затем — Минский радиотехнический институт, стали компьютерщиками. В течение пяти лет — с 1991-го по 1995-ый — мы по очереди перебрались в США и обосновались в Калифорнии.

И хотя все мы сейчас — американские граждане, для нас главным праздником остается 9 мая — День Победы. Но есть еще один день, который отмечают все члены нашей семьи, все родственники — в Минске, в Москве, здесь, в Америке. Это трагическая дата — 2 марта. День скорби и поминовения. 2 марта 1942 года в погроме в Минском гетто были зверски убиты 22 моих родных и близких — мама, бабушка, дяди, тети, братья, сестры.

 Каждый год 2 марта мы собираемся вместе — выжившие, наши дети, внуки. Мы вспоминаем то страшное время, ужас пережитого, горе безвозвратных потерь. Звоним друг другу. Говорим о тех, кто мог бы прожить еще много лет, кто мог бы сегодня быть с нами.

 Мы верим, что память о подрубленных корнях нашего фамильного дерева, дерева жизни, будет в нашей семье передаваться из поколения в поколение.

 Мы надеемся, что из памяти человечества никогда не изгладится черное пятно в его истории, когда в середине цивилизованного 20-го столетия сотни тысяч безвинных людей горели в печах Освенцима и Тростенца, падали под пулями извергов в рвы Минского гетто и Бабьего Яра.

 Мы верим.

 Мы надеемся»

2.

Генеалогия семьи Гальбурт
от Генаха Гальбурта

Из переписки с Михаилом Гальбуртом и из книги [3] стало известно, что не все, взятые мной данные из «Яд ва-Шем», ранее опубликованные в [1], совпадают с тем, что было известно Александру Ефимовичу Гальбурту, внуку Генаха Файвелевича Гальбурта.

На самой первой странице книги «Выживший в аду. Незабываемое.» Александр Гальбурт написал:

«Памяти моих самых близких и родных людей, погибших в 1941-1943 гг. в Минском гетто

  Гальбурт Ефим, 53 года

  Гальбурт (Либо) Хая, 44 года

  Гальбурт Михаил, 18 лет

  Либо Сора-Рива, 75 лет

  Рубинштейн (Либо) Асна, 42 года

  Рубинштейн Лев, 13 лет

  Гальбурт Геня, 36 лет

  Гальбурт Семен, 12 лет

  Гальбурт Вилен, 7 лет

  Гальбурт Лев, 4 года

  Гальбурт Евель, 46 лет

  Гальбурт Соня, 36 лет

  Гальбурт Ида, 3 года

  Гальбурт Дора, 3 года

  Мельник Пейсах, 58 лет

  Мельник (Гальбурт) Басева, 56 лет

  Константинова (Мельник) Фаина, 26 лет

  Константинова Жанна, 3 года

  Мельник Самуил, 19 лет

  Мельник Дыня, 20 лет

  Шлезингер Иосиф, 57 лет

  Шлезингер Фаина, 55 лет

  Шлезингер Клара, 23 лет

  Шлезингер Даша, 19 лет

  Шлезингер Сарра, 17 лет

  Шлезингер ??? , 13 лет

  Шлезингер Соломон, 15 лет

  Капилов Шлема, 57 лет

  Капилова Хана-Раша, 54 года

  Капилова ??? , 13 лет

  Капилова ??? , 16 лет

  Капилов Лазарь, 23 года

  Капилов Борис, 19 лет»

Благословенна вечная память всех родных Александра Гальбурта, сгоревших в огне Холокоста.

2.1. Продолжение генеалогического исследования

Уточним и дополним сведения о дедушке Александра, Генахе Гальбурте и его потомках, изложенные в [1], сопроводив их фотографиями.

Все фото прислал Михаил Александрович Гальбурт из его семейного архива. Огромное ему спасибо!

1) Генах Файвелевич Гальбурт (1862, Глуск — 1951, Салтыковка Московской области) — годы его жизни написаны на памятнике в Салтыковке.

Напомню: Генах Гальбурт — единородный брат бабушки Баси Гальбурт (по мужу Бенционовой) моего мужа, Михаила Гиля.

Большую часть жизни он прожил в Дараганово. Считалось, что все евреи Дараганово были уничтожены фашистами. Список евреев этого местечка, был составлен, по-видимому, еще до войны. Таким образом, Генах Гальбурт оказался в нем. На основании этого списка он был записан в «Яд ва-Шем» исследователем как уничтоженный фашистами в Дараганово. И эта запись была включена мною в [1]. К счастью, это оказалось не так. На самом деле он успел эвакуироваться и вернулся в Дараганово после освобождения, а позднее, незадолго до ухода Генаха в мир иной, его сын Файвель Генахович Гальбурт (1905 — 1981), жена и трое сыновей которого были уничтожены в Минском гетто, забрал отца к себе в Салтыковку Московской области.

Об этом мне стало известно из письма Михаила Гальбурта. В нем Михаил Гальбурт сообщил, что в семейном архиве им обнаружены рукописи отца для статьи “Моё местечко Дараганово”, где написано, что дедушке автора, Генаху, приближавшемуся к своему 80-летию, посчастливилось эвакуироваться в первые дни войны из местечка Дараганово. Он запаковал свой походный сапожный набор, сел в товарный поезд и после многих пересадок попал в город Чистополь Татарской АССР. Там его приняли, дали уголок и он там всю войну трудился, работая сапожником. После войны дед Александра — прадед Михаила вернулся в свой дом в Дараганово и прожил там еще несколько лет. Его внук, Александр Ефимович Гальбурт, в 1946-м году гостил у дедушки в Дараганово. Сын Генаха, Файвель, в конце сороковых забрал отца к себе в Салтыковку, где в 1951-м году его отец скончался.

Да будет благословенна светлая память о Генахе Гальбурте.

Из воспоминаний Александра Гальбурта о довоенном периоде,[3]:

«Дедушка Генах, папин отец, жил на станции Дараганово, недалеко от города Осиповичи. Это было типичное местечко, с давними устоявшимися традициями, со сложившимся бытом и добрососедскими отношениями между местными жителями — белорусами и евреями. Каждое утро дедушка уходил в свою артель, где он работал сапожником вместе с тремя такими же, как он немолодыми специалистами обувного дела.

Обычно летом в Дараганово приезжал еще кто-нибудь из родственников. От станции идти было недолго — метров 200 по пыльной немощеной дороге. Дедушкин дом стоял напротив синагоги. Когда-то жизнь в нем била ключом, подрастали дети — три сына и две дочери. Старшей была Басева, мой отец шел вторым. Потом все выросли, разъехались. Бабушка Эстера умерла. Но мне нравилось бывать здесь, нравились деревенская тишина и покой. По двору бродили куры, вечером возвращалась домой довольная сытая корова. В огороде поспевали огурцы и помидоры. Но больше всего тянуло меня в лес. Высокие сосны создавали густую тень, а на солнечных полянках еще можно было найти сочную крупную землянику»

В 1976 году Александр посетил дорогие ему с детства места, нашел дом дорогого его сердцу дедушки Генаха, ז‘‘ל, и сфотографировался возле него.

2) Другим исследователем также ошибочно записаны в «Яд ва-Шем» дочери Евеля Генаховича Гальбурта и его жены Сони, близнецы трехлетние Дора и Ида, уничтоженные, как и их родители в гетто г. Минска. Они записаны именами Тая и Мира. На самом деле дочери Тая и Мира были у дочери Генаха — Хаси Генаховны Гальбурт-Перочинской и ее мужа Бориса Перочинского. К счастью, семье Перочинских удалось эвакуироваться. У этой семьи есть потомки, в том числе — у Миры.

2.1.1. Потомки Генаха Файвелевича Гальбурта

У Генаха и его жены Эстер (Эстры) было пятеро детей — трое сыновей — Хаим/Ефим, Евель и Файвель и две дочери — Басева и Хася.

Сыновья:

1-ый) Старший сын Ефим Генахович Гальбурт и его жена Хая Мейлаховна Либо-Гальбурт уничтожены нацистами в Минском гетто. Их старший сын, Михаил Ефимович, скончался там же от тяжелейшего труда во время болезни. Младший сын, Александр Ефимович Гальбурт, автор книги «Выживший в аду. Незабываемое» и его жена Ирина Самуиловна Израилевич-Гальбурт — родители двух сыновей — Михаила Александровича Гальбурта и Владимира Александровича Гальбурта. Дети Михаила и его жены Галины — Константин и Игорь Гальбурты; сын Владимира и его жены Натальи — Алексей Гальбурт.

На этой фотографии запечатлены 3 поколения семьи Александра Гальбурта: глава этой семьи — Александр, его жена Ирина, их сыновья — старший — Михаил и младший — Владимир с женой Натальей, внуки Александра — Константин — старший сын Михаила с женой Аленой, Игорь — младший сын Михаила и Алексей — сын Владимира.

Сейчас расширенная семья Александра и Ирины Гальбурт пополнилась правнуками. Счастья и процветания всей славной семье Гальбурт!

2-ой) Средний сын Евель Генахович Гальбурт, его жена Соня и их дочери Дора и Ида зверски замучены и уничтожены в Минском гетто.

3-ий) Младший сын Файвель Генахович Гальбурт воевал на фронтах 2-й Мировой. А его жена Геня и трое их сыновей — Семен, Вилен и Лев зверски замучены и уничтожены в Минском гетто.

Дочери

1-ая) Старшая дочь Басева Генаховна Гальбурт-Мельник, её муж, Пейсах Мельник, трое их детей и внучка — Самуил, Дыня (Дина) и Фаня с ее дочерью Жанной — уничтожены нацистами. У Басевы и Пейсаха было еще двое детей — Дора и Иосиф. У Доры Пейсаховны от ее дочери Аллы, родившейся до войны, есть потомки — внучка Марина и правнучки — Елизавета и Мари-Эстер

 2-ая) Младшая дочь Хася Генаховна Гальбурт-Перочинская, у нее и её мужа, Бориса Перочинского, четверо детей — Владимир, Ида, Мира и Таисия. Внуки Хаси — Елена и Александр — дети Владимира; Михаил и Борис — сыновья Иды; у Бориса — дочь Кристина — правнучка Хаси; Анатолий — сын Миры.

2.1.2.     Генеалогическое древо от Генаха Файвелевича Гальбурта

1-е поколение     

Генах Файвелевич Гальбурт (1862, Глуск— 1951, Салтыковка Московской области) и его жена Эстер/Эстра (?–1935, Дараганово);

2-е поколение      

1–й ребенок ) 1-ая дочь — Басева и ее муж Пейсах Мельник;
2-й ребенок) 1-й сын — Хаим/Ефим и его жена Хая Мейлаховна Либо;
3-й ребенок) 2-й сын — Евель и его жена Соня;
4-й ребенок) 2-ая дочь — Хася и ее муж Борис Перочинский;
5-й ребенок) 3-й сын — Файвель, его 1-я жена Геня и 2-я жена Мария.

3-е поколение      

 1) Дети Басевы Генаховны Гальбурт-Мельник и Пейсаха Мельника:
Дора, Иосиф, Фаня, Самуил, Дыня (Дина) Мельники

 2) Сыновья Хаима/Ефима Генаховича Гальбурта и Хаи Мейлаховны Либо-Гальбурт:
Михаил и Александр Гальбурты

 3) Дочери Евеля Генаховича Гальбурта и Сони:
Дора и Ида Гальбурт

 4) Дети Хаси Генаховны Гальбурт-Перочинской и Бориса Перочинского:
Владимир, Ида, Мира и Таисия Перочинские

 5) Сыновья Файвеля Генаховича Гальбурта и Гени:
Семен, Виля и Лев Гальбурты

4-е, 5-е и 6-е поколения (от Генаха)      

1) потомки Басевы Генаховны Гальбурт-Мельник и Пейсаха Мельника:

4-е поколение      

их внучка Алла Алексеева — дочь Доры Мельник и ее мужа Пейсаха/Петра Вольфсона

их внучка Жанна Константинова — дочь Фани Мельник и ее мужа Василия Константинова;

5-е поколение      

их правнучка Марина — дочь Аллы Алексеевой;

6-е поколение      

их праправнучки, Елизавета и Мари-Эстер Беркович, дочери Марины и ее мужа Льва Берковича;

2) потомки Ефима Генаховича Гальбурта и Хаи Мейлаховны Либо-Гальбурт:

4-е поколение      

их внуки (правнуки Генаха), Михаил Александрович и Владимир Александрович Гальбурты — сыновьяАлександра Ефимовича Гальбурта и Ирины/Эсфири Самуиловны Израилевич-Гальбурт;

5-е поколение      

Их правнуки (праправнуки Генаха), Константин и Игорь Гальбурты, сыновья Михаила Александровича Гальбурта и Галины Николаевны Заикиной-Гальбурт

и Алексей Гальбурт — сын Владимира Александровича Гальбурта и Натальи Борисовны Пресман — Гальбурт;

3) потомки Хаси Генаховны Гальбурт-Перочинской и Бориса Перочинского:

4-е поколение      

их внуки Елена и Александр Перочинские — дети Владимира Перочинского и его жены Людмилы;

их внуки Михаил и Борис Волковы — дети Иды Перочинской-Волковой и ее мужа Александра Волкова;

их внук Анатолий Зуев — сын Миры Перочинской-Зуевой и ее мужа Евгения Зуева;

5-е поколение       

их правнучка Кристина Волкова — дочь Бориса Волкова и его жены Анастасии.

Напомним о ранее найденных и записанных нами предках Генаха Гальбурта в главе 2.2. «Гальбурт» [1].

 2.1.3.    Прямые предки Генаха Гальбурта

1-е поколение

Берко Гальбурт (приблизительно 1740–х гг. рождения), прапрадед,
имя его жены, прапрабабушки неизвестно;

2-е поколение

Мовша Берков Гальбурт, 1765 г.р., прадед,
Жена Мовши — Брейна Мовшова, прабабушка;

3-е поколение

Исроель (Израиль) Мовшевич Гальбурт,1799 г.р., дед,
Жена его Бейла, 1798 г.р., бабушка;

4-е поколение

Файвель/Файтель Израелевич Гальбурт, приблизительно 1836–1837 г.р., отец,
1-я жена Файвеля/Файтеля, ее имя неизвестно, мать;

5-е поколение

Генах Файвелевич/Файтелевич Гальбурт (1862, Глуск — 1951, Салтыковка Московской области) и его жена Эстер/Эстра (?–1935, Дараганово);

Примечание

Отец Генаха Файвелевича и Баси Файтелевны (бабушки Михаила Гиля, так она записана в архиве г.Днепр) в разных источниках записан по-разному — Файтель — в документах архива г.Днепр и Файвель — в других источниках. В [1] об этом уже было сказано. Но по сохранившимся спискам семьи, очевидно, что это один и тот же человек. Здесь записываю его Файвель/Файтель.

Таким образом, автор книг [2] и [3], Александр Гальбурт — представитель 7-го поколения от найденного на сегодняшний день родоначальника, Берко Гальбурта.

Родословная настоящей публикации дополняет и продолжает родословную рода Гальбурт, описанную в главе 2.2. «Гальбурт» [1].

Послесловие

Мне хотелось бы еще раз обратить внимание читателя на важность поисков своих корней, на создание родословных. К сожалению, в социальных сетях приходится сталкиваться с точкой зрения определенной части комментаторов, резко отвергающих стремление к построению фамильных деревьев. Ими высказывается мотив нежелания «копаться» в прошлом, признавая лишь сиюминутное бытие. Каждый, безусловно, имеет право на собственное мнение, менять которое не призываю, но, всё же, замечу, что изменяться оно может. Число интересующихся прошлым своих предков с каждым годом растет, в интернете появилось множество генеалогических сайтов, и эта тенденция радует.

Примером того, насколько расширились знания о родословной Михаила Гиля (моего мужа) благодаря поискам и публикациям может служить и моя работа

«ГИЛЬ, САПОЖНИК, БЕНЦИОНОВ, ГАЛЬБУРТ
ГЕНЕАЛОГИЯ СЕМЕЙСТВ, ДИНАМИКА ПЕРЕСЕЛЕНИЙ, МЕСТА ПРОЖИВАНИЯ
(очерки, документы, списки жителей)»
(№№108— 111 «Старины» + настоящая публикация)

Кроме того, что удалось построить генеалогические деревья по разным ветвям родословной до 6-7 предшествующих поколений, нам еще представилась возможность узнать о ранее неизвестных родственных веточках

Потрясающая история жизни и судьбы Александра Ефимовича Гальбурта, троюродного брата Михаила Иосифовича Гиля, скорее всего, не стала бы нам известна, если бы мы не искали свои корни.

Жизнь и судьба Александра Ефимовича Гальбурта во многом перекликается с судьбой Михаила Владимировича Гиля, другого троюродного брата моего супруга, Михаила Иосифовича Гиля, о котором мы тоже почти ничего не знали до поиска корней. Напомню, о судьбе М.В. Гиля написано в №108 «Старины».

Приношу искреннюю благодарность Михаилу Александровичу Гальбурту за предоставленные им материалы к настоящей публикации.

Литература

[1] Любовь Гиль. Гиль, Сапожник, Бенционов, Гальбурт. Генеалогия семейств, динамика переселений, места проживания (очерки, документы, списки жителей)
https://s.berkovich-zametki.com/y2021/nomer4/gil/

[2] Александр Гальбурт. Воспоминания. Минск, 2000.

[3] Александр Гальбурт. Выживший в аду. Незабываемое.. Минск, 2003.

[4] Историческая мастерская. Александр Гальбурт.

[5] Название: Минское гетто. Выживший в аду…. | Интересный контент в группе Краткая история Беларуси за последнюю 1000 лет

[6] Электронный вариант к 2-му изданию книги «Выживший в аду. Незабываемое», 2016 год.
http://zeitzeugenarchiv.gwminsk.com/ru/archiv/minsk/galburt-aleksandr—

[5] http://www.eebooks.de/Minskoe-getto-Vyzhivshii-v-adu