Большая часть того, что буду рассказывать, получена из архивных данных. В семье рассказывали мало. Я не интересовался, но, главное, взрослые очень боялись – вдруг где-то кто-то что-то ляпнет. Не зря боялись. Кроме того, что среди них были пораженные в правах за обычную дореволюционную жизнь, так еще и моего отца выгнали с работы – не сообщил, что за 30 лет до того, в местечке, у его деда была лавка.
МОИ ПОВОЛОЦКИЕ
Скопировал название, которое встречалось в этом журнале. Действительно, с этими «местоимениями» – именами от названия места – оказывается полно «даже не однофамильцев». К сожалению, нет у меня историй и на большинство родственников Поволоцких. Что-то существенное есть только о деде Борисе, о его отце. В современность переходить не будем, зато позволю себя «отбегать в сторону от основной темы». Не получится последовательного детального описания жизни семьи, скорее широкий, но не сплошной отпечаток времени.
В юности (лет до 50), был совершенно уверен, что интересоваться родственниками – это дело «замшелых» пожилых. Какая разница, кто там дядя или троюродный брат, зачем интересоваться какими-то людьми, с которыми у меня нет общих интересов, дел. Вот про друзей понятно – откуда взялись, почему они нужны, а родственники представлялись типичным гранфаллоном по Курту Воннегуту: «кажущееся единство какой-то группы людей, бессмысленное по самой сути, с точки зрения Божьего промысла».
Но лет в 65 (видимо, наступил замшелый возраст) почему-то стало интересовать, как это они жили 100 лет назад. Или еще. Как смогли познакомиться мои родители? Это ведь не в местечке и даже не в Елисаветграде, а в Москве, при том, что совсем разные и места жизни, и работа, и круг общения… Мама говорила, что познакомили их родственники, но какие именно – не знала. А тех, кто знал, уже не спросишь. Пару лет копания в архивах и все оказалось очень просто. У бабушки, Берты Златопольской, сын Арон, ее сестра вышла замуж за Якова Резникова, а у него сестра Сура-Маля, которая вышла замуж за Шмуля Хаима Гриншпун-Вишневского, а их сын Яков женился на Розалии Поволоцкой, у которой брат Борис с дочкой Ириной. Вот так все замкнулось, и я произошел. Не знаю, входил ли я в «Божий промысел», но для меня цепочка родственников оказалась совсем не бессмысленной. И что интересно, цепочка образовалась в Елисаветграде, примерно в 20-ые, лет за 15 почти целиком она переместилась в Москву, а еще лет через 15 сработала.
Как встретились родители стало понятно, но я заразился поисками, вот и изложу кое-что из найденного. Мне кажется, что интересно и то, как добывается эта информация, из каких документов, какие возможности и какие трудности. В первую очередь буду писать про Поволоцких, не уходя далеко от деда Бориса. Даты и имена пишу по старому стилю, а к новому стилю и дат и имен перейду вместе с персонажами – после революции. И не мог удержаться, привожу портреты. Пусть люди для вас незнакомые, но сразу видно как тогда предпочитали одеваться, фотографироваться, с каким выражением лица…
Фамилия Поволоцкий (или Паволоцкий, встречал оба варианта в дореволюционных документах одного человека) происходит, как пишут, от названия села Поволочь (или Паволочь) на Житомирщине. Похоже, что сначала все было Па а потом По. В моих фамилии и городе (Златополь), в те времена была такая же неустойчивость букв А и О в начале. Мои Поволоцкие были мещанами Новомиргорода, в Елисаветградском уезде Херсонской губернии. Через реку от Новомиргорода находился город Златополь. Не так давно его присоединили к Новомиргороду.
Большая часть того, что буду рассказывать, получена из архивных данных. В семье рассказывали мало. Я не интересовался, но, главное, взрослые очень боялись – вдруг где-то кто-то что-то ляпнет. Не зря боялись. Кроме того, что среди них были пораженные в правах за обычную дореволюционную жизнь, так еще и моего отца выгнали с работы – не сообщил, что за 30 лет до того, в местечке, у его деда была лавка. Несколько лет его очень неохотно брали на работу, и только временно (https://s.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/zlatopolsky/).
Чуть ли не самый замечательный трофей при архивном поиске родни – посемейный список. Мне повезло – попался такой документ о семье прапрадеда, Вольки Аврумова Поволоцкого, и его старшего брата Зинделя. Об их отце в документе ничего нет, но кое-что можно «вычислить». Звали его, естественно, Аврум, родился он не позже 1816, т.к. старший сын родился в 1836. но и не сильно раньше, т.к. долго тогда не жили. А умер он, скорее всего, в 1867, т.к. его внука, рожденного в 1868, назвали Аврумом, при жизни деда не назвали бы, а внука, родившегося в 1867, назвали иначе. К слову, такие повторявшиеся из поколения в поколение имена иногда помогали оценить на правильном ли пути поиск, это однофамильцы или нужная семья. Но с другой стороны, бывает непонятно, к которому именно, скажем, Авруму Волькову Поволоцкому, относится недатированная информация.
Первый разворот посемейного списка, составлен в 1874 и пополнялся до 1907 года
Замечателен посемейный список тем, что в нем перечислена вся семья, сообщены годы рождения, но жаль, там практически ничего не говорит о занятиях и даже о реальном месте жительства. Так Аврум и его дети, и внуки много лет (а может всегда) жили в Елисаветграде, но все числились в еврейской общине Новомиргорода, писались новомиргородскими мещанами. Ситуация довольно частая, мы с ней еще встретимся, видимо, менять общину было сложно или не выгодно. Ограниченность посемейного списка вызвана его предназначением – обеспечивать исполнение воинской повинности. А при этом имеет значение и точный учет состава семьи. Например, вот как было с другим моим дедом. Когда ему пришла пора идти в армию, то оказалось, что он единственный взрослый сын у пожилого отца (50 лет). Получил отсрочку – пока не подрастет, станет кормильцем следующий сын.
А откуда вы думаете двойная фамилия упомянутого выше Гриншпун-Вишневского? Двойные имена – это очень часто, а вот двойная фамилия. Вы, наверное, догадались. Не молодой Янкель-Аврум Вишневский, у которого не было сыновей, усыновил 19 летнего Шмуля Хаимова Гриншпуна. Шмулю, наверное, нужно было поддерживать Янкеля, зато можно было не служить. А поддерживать Янкеля, думаю, ему было несложно, так в 1910 по официальным данным фабричного, податного и горного надзора он владел мукомольным и крупяным производством, в 1912 стал купцом 2-ой гильдии, имел дом на Покровской улице. Братьев и другой родни у него было много. Об этой семье нашлось немало информации и «проследилась» она аж до Шмуля Эвелева Гриншпуна, родившегося примерно в 1790.
Теперь, когда описал, чем так замечателен посемейный список, должен сообщить, что ни для Вольки Аврумова, ни для его жены Эти-Голды там не указан год рождения, а для их старшего сына, Зурих-Лейба, год рождения указан «по внешнему виду». Почему – не знаю. Не может быть недосмотр, т.к. эти записи велись 30 лет. Не было нужных документов? Придется даты рождения Вольки и его жены определить приблизительно, опираясь на даты рождения их детей. Если Зурих-Лейб родился в 1867, то Волько родился между 1835 и 1848. Если первый ребенок у Эти-Голды в 18 лет, то она родилась около 1849. Вполне возможно, Волько прожил до 1910, т.к. до этого года не было названо внуков в его честь, а следующий внук был только в 1919 году, уже в «другой жизни». В Елисаветграде был Волько Поволоцкий, голосовавший в 1906 и 1907. Был и Волько Аврумов Поволоцкий, умерший в 59 лет, но не ясно когда именно и наш ли. Так что будем ориентироваться на годы жизни Волько 1850-1910. Уточнить это, углубиться в историю семьи не удалось. Нашлись в соседних Черкассах Волько Поволоцкий, 1801, с сыном Аврумом, 1819, и внуком Волько, 1836, все подходит, но у Волько-внука нет соответствующего старшего брата.
Старший брата Вольки, Зиндель, родился в 1834. О других его братьях и сестрах ничего не знаю. Для семьи Зинделя по этому семейному списку можно построить большое дерево, почти 30 человек, с его детьми, их женами, внуками, с годами рождения, но об их жизни ничего не знаю, поэтому и здесь и далее такие полезные в поисках но «не живые» данные приводить не буду. Из тех же соображений не стал приводить и дерево родни – в паре сотен квадратиков с именами и датами затеряются те немногие, о которых есть что рассказать.
Так что сразу переходим к Волько и его детям. Кроме Зурих-Лейба были Аврум, 10.05.1873, Шимон 07.10.1875, Гдаль 25.08.1878, Сура?, Хави-Хая, 04.04.1885. Какую-то информацию о семье удалось найти в сообщениях о купленных ими в 1901 и 1903 гг промысловых свидетельствах. Так платили налоги. Стоимость свидетельства зависела от отрасли предприятия и его размера: торговые предприятия разбиты на 5 разрядов, промышленные – на 8. Волько содержал постоялый двор. И это из разряда не коммерческого, а «Божьего промысла», к которому мы вернемся позже. Зурих-Лейб брал свидетельство на личное занятие, Шимон немного торговал, у Гдаля, если правильно прочел, меблированные комнаты, а вот у Аврума в 1903 торговля 2, 3 и 4 разряда с кладовщиками и приказчиками, а еще и небольшая промышленность 6 разряда.
В 1906 и 1907 братья голосовали на выборах в Думу (любопытно как), указан их имущественный ценз. Зурих-Лейб, Аврум и Гдаль владели недвижимым имуществом, причем у Гдаля и Аврума еще и торгово-промышленные предприятия. В 1911 в справочнике «Весь Елисаветград» есть предприятия «Братьев Поволоцких» – макаронная фабрика и бакалейная торговля близко к центру города, на Пашутинской улице в доме Барского. В 1911-12 Зурих-Лейб строит каменный дом в 2,5 этажа, а Аврум и Гдаль – каменный флигель на Салаганской. Это, судя по приведенной рекламе, становится их собственным домом, а также свечным и мыловаренным заводом на Костопальной улице, в районе Кущевки (рядом с бойней перерабатывали кости и гнали сало). Раз у нас пошли в ход адреса, то укажу их на схеме. Хочется использовать схему того времени. При желании легко перенести на современную. Буквой П помечен угол Костопальной и Салаганской, а буквой Г – улица, на которой жили Гриншпун.
Из «Памятной книжки» Херсонской губернии 1912 год. Центральная части Елисаветграда
Среди братьев в рекламе нет Шимона. С военной службы в 1900 его уволили по болезни – может он и умер рано. В 1912 голосовал Шимон Волькович Поволоцкий с небольшой торговлей на Новом базаре, правда, указано, что ему 32 года, а нашему – 37.
К сожалению, что-то кроме состава семьи знаю только про Аврума. Да и про него мало. Ни одного его документа, письма, фотографии (не преклонных лет) у нас в семье нет. Был он невысокого роста и, если правильно помню, с серо-голубыми глазами. Такой цвет глаз достался некоторым детям и внукам. Женился Аврум на Фриме Пейсаховне Хейфец не позднее 1898 года, т.к. 19.11.1898 родился их первый ребенок, Борох. Потом – Сима (Соня), 22.11.1900, Роза, 1902, Таня, 01.08.1904, Ефим, 1907. Таня умерла в 13 лет, по рассказам, от заражения крови, укололась скрепкой.
Тут нужно сказать еще об одном источнике сведений – метрические записи в книгах рождения, брака, развода и смерти. Книги вели раввины, которых назначали не за почерк, читать было не просто, но пересмотрел почти все сохранившееся в Елисаветграде книги. Полные даты и настоящие имена – оттуда. Но есть и трудности. Книги могли быть утеряны (как они вообще сохранились при эвакуации!), а мог и я что-то пропустить. Например, не нашел записи для Розы. (В одном из списков, где нет дат, сообщается о дочери Аврума Волькова по имени Хиня, может это Роза?) Для Ефима есть подходящая
Метрическая запись о рождении Хаима Поволоцкого.
Запись: 27.01.1907 у Аврума Волькова Поволоцкого, новомиргороского мещанина, родился сын Хаим. Возможно, что Ефим исходно был Хаимом, но вот имя мамы в записи – Рива. Это не «опечатка», имя повторено аккуратно, а еще и на иврите. Кроме того у той же пары 28.10.1908 родился сын Лев. Может Лев младший брат Бориса, который очень быстро умер, смутная информация об этом была. А может Фриму в новой семье стали звать Рива, как потом ее звали Фаня. А может путаница (дважды!) не с именем мамы, а с отчеством отца: у Аврума Волькова был двоюродный брат, Аврум Зенделев Поволоцкий, новомиргородский мещанин с женой Ривой. Решить эту загадку не смог. Пока рассматриваем метрическую запись, обращу внимание на печать на ней слева. Она о том, что на основании этой записи выдана выписка или свидетельство и когда выдана, в данном случае 28.04.1915 – Хаим дожил до 8 лет и, видимо, поступал учиться.
Вернемся к жене Аврума – Фриме. Елисаветградская семья ее мамы, Пейсы Айзиковны Золотаревой, часто встречается в архивных данных и прослеживается до начала 19 века. А ее отцом был Пейсах Альтеров Хейфец, из Израилевки, сельхоз колонии в Елисаветградском уезде.
Историческая справка. В «Диком Поле» – северное Причерноморье между Днестром и Доном – много веков жили кочевники. Поскольку они ходили пограбить соседние оседлые народы, Россия ограждала себя с юга крепостями, в частности той, вокруг которой возник Елисаветград. В 19 веке кочевников выселили, а эти земли стали срочно заселять. «Для этого наряду с украинскими и русскими переселенцами (помните, что в «Мертвых душах» Гоголя Чичиков объявил, что он покупает крестьян «на вывод в Херсонскую губернию»?) привлекались представители других национальностей — немцы, греки, болгары, гагаузы, албанцы и евреи тоже» (https://www.gazetaeao.ru/v-stepi/). В 1804 году в «Положении об устройстве евреев» были не только запреты, но и разрешение заводить фабрики и заводы, заниматься торговлей и ремеслами, покупать незаселённые земли для занятия сельхоз трудом. Израилевка – одна из первых еврейских колоний. Она основана в 1807 г. переселенцами из Черниговской губернии на свои средства. По переписи 1897 г. в ней было 1490 жителей, 93% евреев, при колонии имелось 2162 дес. надельной черноземной земли, 10 лавок. Занимались также ремеслом и извозом, для которого использовали фургоны.
Числился Пейсах колонистом, земледельцем, и данных о его занятии в Елисаветграде не нашел. Скажем, о брате Пейсы, Фроиме, есть сведения, что он торговал рыбой и фруктами, что голосовал, а вот о Пейсахе нет ничего. Возможно, родители Пейсаха – Альтер Лейбов, 1830, и Фрима Тевелева, 1833, – жили в Израилевке, но Пейсах с женой, скорее всего, жили в Елисаветграде, т.к. там записано рождение всех их детей, хотя в Израилевке был свой раввин. А детей у них было много. После Фримы, 13.09.1879, родились близняшки Геся и Рухля, 01.04,1883, Тевье, 25.10.1884, Лейба, 07.11.1889, Шулим, 01.12.1891, Хана, 15.02.1894, Айзик, 30.07.1896, и Иосиф, 06.04.1901. Отвлекусь. Эта фамилия была для меня просто частью словосочетания Яша Хейфец. Что-то дернуло меня посмотреть ее происхождение. Не могу отказать себе в удовольствии познакомить вас с частью версий
— ивритского происхождения, в Танахе слово «хефец» означало «ценная, желанная вещь»;
— происходит от немецкого слова Heifetz, что означает луговой конюх или пастух;
— имеет ивритское происхождение и значит «портной» или «швея»;
— германское происхождение, от слова «Heifizzo» – название крепости, которая находилась на территории современной Германии;
а еще версии из Испания, от сефардов…
К Хейфецам мы вернемся, а сейчас несколько слов еще о двух семьях.
Бардах – специфическая для евреев фамилия-аббревиатура. Аббревиатуры использовались для именования видных раввинов еще в раннем средневековье. Расшифровывается как «Бен Рабби Давид Хариф» – «сын рабби Давида Харифа» (возможно, это выдающийся ученик, основателя хасидизма, Бааль Шем Това). Носителей этой фамилии в Елисаветграде было много, возможно, не все из них родственники. Владели они так много чем – дома, заводы, банки – что я даже не стал разбираться, кто из них и чем владел. Нас будет интересовать Мойше-Янкель Аврум-Лейбов с кирпичными заводами и собственным домом на Большой Перспективной улице. Родился он примерно в 1837 и не дожил до 1914, когда его внучка-фотолюбитель стала снимать семью. У них с Хаей-Эйдей Лейбовой не меньше 5 сыновей и 6 дочерей. (Для потомков в СССР придумают, что их прадед Бардах – микробиолог, в чем эти потомки будут совершенно уверены. И ведь правда, был Яков Юдович Бардах, врач и педагог, основатель первой бактериологической станции Российский империи в Одессе).
Мойше-Янкель Бардах
Что-то могу сказать не обо всех детях Мойше-Янкеля. Старший сын Аврум, 09.10.1865, видимо, был продолжателем дел отца. Заводов у него было несколько. По семейным рассказам он ездил в Америку за станками. Старшая дочь Малка, 10.01.1859, в 17 лет вышла замуж за Зайдмана, потом за Бахмутского. В блокаду в Питере умерла Бахмутская Малка Шлемовна, 1859 г. р. Отчество, конечно, не то, так, что может быть и совпадение. Но заметим, что в Питере (Санкт-Петербурге, Ленинграде) будут жить многие дети Мойше. Рывка (Вера), 14.08.1874, вышла замуж за инженера Бродского, уехали в Питер. Она прожила 97 лет, так что я ее видел, помню. Сруль, 12.02.1879, после окончания высшего технического заведения за границей, поступил на механическое отделение Харьковского технологического института. Окончил экстерном и с отличием в 1909 г. В справочнике Питера за 1917 Израиль Моисеевич значится как инж.-техн. Владимирский 11. Почему-то мне кажется, что именно с его поддержкой потянулись в Питер братья и сестра. Вульф, 24.07.1881, окончил Елисаветградское Земское Реальное училище с дополнительным классом, служил ратником 2 разряда в Кишиневе, а с 11 1914 по 29.03.1916 учился в Санкт-Петербурге в Психоневрологический институте, которым руководил Бехтерев. В этот же институт в 1915 году собирался поступать, его племянник, Анисим Аврумович.
Совсем иначе, чем тяжеловесная Бардах, звучала для меня фамилия Бонфельд. Она казалась изысканно-французской (видимо, из-за «бон»), но в сети нашел только «ягодное поле» с немецкого. Искать в сети было трудно, т.к. поисковик выдавал только отсылки к страничкам о музыканте Морисе Шлемовиче Бонфельде. Он тоже из Елисаветграда, но к нашей истории отношения не имеет. А еще в этом городе жил краевед Семен Маркович Бонфельд. Как жалко, что когда я заинтересовался всей этой историей, он уже умер.
Нас интересует семья Монаши Гершева Бонфельда, 1837, сына бобринецкого купца, который и сам стал уманским, а с 1872 елисаветградским купцом 2 гильдии, жил в своем доме на углу улиц Александровской и Покровской (значок «Бо» на схеме). Было у них с женой Багшевой – правильно, 5 сыновей и 6 дочерей. Почему-то эта семья мне кажется какой-то более вольной. Например, старший сын Герш-Лейба, 01.12.1856, когда были
Герш-Лейба Бонфельд
средства, мог съездить отдохнуть в Ниццу или Сан-Ремо. А его брат Лейзер, 1861, вместе с женой крестился в Выборге в методисты, 12.12.1912. Так вот упомянутый Герш женился на Суре Мойшеве Бардах, 11 07 63, и у них родилось 5 дочек, о которых уже писал (https://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer8-9-zlatopolsky/, там же много фотографий семьи). Повторяться не буду, дополню тем, что обнаружилось за последнее время. В этой семье имена пишу в русифицированном варианте, как у них было принято и до революции. Жила семья на Большой Перспективной улице в доме Бардаха, у моста («Б» на схеме), владела кирпичным заводом и торговала керосином.
Вот, что добавим о старшей из сестер, Доре, 1886, вышедшей в 1908 замуж за фармацевта Семена Найдуса. Поскольку Найдусы жили очень далеко, арендовали имение Кустин между Гродно и Белостоком, было непонятно, как молодые познакомились. После публикации «Сестер» пришла фотография пестика и ступки с гравировкой аптеки С. И. Найдуса в Екатеринославе. Это дало новое направление поиску. По Екатеринославским справочникам в 1915 году есть эта аптека – Пушкинский просп. угол Полевой, а в 1911 и 1913 есть химико-бактериологический кабинет магистра фармации Найдуса. Не знаю, как Найдус, после университета в СПб, попал в Екатеринослав, но ясно, что из соседнего города познакомиться проще. Там у Семена и Доры родились дочери – Валентина, 1909, и Елена, 1914. Там же в 1915 вышла первая книга стихов на идиш Лейбы, младшего брата Семена. Лейба умер рано (в 28 лет, скарлатина), но его стихи помнят, в Гродно есть его музей и улица Найдус. Лейба, а возможно и другие члены семьи, могли приехать в Екатеринослав из-за начавшейся войны. Вернуться на родину Найдусы могли примерно в 1918. Дочки Доры поступили в Варшавский университет, а в 1925 у Доры родился сын Израиль.
Люба, 09.02.1886, человек деятельный и самостоятельный, к 25 годам успела окончить зубоврачебные школы при харьковском университете и Марголина в Одессе, а в Санкт-Петербурге Высшую школу усовершенствования врачей, и даже поработать в портовой больнице. В 1911 она выходит замуж за выпускника Харьковского университета Наума Моисеевича (Нафтул Мошкович) Мильштейна.
Отец, Наума, Мошко Нафтулов, из города Меджибож, овдовев, женился в Елисаветграде на Суре Пинхусовне Межировской. У них родилось 2 дочери и 4 сына (один умер в детстве). Их дом примерно там, где буква М на схеме. Скорее всего, Мошко был связан с заводом Роберта и Томаса Эльворти (сельхозмашины), т.к. один из сыновей в советской анкете пишет, что отец 30 лет служил там кладовщиком.
После университета Наум успел побывать в Германии, он свободно читает, пишет и говорит по-немецки. Поселились они с Любой в Москве. В 1914 году у них родился сын Виктор. Люба, как и Дора, рожать приезжала к маме, так что их дети записаны в елисаветградских метриках. В обоих случаях об отце писали не мещанин, а магистр фармации или инженер технолог. Лет через 50 племянница Наума стала инженером-технологом, но это уже не было столь почетно.
Наум и Люба Мильштейн. 1911
В справочнике «Вся Москва 1915» упоминается квартира Мильштейн в Малом Казенном переулке, которая станет настоящим прибежищем семьи – две большие смежные комнаты, две небольшие, просторный коридор, кухня с маленькой комнаткой для прислуги и выходом на «черную лестницу». Сюда летом приезжали погостить Любины младшие сестры. Жить в Москве и в такой квартире было возможно потому, что Наум был хорошим специалистом, работал в отделении Русского АО «Сименс и Гальска» проектным монтажным инженером на постройке городских электростанций. А в 1916 он главный инженер Московского отделения АО «Сименс и Шукерт».
Сестра Лида, 05.06.1888, вышла замуж за Григория Абрамовича Алоеца, в 1913 у них родилась дочь Генриетта. В приданое Лида получила аптеку. В Российском медицинском списке за 1914 год есть запись « Аптека п. Л. Г. Алоецъ-Бонфельдъ. Упр. пр. Шлiома Абр. Тальновскiй. (Е. I.) (2 п., 2 уч.) Приведенныя въ скобкахъ цифры указываютъ количество провизоровъ (пр.), аптекарскихъ помощниковъ (п.) и учениковъ (уч.), служащихъ въ аптекѣ. Е. I. – еврей, iудейскаго.» То есть аптека принадлежала Лиде, и они с мужем были помощниками провизора Тальновского. В 1918 Григорий умер от тифа.
Сестра Елена (Люся), 10.09.1895, окончила одесские высшие женские курсы по естественному отделению, 06 06 18, была фотолюбителем, хранила семейные документы и семейные связи даже с теми, кто в советские времена жил за границей. А это было в двух шагах от госизмены. Ее фотографии пусть и любительские, и постановочные – документы времени.
Самая младшая, Тамара, 12.07.1887, окончила гимназию и в 1916 уже изучала юридические науки, высшую математику и латынь. Об этом она писала в письмах к московскому студенту, с которым познакомилась, когда летом приезжала к Любе в Москву и отдыхала в Новогиреево. Переписка длилась несколько лет, сохранила письма Люся. Интересно посмотреть на те годы их глазами (https://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer8/zlatopolsky/). Похоже, что Тамара начинала учиться на женских курсах, открытых в Екатеринославе в 1916 и работавших по университетской программе. В 1918 на базе курсов организовался Екатеринославский университет. В нем Тамара продолжает учиться на математическом, а в 1920 на медицинском факультете. Трудно себе представить – все рушится, чехарда властей, а обычная жизнь с учебой продолжается, студенческий билет с «проездным на трамвай» (сохранился).
Эти разнообразные пути нашего повествования, как и положено путям, вели на заезжий двор, на тот, который содержал Волько Поволоцкий, скорее всего, около самого большого в городе «Старого базара» в конце Большой Перспективной улицы. У Волько, конечно, бывал внук Борох, а может семья Аврума жила вместе с Волько, пока братья не построили свой дом на Костопальной. Так или иначе, Борох познакомился с живущими рядом девочками Бонфельд. Девочки звали его Борей, ну и мы будем звать также. Борис участвовал в их играх, мог сбегать на базар за вкусненьким – воблой, кукурузой. Девочкам запомнился постоялый двор – лошади, сани… На Люсиных фотографиях Борис есть. С 25.06.1911 по 01.05.1915 года Борис учился во втором коммерческом училище (при дальнейшей учебе оно засчитывалось, как реальное училище). Закончил его хорошо (по географии), был удостоен звания личного почетного гражданина Елисаветграда. Что с ним было дальше, в семье не рассказывали, а найденные в архивах данные – пунктирные.
В августе того же года Борис подает документы в одесскую зубоврачебную школу Марголина, которую заканчивала Люба Бонфельд. В середине сентября Люся из Одессы пишет Тамаре «Боря заходил. Он таким франтом, в новом костюме при манишке и галстуке». А через год, 31.07.1916, Борис получает удостоверение, что он с 03.06.1915 находится на службе Кавказского комитета благотворительной организации «Всероссийский Союз Городов» в Дильманском районе на персидском фронте. Организация занималась медицинской помощью и устройством беженцев. Дильман, сейчас Сельмас, – это город на севере Персии около озера Урмия. Справка дала Борису право подать 26 августа заявление на зачисление вне процентной нормы в студенты основного факультета Психоневрологического Института в Санкт-Петербурге (Институт помним по родственникам Тамары). Борис принят. Все, что рассказываю – из документов, найденных в архиве института. 31.01.1917 Борис получает отсрочку от службы в армии для продолжения образования. Но через месяц случилось то, что случилось, и вот прошение:
«В виду того, что я внезапно уехал из Петрограда в дни переворота и не мог дождаться льготного билета, потому что я был ранен и не имел возможности получить его, а теперь тариф по проезду увеличился, и я не в состоянии уплатить за проезд.
Надеюсь, Вы вышлете мне льготное свидетельство на проезд.
Г. Елисаветград, Покровская ул. дом Гриншпуна 13 июля 1917 года Борух Поволоцкий»
Никогда я не слышал в семье ничего о жизни деда в Петрограде, о том, что он видел революционные дни. Немного отвлечемся на указанный Борисом адрес. Почему это не собственный дом, который он указывал раньше? Поссорился с отцом и там не жил? Неловко в просьбе о материальной помощи указывать «собственный дом»? Раз указан дом Гриншпуна, видимо, сестра Роза уже вышла замуж. Хотя известный мне ее ребенок родится только в 1926.
Учение в Петрограде Борис продолжил. Даже и после «25 октября 1917». 29.01.1918 поступает прошение студента Медицинского факультета Б. А. Поволоцкого, адрес: Консисторская 5 кв.22, о выдаче свидетельства на жительство в Петрограде по 15 сентября 1918 года. В день, когда Борис пишет это прошение, в Елисаветграде власть берет атаман Маруська. А с марта и до конца года там австро-немецкие войска и власть гетмана Скоропадского.
Судя по Люсиным фотографиям, в мае и августе Борис в Елисаветграде. Тогда же там, видимо, последний большой сбор семьи Бонфельд. Из Москвы удалось приехать Любе. Дора, похоже, еще не уехала в Польшу и приехала из Екатеринослава. Люся окончила курсы в Одессе и тоже еще дома. Тамара на каникулах. На снимках и братья Софьи Моисеевны. У всех веселый и спокойный вид. Может для фотографии, а может им казалось, что как-то уже налаживается. Хотя впереди два года смены белой, красной и зеленой власти с боями, разрухой и погромами.
Люсины фотографии лета 1918 года. На левом снимке Бонфельды – Софья Моисеевна, Григорий Михайлович, Люба и Дора. На центральном – Тамара и Борис (Мама считает, что Борис сидит на заборе, а я думаю, что снято в крепости, на холме, и даже вижу в левом нижнем углу реку Ингул). На правом стоят, предположительно, братья Бардах – Аврум, Вольф, Израиль.
Видимо, Наум Мильштейн был очень хорошим специалистом, т.к. и после революции он продолжал руководящую инженерную работу в энергетике – управляющим объединения Электросвязь, потом, несмотря на возникшее было в 1923 году уголовное дело, управляющим Электротехнического треста центрального района, членом правления. Он – точка опоры при переезде родных. Люся переезжает к ним, в Москву, и в мае 1919 Наум устраивает ее машинисткой к себе в московскую контору строительства Каширской ГРЭС. В 1920 «под крыло» Наума приезжает его брат Марк, который окончил еврейское ремесленное училище и повоевал в Первой мировой. В июле 1920 Марк работает секретарем в Еврейском общественном комитете по оказанию помощи пострадавшим от погромов, при Наркомате национальностей, которым руководил Сталин. В августе Марк был сотрудником по поручениям в Эстонии. В делах этой организации хранится даже его заявление на очередной отпуск. Потом Марк уезжает в Ленинград и руководит группой снабжения в Электромашиностроительном тресте и на заводе Электротехник.
В январе 1921 Тамара уезжает в Москву к Любе. Тогда это было непростое путешествие. На сохранившемся проездном документе десяток резолюций и печатей. Добирается Тамара к середине февраля. С помощью Наума поступает на работу: сначала, видимо, в контору Каширстрой, а затем секретарем в то, что потом стало Госстроем (в Главкогосор, 1.11.21, и в ГУКС, 22.02.22). По анкете Наума в 1924 у него на иждивении и отец, только не знаю, жил ли и он в Москве.
Что было с Борисом с лета 1918 до 1924 года мне доподлинно не известно. Понятно, что в институте он не доучился. По семейным рассказам в 1920 году они с Тамарой поженились в Елисаветграде, в доме Бонфельдов с соблюдением традиции. По другим рассказам, позже, в Москве в квартиру Наума явился Борис с вопросом «Ну что, барышня приехала?». Значит и он в 1921 жил уже в Москве. Возможно, готовил (строил!) место жительства для своей семьи. То, что Борис пишет в автобиографии «В 1919 готовился в МВТУ, а в 1924 ушел с 4 курса из-за тяжелой болезни жены» не похоже на правду также как и то, что «отец 30 лет служил у одного хозяина». Конечно, он мог немного поучиться в МВТУ, но в имеющихся списках студентов я его не увидел.
Тамара, 1923 Борис 1922
Зато точно то, что 6 марта 1925 у них с Тамарой родилась дочь Ира. А в справочнике «Вся Москва» за тот год появилась такая информация «Поволоцкий Бор Владим влад. маст. Покровка 47/49». Попробуем в ней разобраться. По семейным рассказам Абрам Владимирович перебрался в Москву и организовал в квартире по указанному адресу маленькую артель – делали постный сахар и халву. Так что мастерская была, но вот кто был ее официальным владельцем – не знаю. Может опечатка в имени и владелец – Абрам Владимирович. А может опечатка в отчестве и владельцем числился Борис, как не эксплуататор в прошлом. По более позднему справочнику, рядом с мастерской жил «Поволоцкий Бор Абр Покровка 47/49 кв 34 тел 3-83-83». В небольшом строении по соседству с мастерской Борис надстроил для своей семьи второй этаж. (Здесь и дальше имеется ввиду, что он организовал такие процессы.) У семьи две смежные комнаты с печкой между ними (дрова хранили во дворе в сарае). Живут они всего в 250-м по прямой от дома Мильштейн. По смутным воспоминаниям Иры, Борис организовал мастерскую по ремонту весов. По его анкете, с 1924 он работает слесарем трудового товарищества «Весоремонт», а к 1930 дорастает до технического руководителя завода «Красный Весотруд». Средств хватало, даже нанимали Ире няню.
Рядом жили и семьи двух сестер Бориса. Где в это время жил их брат Ефим – не знаю. Соня вышла замуж в Москве за Давида Владимировича Вульфовиича. Смутные сведения, что он работал в мастерской Абрама Владимировича, потом на музыкальной фабрике. Роза, вышла замуж в Елисаветграде за Якова Самойловича Гриншпун-Вишневского. По-видимому, она окончила гимназию. Поселились они с Яковом в 150-м от Покровки. Некоторые сестры Якова жили в одном с ним дворе. В справочнике 1925 года по адресу Покровка 19 кв. 21 жила стоматолог Фина Самойловна Гриншпун-Вишневская. Скорее всего, это сестра Якова, Бруха, которая вышла замуж за Михаила Борисовича Володарского, но сменила, не фамилию, а имя. В Елисаветграде многие из упомянутых семей жили на улице Покровской или рядом с ней, а здесь такое же по сути, но «фирменное московское» название – Покровка.
О переселении семей в 20-ые. Понятно, что в закрытые раньше для евреев города, а тем более в столицы, тянуло молодых людей. А почему срывались из привычных мест не молодые? Бежать от голода было еще рано, а от погромов – уже поздно. При этом, чтобы переезжать не молодым, нужны и средства для обустройства семьи – жилье, вся утварь … Думаю, что бежали и от социальных преследований, о которых мы знаем больше в отношении крестьян, т.к. среди них и жертв было больше, и расправлялись с ними жестче. Но подобный процесс шел и в городах. Уничтожали класс эксплуататоров путем уничтожения самих людей. Не всегда прямые убийства. Но этих, как их называли, «бывших», не должно было быть. «Бывшими» стали не только «графья» и «толстосумы», безразмерная категория «лишенцы» включала: и использовавших ранее наемный труд, и жившие на капитал, и торговцы, и монахи, и полицейские … Лишенцы не только лишены избирательных прав – не избирают и не могут быть избранными, – но и не могут занимать ответственные должности, платят повышенные налоги, получают пониженную зарплату, лишаются продовольственных карточек … Вот и бежали люди из родных мест, чтобы скрыть свое «неправильное» прошлое. Конституция РСФСР 1937 года предоставила избирательные права всему населению, но в анкетах при приёме на работу, сохранялся пункт «лишались ли права голоса, когда и за что». Горькая шутка про подобные вопросы в советских анкетах «Служила ли ваша бабушка в конной жандармерии, и если нет, то почему?»
Забежим немного вперед. В архивных документах «Переписка и личные документы о восстановлении в правах граждан» нашлась половинка листка в клеточку, со следующим рукописным текстом и не очень понятными датами. «Поволоцкий Абрам Вл. Покровка 47 кв 14. Приехал с Украины в 24г 57 лет по сих пор работает в артели «самодеятельность». Лишенцем не был никогда. Документы находятся на предприятии. Обещал принести в комиссию. Кустарем с наемн. труд. никогда не был по словам Поволоцкого А.В.» В левом верхнем углу «… Ком. (От)казать 8.03.1929». Ниже текста «04. 06.1930» и подпись. Еще ниже «Мнение Лишить, т.к. скрывает все свое прошлое занятие».
Мне не удалось узнать, как переселение семьи Поволоцких происходило практически – кто за кем и к кому приезжал. А есть и еще важное обстоятельство, а точнее еще целая семья матери Бориса, Фани Петровны – Хейфецы. Мы уже начинали рассказ о Пейсахе и Пейсе. Со слов их потомков, история трагическая. Четверо старших сыновей Пейсаха погибли при погроме, остался только младший, говорят, что инвалид, хромой. Судя по тому, что погибли именно здоровые мужчины, возможно, они участвовали в самообороне. О младшем брате рассказывают, что он изучал медицину, и что уехал в Аргентину, где занимался скотоводством. Сейчас в Аргентине есть такая фамилия, например, Sergio Chejfec, 1956, Буэнос—Айрес, аргентинский писатель или Daniel Chejfec, Director of The Jewish Federation of El Paso.
Все оставшиеся – Пейсах и Пейса с тремя дочерьми – переезжают в Москву. Собственно они и живут в квартире с мастерской на Покровке. Вот как вспоминает эту квартиру их внучка Ирина Борисовна. Квартира была во всю ширину многоэтажного дома и располагалась в полуподвале. Посредине вдоль дома шел коридор, слева и справа по 2 комнаты, а в торце – мастерская. В комнатах справа жили Фаня с Абрамом, дальше Геся, видимо, с Рухлей, а слева жили Пейсах с Пейсой и была кухня. Похоже, старшие придерживались традиции, не поменяли имен, а Ирина помнит, что смотрела в окно полуподвала, как дедушка в талесе молился. Складывается впечатление, что мастерской занимался Абрам Владимирович, а средства на квартиру – от Хейфецев.
А еще с ними жил внук Израиль, 05.01.1912, сын убитого Тевье. Знаю о нем мало. Воевал год в Отечественную. Был на руководящей работе по жилью, в 60-ые Борис оказался у него на приеме. Когда стали выпускать, уехал всей семьей, с двумя взрослыми дочками в США. Адрес этих дочерей (Татьяна, 1938, и Наталья, 1947) нашел через тему о Пейсахе и Пейсе в документах Яд Ва Шем.
Окончился НЭП. С 1930 Абрам Владимирович по своему елисаветградскму опыту работает на клееваренных заводах, и в частности, мастером на открытом в конце 19 века костеперерабатывающем и клееварном заводе Клейтук. В 1930 Борис осваивает новую специальность – инженер по технике безопасности – на заводе №3 им Калинина. В 1933 «за критику директора уволен, суд восстановил, но я не желал там работать». Фраза очень в духе Бориса. Затем он технический инспектор по охране труда в Центральном комитете профессионального союза рабочих машинно-тракторных станций и батрачества СССР, а с 1936 много лет в ЦК профсоюзов пищевой промышленности. Борис на службу Тамару не отпускает, и она работает на дому – шитье тапочек на продажу (с Люсей и Софьей Моисеевной), искусственные цветы, наносит рисунки на ткани и самое вольное – инспектирует качество железнодорожного мороженого.
Несколько эпизодов тогдашней жизни. На первом снимке примерно 1931 года Софья Моисеевна с дочками Тамарой, Люсей и Любой (слева направо) и внучкой Ирой. Два других снимка из жизни Поволоцких в 1929 – постановочные. «Больной ребенок» снят на кровати родителей. Кровать «пришла» от Любы, а может и из Елисаветграда. Теперь «ребенок» спит на ней на даче. На втором снимке, «Семейный вечер», обратим внимание на название газеты, которую читает Борис и на выражение его лица – долгий процесс съемки ему не по душе. Ира уже учится в школе, в здании бывшей Елизаветинская женской гимназий в Большом Казенном. В 1932 Люся едет к Марку (он на четвертом снимке) в Ленинград, на пятом снимке – его тамошняя холостяцкая комната. Они возвращаются в Москву, женятся 25 августа и живут в маленькой комнатке у Наума. На последнем снимке Люсин фотокружок «на пленэре», Люся крайняя справа.
Жизнь семьи налаживается. Борис уже в 1933, видимо, по профсоюзной путевке, отдыхает в Евпатории. Он часто будет так ездить отдыхать. Самостоятельно. Тамара с Ирой тоже пару раз отдыхали на море. Примерно в 1937 семья по обмену переехала в коммунальную квартиру в доходном доме начала века у Красных ворот. Борис разгородил 40 метровую комнату на три. (Недавно заглянули с мамой в эту квартиру. Оказалось, что там устроили гостиницу, разделив пространство квартиры еще и по вертикали, на 2 этажа).
Тамара 1934 (на удостоверении) Борис 1932
Наум Мильштейн в 1931 стал главным инженером Государственного электротехнического треста и преподавал в незаурядном Электромашиностроительном институте им Кагана-Шабшая. Институт был создан для образования полноценных инженеров за 2-3 года: 4 дня в неделю студент работал на заводе, а 2 дня по 10-12 часов изучал теорию. В год проходили по три курса, был только один месяц каникул. Через два года студент, если не провалится на каком-нибудь экзамене, получал звание инженера.
Но не все было безоблачно. В 1933 умирает Фаня Петровна (Поволоцкая – Хейфец). Как вспоминает Ира, Абрам Владимирович переезжает с Покровки к Соне на Домниковку. Видимо, действительно квартирой владели Хейфецы. Через некоторое время Абрам Владимирович женится, из-за чего Борис много лет с отцом не разговаривал. В 1936 в Москве умирает Софья Моисеевна (рак), а в Елисаветграде – Григорий Михайлович. Люся ездила к нему на могилу, привезла землю, пока хранится.
25.11.1936 Наума арестовали и 01.08.1937 приговорили к лагерям (ИТЛ) за участие в контрреволюционной троцкисткой диверсионной организации, выполнение заданий германской разведки и т.д. Сидел он, видимо, в районе Кировска. Любовь Григорьевна, вспомнив специальность стоматолога, стала работать в поликлинике Красного Креста и на дому. 02.09.1937 ее арестовали. Бутырская тюрьма и через 3 дня обвинительное заключение «тройки» – как член семьи изменника родины, который проходит по 1 категории (самый злостный), она получает 8 лет ИТЛ, и 17.09 – отправить с первым же эшелоном в Темниковские лагеря, Мордовия. Сломали жизнь, отправили в лагерь – моментально. Есть все фамилии – и тройки и следователя.
Лагерные снимки Любови Григорьевны и Наума Моисеевича Мильштейн
Но чудо (случалось после замены наркома НКВД Ежова на Берию) – в феврале 1940 приговор Науму отменен, дело прекращено и летом он выходит на свободу. А 10.08.1940 (только через пол года!) главный военный прокурор ОСО НКВД сообщает: справка в Любином деле, что ее муж осужден по 1 категории сфальсифицирована. То есть ее осудили незаконно даже по тем беззаконным законам. 19.10.1940 постановление – приговор отменить и освободить. У нас в семье сохранился огромный (примерно 1м*1м и 1,5м в высоту) замечательно сделанный сундук, в котором Люба перевозила вещи из Елисаветграда, а также маленький фанерный чемоданчик, с которым она вернулась в ноябре из лагеря. В их квартире в маленьких комнатах оставались жить сын, Виктор, и сестра Елена с мужем, а в большие комнаты вселился работник НКВД. После возвращения Наум и Люба жили у Поволоцких, потом получили квартиру в центре, в Газетном переулке. Наум прожил еще шесть лет, а Люба – десять.
Дальше была война. В 1939 семья Доры Найдус (Бонфельд) вместе с городом, в котором жили, Белосток, оказалась в СССР. К этому времени старшая дочь Валентина и ее муж Григорий – коммунисты-подпольщики. Когда началась война, сын Доры, Израиль, в минской больнице. Дора едет к нему, и оба погибают. Перед самой войной, а может и после ее начала, на родину, видимо, в Елисаветград почему-то едут Пейсах и Пейса Хейфец. 14 августа немцы в Елисаветграде. Началась регистрация евреев, и был слух, что это для переселения в Палестину, а уже 30 сентября первые массовые казни евреев. По семейным рассказам, Хейфецев, как самых пожилых, вели на расстрел впереди колонны. Тогда же погибает и Лида Алоец (Бонфельд). Она вовремя не уехала из города, т.к. ждала дочь, Риту, которая 30 июля закончила Николаевский пединститут (по кафедре химии).
В августе Тамару и Люсю Борис устраивает на работу в детский сад, который в сентябре эвакуируют в поселок Рябцево под Бузулуком. Борис с профсоюзной работой оставался в Москве и мотался по стране. Абрам Владимирович тоже оставался в Москве, у новой жены на Новой Басманной. С Тамарой в Рябцево была дочь, которая окончила школу в соседней Воронцовке, где с мамой жил в эвакуации Володя Высоцкий. В Рябцево каким-то чудом в жутко грязном виде добралась Рита Алоец. Несколько лет она там проработала химиком-технологом на спиртзаводе имени Чапаева. Все Мильштейн (в декабре 1941 к ним присоединилась и Люся) были в эвакуации в Свердловске. Вульфович и Гриншпун вместе жили в Ташкенте – ул Беш-Агач т. Кацыл-Юлдуз 1 кв 27. Ефим – тоже в Средней Азии. Семен Найдус с дочкой Еленой в эвакуации на Урале, дочь Валентина – в Оренбурге, а ее муж Григорий остался в Минском гетто в подполье. После организованного побега из гетто Григорий до конца войны руководил партизанским отрядом. Семен Исаакович Найдус умирает в эвакуации, а Елена идет добровольцем на фронт, служила на локаторе ПВО, прошла от Киева до Бреслау.
Рассказ подошел ко времени близкому, памятному, поэтому добавим только несколько слов о дальнейшей жизни Абрама Владимировича и его детей. До 1941 он продолжал работать клееваром. Вышел на пенсию. В 1953 семья Поволоцких отмечает 80-летие Абрама Владимировича. Собрались семьи четырех детей, внук и 2 внучки. Фотографии Абрама Владимировича есть только с этого праздника, видимо, Борис пригласил фотографа. Жил Абрам Владимирович у третьей жены, на площади Маяковского. Борис время от времени ездил мыть и брить постаревшего отца. Иногда брал с собой меня, приучал. А мне больше всего запомнился небольшой ручной станочек для заточки безопасных лезвий – там все так весело крутилось. Станочек сохранился. Умер Абрам Владимирович 24.10.1959. Какая большая жизнь, столько перемен – 2 мировые войны, 2 революции, полный слом жизни и переезд в другой мир, а в конце всемирный фестиваль молодежи и студентов под окнами.
Абрам Владимирович. На второй: стоит Ефим Поволоцкий, ниже Яков Гриншпун, Роза Гриншпун (Поволоцкая), жена Абрама Владимировича, Борис Поволоцкий, На третьей семья Вулььфович: Давид, Софья (Поволоцкая) и их дочь Татьяна. На четвертой слева – внуки юбиляра.
Брат Бориса, Ефим был инженером-конструктором, хорошим специалистом, спокойным человеком. Мало о нем знаю потому, что у него не было семьи, так что некого теперь расспросить. А, главное, Борис с ним поругался из-за того, что Ефим опоздал на похороны отца и больше с ним не встречался. Так что Ефима я видел только в раннем детстве. Умер Ефим в 1965г. Сестра Соня умерла в 1974, а ее муж в 1981. Сестра Роза долго работала косметологом, вела общественную жизнь в Центральном доме работников искусств. Муж Яков умер в 1958, а она еще выходила замуж, умерла в 1986.
В 1950 Борис начальник сектора по технике безопасности и охраны труда в Министерстве мясной и молочной промышленности СССР, но через год его уволили, подчиненные жаловались на грубость. Возможно, приближалось антисемитское «дело врачей», но, думаю, что мог и нагрубить подчиненным. Как он начал трудовую деятельность на государство с производственного конфликта, так ее и закончил. Борис, и выйдя на пенсию, много работал – выпустил два сборника по охране труда, организовывал производство памятных пластиковых знаков на дома (может это было обновление довоенных знаков Осоавиахим). Много лет он был внештатным, но очень деятельным корреспондентом газеты «Вечерняя Москва» (помните Люсино фото?) и озеленял придомовой участок. В 1961 Тамара умерла, рак. Борис женился еще 2 раза. Умер в 1980.
Тамара 1950 Борис 1960
Марк Моисеевич Мильштейн работал начальником отдела снабжения в энергетике, но в 1953 после реорганизации главка ему не нашлось места в Москве, он жалуется министру, потом Хрущеву, но оказывается на пенсии. Елена Григорьевна, начиная с машинистки, стала начальником отдела сбыта, а в 1954 тоже ушла на пенсию. Они жили все в той же маленькой комнате квартиры Наума, завели маленькую собачку, «профессионально» решали кроссворды, и что очень важно, хранили семейную память. Умерли в 1982.
Какие разные связи в семьях. Сестры и братья Софьи Михайловны Бардах и Григория Михайловича Бонфельда поддерживали связь, и даже я кого-то из них и их потомков видел. А вот о братьях и сестрах Абрама Владимировича не было известно ничего, ни малейшего намека, что они существовали. Может, уехали, и это тщательно скрывалось. Помните печати о выписках в метриках. У братьев Абрама Владимировича такие выписки были только в семье Зурих-Лейба, а еще у Бориса в 1965. Выписки для двух старших дочерей и о браке Зурих-Лейбы взяты 22.11.1919, для сына в 1915 и еще для одной дочери в 1913.У трех других дочерей, как и у многих людей из разных семей, есть выписки апреля-мая 1933 года (вероятно тогда многие пытались уехать от голодомора). Может, выписки в семье Зурих-Лейбы в 1919 взяты в дополнение к более ранним ради эмиграции, т.к. момент был подходящий – в Елисаветграде белая власть. Может им удалось уехать. Правда, к этому времени единственный пароход в Палестину, «Руслан», уже ушел из Одессы.
