Возлюбленной он не увидел. Огляделся. Заметил разбросанные по полу предметы дамского туалета и сразу установил их принадлежность. Блузка была порвана, и этот факт чрезвычайно насторожил любовника — перед глазами его прошли фантастические сцены нетерпеливой страсти и гнусной измены.
НИЧЬЯ
(окончание. Начало в № 1/2024 и сл.)
- Голем под следствием и судом
Оказывается, люди устроены таким удивительным образом, что не могут удовлетвориться одной лишь борьбой за первенство. Человеку непременно требуется победа в борьбе. Хотя движение по пути к успеху кажется ему самым достойным в мире занятием, однако оно не есть замена конечной цели. Доставляемые триумфом восторг торжества одних и горе страданий других приносят счастье в неугомонные души победителей.
Высоконравственный Бург задумал раз и навсегда покончить с нечистоплотной конкуренцией бездуховного Дрора. Для достижения сей достойной цели, он взял на вооружение как темные силы земного демонизма, так и светлое могущество небесной справедливости. Активность, смелость, патриотизм — вот лозунги, начертанные на бургандском боевом знамени, прочным дубовым древком которого является врожденная вера народа в свою миссию гегемона.
В отличие от бурлящего Бурга, его исторический оппонент Дрор был самоуверен и умиротворен. Родоначальники дрорцев, так называемые падшие ангелы, совокупляясь с земными женщинами, привнесли со своим семенем страсть к познанию природы и овладению ее законами. Так возник решительный технический перевес Дрора над Бургом. Уповая на неодолимость пропасти, дрорцы не сомневались в конечной мирной победе над амбициозным противником. Однако, почуяв надвигающуюся опасность, технократы отряхнулись от безмятежности и стали готовить ответ, зиждимый, что характерно, на научном прорыве.
Яков, высокопоставленный чиновник бюро по расследованию антидрорской деятельности, организовал осуществление научно-технического проекта, призванного покончить с посягательствами Бурга на мировую гегемонию. Научным руководителем проекта был назначен Иосиф, старший брат Якова. И вот, работа над прорывным изобретением подошла к концу — настало время проведения испытаний.
***
Вернемся к нашим старым знакомым — двум обывателям Бурга, благородного склада гражданам, любителям поговорить за кружкой-другой бургандского пива. Они привыкли сидеть на своем постоянном месте за небольшим столом возле гигантской пивной бочки. Один из них обычно сообщал городские новости, а второй с видимым интересом внимал, задавал уточняющие вопросы, то поддакивал, то возражал, одним словом, подбрасывал дровишек в очаг беседы.
Мы помним, как наш рассказчик поведал своему верному слушателю историю о неком чужестранце, путешествовавшем на тщедушном осле. Бургандец бескорыстно приютил странника, накормил и напоил его. Однако лукавый иноземец отблагодарил бессребреника не словами признательности, но обвинением в воровстве какой-то жалкой ослиной попоны. Мало того, он лицемерно отказался признать в благодетеле великого толкователя снов.
Дело рассматривал один из лучших судей Бурга. Выслушав обе тяжущиеся стороны, служитель правосудия вынес единственно правильный, то есть обвинительный вердикт против дерзкого иностранца. Последнего принудили заплатить изрядный денежный штраф, и он был предан остракизму, будучи с позором изгнанным из города.
Решение судьи имело громкий положительный резонанс в патриотических (а, по существу, всех без исключения!) слоях бургандской общественности. Служебный подвиг судьи не остался незамеченным властями Бурга. Ему была присуждена высшая академическая степень. Он получил постоянный пропуск на торжественные праздничные концерты во Дворце Ассамблей. За ним закрепили место будущего погребения в расположенном в городской стене пантеоне вечной памяти отцов-созидателей бургандской славы.
Прошло несколько времени, и в Бурге произошел инцидент экстраординарный, непредвиденный и крайне огорчительный. Само собой разумеется, наш рассказчик оказался очевидцем сего прискорбного события. Происшествие не просто поставило под сомнение высшую квалификацию упомянутого судьи, но всколыхнуло общественное мнение всей страны.
— Представляешь, дружище, — начал свидетель случившегося, — сижу, значит, я на пороге дома и размышляю на отвлеченные темы. Позднее утро, приближается полдень. Я обоняю доносящийся из кухни аромат приготовляемого женой обеда. Волшебный запах тушеной рыбы в овощном соусе приводил в трепет мои ноздри и сердце.
— Идиллия, да и только! — поддакнул собеседник, отхлебывая пиво и отправляя в рот маленький соленый бублик.
— Не торопись, дорогой, лучше послушай. Вдруг, в нарушение идиллии, услыхал я вдалеке чьи-то невнятные крики. Я встал, дошел до угла и увидел, как на пустынной площади двое мужчин яростно вцепились друг в друга, и колотят один другого, и выкрикивают бранные слова, которые мы с тобой, порядочные граждане, никогда не произносим.
— Вот тебе и идиллия! Так и аппетит потерять не долго. Жалко, однако. Все-таки тушеная рыба с овощами!
— Я уж об обеде и не думал. Ты меня знаешь — я должен быть в гуще городских событий.
— Слава богу, знаю тебя. Ну, рассказывай, что дальше увидал.
— Один из тех двоих был выше противника на целую голову, годами моложе и одет вполне прилично. Пригляделся я и увидел, что малорослый — бедняк бедняком, и грязное рванье на нем. Крупный одолел мелкого, содрал с того верхнюю одежду и приготовился бежать с добычей.
— Небось, оба — презренные иноземцы?
— Ни в коем случае! На вид и на слух они наши, бургандские — я сразу понял это по выражениям их лиц и прочим выражениям!
— Так что же произошло, по-твоему?
— Заурядное уличное ограбление. Казалось бы, дело житейское — сильный бьет слабого, имущий обирает неимущего, молодой берет верх над старым.
— Действительно, ничего примечательного. Ты, конечно, вернулся домой и продолжил дожидаться обеда, размышляя на отвлеченные темы?
— Не тут-то было! Вдруг на площадь ворвался некто третий. Тоже, вроде бы, нашенский. По всему видно — большой силач. Он схватил грабителя в охапку и вскричал решительно: “Верни немедленно одежду бедному человеку!”
— Кажется, события нагнетаются!
— Еще бы! Грабитель вырвался из недружелюбных объятий да как закричит: “А ты кто такой, чтобы указывать мне? Я законов Бурга не нарушал, все по справедливости!”
— А ведь и вправду — справедливость-то не пострадала!
— Вот и я так же думаю! Но тот, что встрял меж двумя, третий лишний, так сказать, думал по-другому. Он не отпускал молодого и все требовал вернуть бедняку одежду, а не то, грозил, отведет, мол, его к судье. Тогда грабитель изловчился, подобрал с земли камень и разбил лоб незваному доброхоту, и потекла кровь широким ручьем.
— Здорово! Ох, и везет же тебе, приятель, занимательные вещи наблюдать! Давай-ка свою кружку, я еще пивка принесу.
— И тут, представь себе, — произнес в волнении рассказчик, опорожняя залпом добрую половину кружки, — молодой да удалой вырвался из клещей силача и говорит: “Вот теперь, когда кровь струится, можно идти в суд, невежда ты этакий — уложений не знаешь! Я разбил тебе голову, и, согласно закону Бурга, ты должен заплатить мне за пролитую кровь! Послушаем, что скажет судья!”
— И к какому судье они пошли?
— Да к самому знаменитому. Помнишь, того, что судил наглого иноверца, со мной тягавшегося?
— Конечно, помню! И что, все трое направились в суд?
— Двое. Правдолюбец выхватил из рук грабителя одежду бедняка, вернул тому жалкие его ремки, и несчастный куда-то пропал. А я незаметно последовал за двумя боевыми петухами.
— Узнаю твои байки. Самое интересное ты всегда приберегаешь для концовки!
— Не байка это вовсе, а чистая правда. Жизненная история всегда начинается сухо, а кончается сочно.
— Не обижайся, шучу я. Рассказывай дальше.
— Понимаю, что шутишь — я, слава богу, чувством юмора щедро наделен. Пришли, значит, двое к зданию Верховного суда. Напротив собралась внушительная толпа: видно, слух о предстоящем процессе облетел город, и горожане с нетерпением ожидали нового подвига любимого народом судьи. Желающих пригласили в зал судебных заседаний. Все места были заняты, люди стояли в проходах, теснились у стен, жадно смотрели на сцену, ожидая победы правосудия.
— Приятель, довольно пустословного красноречия! Прожуй соленый бублик и переходи к делу — не терпится узнать, чем все кончилось!
— Продолжаю. На высоком стуле, как на троне, сидел судья, перед ним стояли истец и ответчик. Судья строго спросил истца: “В чем состоит твоя жалоба?” Тот заявил: “Я разбил лоб этому негодяю, а он отказывается заплатить мне за пролитую кровь!”
— Для нашего искушенного судьи это легкое дело, ибо нарушение закона налицо!
— Слушай внимательно и не перебивай! Судья сурово обратился к ответчику: “Что можешь сказать в свое оправдание?” А тот не лыком шит, выпалил в ответ: “Этот человек грабил несчастного бедняка, а на мое остережение ответил насилием!”
— Каков наглец! Приплетает вещи, к делу не относящиеся, пытается препятствовать расследованию!
— Правильно! Вот и судья вскричал: “Не уводи суд в сторону! Согласно закону Бурга, ты обязан заплатить штраф истцу за пролитую им твою кровь! Плати немедленно или отправляйся за решетку!” Провозгласив сие, судья гневно хватил своим деревянным молотком по специальной громкозвучной подставке.
— Браво! Так и надо поступать с нарушителями закона!
— Увы, дружище, на этом дело не окончилось. Ответчик хладнокровно промолвил: “Ты прав судья. За нарушение закона надо платить”. С этими словами он выхватил из рук судьи молоток и со всего размаху нанес удар вершителю правосудия по высокому его лбу, и кровь хлынула из раны.
— Боже мой, какое бесчинство!
— И бесчинство, и наглость! Совершив акт хулиганства, ответчик заявил так: “По закону я должен платить истцу за пролитую кровь. По тому же закону ты, судья, должен платить мне за то же самое. Я плачу ему, ты платишь мне — нелепо! Зачем загружать пустой работой бухгалтерскую кувырколлегию суда? Плати ему ты, а мое дело — сторона!”
— Вот так клюква! И что же? Заплатил судья ответчику?
— Ошарашенный судья достал было кошелек, а ответчик куда-то пропал. И истца не видно.
— Достал кошелек, говоришь? Значит, справедливостью ведом!
— Да брось ты! Показной справедливостью судья маскирует любовь к почету.
— Пожалуй. Стало быть, опростоволосился академик-то наш!
— Выходит, что так! Зрительный зал загудел. Не довольны люди. Не любят бургандцы, когда лучшие из народа в дураках оказываются. Боюсь, дело сие не закончено, быть последствиям.
— Да-а-а. Тут призадумаешься.
— Есть о чем подумать, батенька. Такие вот пироги с котятами. Их ешь, а они пищат. Ладно, допивай пиво, да пойдем по домам.
***
Покинем наших интеллигентных собеседников и подведем итог случившемуся. Нет, происшествие это — не какой-нибудь малозначащий факт. Вдумайтесь, люди добрые! Некто, неизвестный тип, вывернул наизнанку бургандский закон. Он сделал это в высшей степени коварно, злонамеренно обезоружив светлый лик правды перед мрачным оскалом кривды. Он скомпрометировал веками проверенные и верно служившие властям достижения бургандской юриспруденции.
Давая правильную политическую оценку событию, необходимо указать на служебный провал лучшего судьи города Бурга. А ведь его неуспех может быть истолкован недоброжелателями как мнимая слабость не только законодательной системы Бургандии, но и как начало общего кризиса единственно правильной идеологии. Да ведь это подрыв основ, покушение на ценности, размывание фундамента! Правда, находились немногие жовиальные особы, утверждавшие, мол, кризис — еще не закат и не симптом смерти. Но Бург отверг ложный оптимизм, ибо не заражен бациллой раболепия перед меньшинством.
Как серьезную опасность государству восприняла это событие патриотическая элита Бурга. Вслед за появлением разоблачительной редакционной статьи в центральном, хотя и единственном, печатном органе страны, к мнению элиты присоединилось подавляющее большинство граждан Бургандии. Из гущи народа послышались требования расследовать деятельность псевдовеликого судьи и одновременно привлечь к ответственности трех подозрительных его оппонентов — бедняка, истца и ответчика.
К сожалению, странная троица бесследно исчезла. Что касается незадачливого судьи, то он был отстранен от исполнения служебных обязанностей, взят под следствие, лишен академических степеней и правительственных наград. У него изъяли постоянный пропуск на торжественные праздничные концерты во Дворце Ассамблей, а место его будущего захоронения в пантеоне славы Бурга передали более достойному кандидату.
Рассмотрением дела занялся Комитет Спецопераций. Неспешное продвижение расследования свидетельствовало о тщательности работы. Ни одна из возможных версий не отбрасывалась. Подчиненные генералу сотрудники — высшие и старшие офицеры — со свойственным им профессионализмом вникали в мельчайшие детали, сопоставляли факты, опрашивали свидетелей, искали косвенные улики и так далее, и так далее.
Проживающая в Бурге супруга знакомого нам дрорского мойщика машин и агента Комитета Спецопераций поведала мужу о бургандской сенсации. Разумеется, Кешер немедленно оповестил свою благодетельницу. Орпа поначалу не придала особого значения этой новости, но все же поделилась ею с Яковом. По торжествующему выражению его лица она поняла, что известие это — не рядовая сплетня, а нечто крайне важное. В подтверждение ее догадки Яков заторопился, извинился за занятость и сказал, что ему необходимо немедленно повидаться с Иосифом.
К тому времени Орпа была уже на сносях. Откровенно говоря, с приближением момента вступления в материнство ее голову меньше занимали мысли о противостоянии Дрора и Бурга. Проблемы иного рода требовали внимания будущей матери. Тем не менее в сердце Орпы по-прежнему пульсировало чувство долга по отношению к обеим ее родинам. Она отнюдь не намеревалась манкировать своими патриотическими обязанностями под предлогом скорого рождения ребенка.
***
Наконец, свершилось природой предопределенное, и Орпа разрешилась от бремени здоровым младенцем мужского пола. “Никаких кормилиц! У меня много молока, и я сама выкормлю наше дитя!” — решительно заявила молодая мать счастливому отцу. Кешеру было поручено сообщить новость новоявленному бургандскому дедушке. Последний порадовался, но приглашение приехать в Дрор, чтобы взглянуть на внука, не принял.
Яков, Иосиф, их родители, и, разумеется, мать с отцом жены Якова, — все дружно собрались в доме Ерэда и Орпы и поздравляли, и дарили подарки, и давали советы. Попутно заметим, что ко времени рождения первенца, Ерэд существенно окреп финансово, досрочно выплатил ипотеку и вообще чувствовал твердость в стоянии на ногах.
Склонность к романтическому стихотворчеству почти совсем улетучилась из головы Ерэда. Не было лишено резона овладевшее им в последнее время ощущение, что в смысле социального статуса он не уступает старшим братьям.
Пока новоиспеченные мама и папа упивались проявлениями восторгов из уст родственников старшего поколения, Яков и Иосиф удалились на веранду и принялись что-то обсуждать. Любознательная по природе и допытливая по должности, Орпа крайне заинтересовалась этим обстоятельством. Заявив, что пришло время кормления младенца, она взяла из колыбели драгоценный сверток, удалилась в смежную с верандой комнату и приступила к исполнению первейшей материнской обязанности. Руки и грудь ее были заняты, но уши свободны, и она подслушивала беседу братьев.
Разговор шел о происшествии в Бурге. Оказалось, что трое неизвестных — бедняк, истец и ответчик — искусственные люди. Создание этих существ явилось результатом тайного научно-инженерного проекта, претворенного в жизнь в Дроре. Руководство проектом осуществлял Иосиф — ныне национальный герой, к несчастью, обреченный на пожизненную секретность. “Голем” — так назвал Иосиф свое произведение.
Сотрудники лаборатории изготовили три опытных образца Големов. Творения ума и рук человеческих прошли испытание в Бурге и доказали свою безусловную эффективность, разыграв сначала сцену ограбления, а потом — суда. Теперь перед промышленным комплексом Дрора встала задача наладить массовое производство Големов.
Яков торжествовал: “Замаскированные под бургандцев искусственные люди станут тем оружием, с помощью которого мы навсегда завоюем мировую гегемонию, оттеснив Бургандию, второсортную державу, на предназначенное ей посредственное положение в мире. Так научное лидерство одержит победу над демонологией и песнопениями. Поздравляю тебя, мой милый Франкенштейн!” — пошутил Яков в заключение своего импровизированного славословия. “Полно, брат! — скромно отозвался Иосиф, — я трудился во имя мира — лишь бы не было войны!”
Орпа была потрясена. “Что делать? — подумала она, — нужно срочно известить генерала. Хотя, нет. Сперва я попытаюсь выяснить у Кешера через его подружку, кухарку Иосифа, еще какие-нибудь подробности!” Работница в доме ученого и на сей раз оказалась полезной, сообщив немаловажные детали. Ночью Орпа составила донесение в Комитет Спецопераций, а утром нашла предлог отлучиться из дома и с помощью Кешера переправила конверт в Бург.
***
Руководитель Совета Старейшин, председатель Комитета Спецопераций и директор института Государственной Демонологии собрались на совещание для зачтения срочного послания Орпы и обсуждения безотлагательных мер противодействия каверзным замыслам Дрора.
Состав участников заседания нуждается в пояснении. Если председателем Комитета Спецопераций являлся все тот же бессменный генерал, а директором института Государственной Демонологии оставался знакомый нам профессор, то руководитель Совета Старейшин сравнительно недавно сменился. Прежний главный Старейшина, человек серьезно больной, почти инвалид, скончался, успев за свою жизнь много и верно послужить стране и народу.
Освободившееся место занял другой старейшина, тоже недужный. Однако это не отец Орпы, бывший номером первым в списке на продвижение, а номер второй из списка. Такое отклонение от привычного порядка диктовалось тем, что дочь номера первого, то есть Орпа, проживала в Дроре, и после заключения брака с Ерэдом стала тамошней гражданкой. В соответствии с установленным законом, да и согласно неписаным моральным нормам Бургандии, пост руководителя Совета Старейшин не может занимать человек, прямые родственники которого имеют иностранное гражданство.
Здесь мы видим торжество здравого смысла, ведь всякий гражданин невольно причастен к властвованию и подчинению. Стало быть, человек, имеющий гражданство недружественной страны, по меньшей мере подозрителен, то бишь справедливо подозреваем в недобрых намерениях.
Номер первый был вычеркнут из списка на продвижение, но оставался на свободе. Здесь важно заметить, что смена руководителя в Бурге не влечет за собой смену руководящих идей. Верностью собственному естеству народ гарантирует преемственность власти и незыблемость образа мыслей.
Генерал зачитал послание Орпы. Главный старейшина и профессор слушали с мрачным выражением на лицах, не перебивая. Меж участниками совещания повис тяжелый туман тревоги — словно густой черный смог в безветренный день.
— Чем конкретно опасны для нас Големы? — задал вопрос главный старейшина.
— Эксперимент с провалом нашего лучшего судьи показал, что эти искусственные существа способны сбивать с толку даже самых идейных бургандцев, — ответил генерал.
— Есть все основания опасаться, что, незаметно втираясь в широкие слои народных масс, Големы сумеют вытравить из наших людей дух бургандства, ибо они обладают феноменальными способностями мимикрировать и убеждать. Их тихое вторжение в Бургандию будет означать конец нашей мечте о мировой гегемонии, — добавил профессор, — Големы — это оружие Дрора, которым он может победить нас!
— Неужели три жалких твари способны сделать нечто большее, чем то, что они сделали с несчастным судьей? — возвысил голос главный старейшина.
— Три? Да эти ушлые дрорцы наверняка уже развернули массовое производство Големов! — бросил генерал.
— Увы, возможности их промышленности столь велики, — горестно констатировал профессор, — что навряд ли мы сможем эффективно помешать им.
— Прошу отбросить пораженческие настроения! — потребовал главный старейшина, — какой ответный научный ход вы можете предложить, профессор?
— Я — директор института Государственной Демонологии, — ответил профессор, — мое учреждение не занимается естественнонаучными проблемами. Насколько мне известно, учреждений такого профиля в Бургандии нет.
— Прискорбно слышать, как ученый расписывается в научном бессилии! — вскричал главный старейшина, ударив ладонью по столу, — а что скажет глава секретной службы? — продолжил он, отдышавшись после эмоциональной вспышки.
— Для Комитета Спецопераций не существует невыполнимых задач, — гордо произнес генерал, — я думаю, мы найдем ответную меру, чтобы осадить зарвавшихся дрорцев.
— Какие ресурсы вам потребны? — спросил ободренный старейшина.
— Необходимо срочно подготовить плеяду инженерных кадров не ниже среднего уровня. Остальное возьмет на себя мое секретное ведомство! — ответил генерал.
— Вы слышали, профессор? — воскликнул старейшина, — подготовка кадров не ниже среднего уровня возлагается на вас! Остальное возьмет на себя секретное ведомство генерала.
— Слушаюсь! — выпалил профессор.
— Будет сделано! — заверил генерал.
— Отлично! — подвел итог главный старейшина, — станем проводить еженедельные консультации для обсуждения хода работ. Создадим свой отечественный проект. Наш ответ Дрору, так сказать! Деятельность шедов, Асмодая и посланничества на Поклонной горе прошу продолжать.
- По товару цена
Руководство Бургандии поставило перед собою, государством и народом амбициозную цель — добиться мировой гегемонии, оттеснив Дрор на второй план. Поддержка и энтузиазм миллионов были заведомо обеспечены бургандским властям. Как отмечалось выше, в помощь непростой борьбе мозговой центр страны привлек на свою сторону темные силы земного демонизма, а также вознамерился мобилизовать светлое могущество небесной справедливости.
Примем во внимание, что средства имеют свойство принимать окраску цели. То есть, если цель благородна, то и средства таковы. Поэтому в данном случае темные силы земного демонизма правильнее называть светлыми силами земного демонизма. Ну, а для сохранения контраста, светлое могущество небесной справедливости станем величать ослепительным могуществом небесной справедливости.
Патриотизм рождает песни, а песни рождают патриотизм. В ежегодно издаваемом календаре бургандских будней и праздников была опубликована песня двойного назначения — маршевая и колыбельная вместе. Слова музыкально-поэтического произведения народные, мотив наступательный. Родителям рекомендовалось поднимать детей утром и укладывать их спать вечером с пением такого куплета:
Мальчиш, борьбе навстречу
С зарей скорей вставай.
Ты Бург увековечишь,
А Дрор? А Дрор — бай-бай!
Песня — как барабан, под его бой идут в ногу. В толще народных масс Бургандии царил социальный оптимизм. Никакими временными трудностями невозможно остудить накал самородной любви к отчизне рядового бургандца, всегда готового на новые материальные лишения ради завоевания положенной ему мировой гегемонии. Однако в среде руководителей высших эшелонов власти ощущалось настроение тревоги и неуверенности. Вожди были крайне озабочены сведениями о новейшем стратегическом оружии Дрора, аналог которого отсутствовал в Бурге.
На самом высшем уровне было принято постановление о неразглашении прискорбного факта. Такое решение явилось последовательным проявлением гуманной политики ограждения народа от моральных катаклизмов, а также защиты патриотического духа масс от ошибочных уклонов. Само собой разумеется, что в отношении противодействия коварному противнику, руководство Бургандии не ограничилось сей запретительной мерой. Наоборот, как уже известно читателю, лидеры страны поставили перед собой задачу в кратчайший срок ликвидировать отставание, а там, глядишь, и снова взойти на беговую дорожку, ведущую к верховенству.
***
Исполнение полученного от главного старейшины приказа поставило директора института Государственной Демонологии в непривычную для него ситуацию. Требовались либо огромные организационные усилия для реализации распоряжения де-факто, либо изрядная доля личного макиавеллизма, если удовольствоваться бренчанием де-юре. Откуда взяться незнакомым навыкам? Оба пути профессором не хожены.
По здравом размышлении директор пришел к выводу, что у него нет иного выхода, кроме как заняться реальной подготовкой естественнонаучных кадров. “Макиавеллизм тоже пригодится, — подумал профессор, — дам задание референту подготовить для меня популярные издания на предмет ознакомления”.
Начальники отделов института и просто специалисты высшей категории посоветовали своему шефу открыть бурфак. Так было названо учебное заведение ускоренной подготовки способной институтской молодежи. Обучение на бурфаке требовалось для последующего успешного усвоения естественных наук на уровне не ниже среднего, согласно указанию главного старейшины. По конспиративным каналам надежные люди доставили из Дрора учебники как нелегальную литературу.
Гораздо оптимистичнее своего ученого коллеги чувствовал себя председатель Комитета Спецопераций. В заявлении председателя о том, что якобы для его организации не существует неразрешимых задач, не было ни капли хвастовства. Генерал ясно представлял себе две вещи: первая — ограниченность научного потенциала Бурга, вторая и главная — широчайшие возможности своей епархии.
“Можем ли мы собственными силами создать оружие, подобное дрорскому? — спросил себя председатель Комитета Спецопераций, — нет, не можем, ибо нет у нас таких сил!” — честно признал он. “Единственный наш реальный шанс — украсть идею и способ ее реализации, или, как говорят в Дроре, адаптировать ноу-хау, — продолжил размышлять генерал, — но и это не все! Потребуются немалые ресурсы. Добывать их будет главный старейшина, сколько успеет до кончины. Инженеров подготовит директор института, законченный болван, кстати. Моя задача хитрая. Кража — искусство, а не ремесленное мастерство. Пусть каждый занимается своим делом!”
Главный старейшина погрузился в нелегкие размышления. Из доступных ему обрывочных сведений он сделал резонный вывод, что для осуществления проекта потребуется привлечение колоссальных материальных средств. Задачи такого масштаба никогда прежде не решались в Бурге. Однако для пораженческих настроений не должно быть места. “Земля наша огромна, подземным кладовым несть числа, — размышлял старейшина, — поднимем на-гора, обогатим, рафинируем и все такое прочее. Если надо — введем ограничения на потребительские блага для широких масс населения: народ наш дисциплинированный, к жертвам привычный, к лишениям стойкий, и, кончено, все правильно поймет!”
***
Первое время после блестящего завершения испытаний Големов в Бурге, научный руководитель проекта пребывал в состоянии эйфории — ибо, по его мнению, созданные им искусственные люди стали оружием сдерживания претенциозного варварства. Это же эпохальное достижение человеческого разума — никак не меньше!
Яков не уставал восхвалять брата: “Какой светильник разума блеснул!” Если кто-либо среди проницательных читателей подозревает службиста в лицемерии и тайной зависти, то это напрасно. Яков был вполне искренен и отнюдь не завидовал Иосифу, ибо сознавал абсолютную недосягаемость для себя подобного успеха.
Однажды светлую голову Иосифа посетила идея странная и удивительная: “А что если и бургандцы попытаются изготовить своих Големов? Ведь всё, что когда-либо было создано одним человеком, другим человеком может быть воспроизведено!” Мысль сию Иосиф муссировал, развивал, прогнозировал последствия. “Если, боже сохрани, случится беда, и Бург повторит успех Дрора, — размышлял он, — то края пропасти сомкнутся, и вернется военное статус-кво. Равенство сил — пагуба мировая, ибо оно предполагает притязания худших на лучшее место под солнцем. И тогда не миновать войны!”
Однако аналитический ум ученого требовал рассмотрения альтернативных сценариев. “А не станет ли факт решающего превосходства Дрора, — думал Иосиф, — соблазном для агрессивных действий против Бурга? Но это ведь означает войну, смерть, кровь! Коли перспектива столь опасна, то не лучше ли, чтобы противник вернул статус-кво? Предположим, Бург создаст собственных Големов. Такая перемена породит спасительный страх взаимного уничтожения в случае войны. С появлением подобного страха возникнет новая реальность — остынут горячие головы отчизнолюбцев обеих стран. И воцарится вечный мир!”
Обдумывая глобальные проблемы, Иосиф ни с кем не советовался и ни с кем не делился своими сомнениями. Он полагался на себя и не слишком доверял другим. Взвешивая две альтернативы, он все очевиднее склонялся в пользу второй, казавшейся ему пацифистски более перспективной. “Если принять равенство сил за меньшее зло, то именно я способен помочь уменьшению бедствий на земле. И я знаю, как это сделать!” — говорил себе Иосиф.
Скрытный Иосиф однажды не остерегся и в разговоре с Яковом бросил фразу, мол, совсем не худо будет, если Бург создаст своих Големов — тогда в возникшей ситуации равновесия удастся избежать войны. В ответ брат упрекнул брата в наивности. Укор прозвучал вполне дружелюбно, однако чиновник бюро по расследованию антидрорской деятельности всерьез обеспокоился, предвидя опасную заразительность такого направления мысли.
Разговор происходил в доме Ерэда, и Орпа все слышала. Она поспешила известить генерала о настроении главного дрорского ученого. Справедливости ради следует добавить, что еще до этого она передала Якову сведения о начале работ над собственным Големом в Бургандии.
Мысли о судьбах народов не могли целиком заполнить сердце Иосифа. Ученый — он еще и человек, мужчина в данном случае. Иосиф все чаще задумывался о бесплодном и холостом своем бытии. “Чем я хуже Якова или Ерэда? — беззвучно вопиял он, — не пора ли и мне отведать женской ласки и услыхать детский лепет в доме?” Бабьим чутьем догадалась Орпа о сокровенных мыслях родственника и поделилась своей гипотезой с генералом — на всякий случай.
***
В кабинетах Комитета Спецопераций созрел в принципиальных чертах план похищения дрорской интеллектуальной собственности. Сообразно свойственной этому учреждению склонности к секретности и кодированию, плану был присвоен исключающий несанкционированное узнавание буквенный шифр “Было ваше стало наше”.
Первым делом генералу необходимо было получить документ с четким изложением принципиальных идей. Далее следовало выяснить тонкости их инженерного воплощения, а для этого требовалось завладеть чертежами, спецификациями и другими необходимыми вещами. Полученные материалы предполагалось отдать в институт Государственной Демонологии. Пусть ломают голову подготовленные на бурфаке специалисты в естественнонаучных областях знаний. Решение вопросов ресурсного обеспечения проекта являлось безусловной прерогативой главного старейшины.
Председателю Комитета Спецопераций чрезвычайно пригодились донесения Орпы о произошедших с Иосифом ментальных метаморфозах, а именно, об изменении отношения к браку и о возникновении в его голове пацифистских идей. “Добыть расположение Иосифа — первая и важнейшая часть плана, — рассуждал генерал, — и выполнить эту часть, то бишь завладеть душою гения, сможет только женщина — интеллигентная, многоопытно простодушная, очаровательная, нежная и так далее, и так далее. Следующий этап операции, вполне возможно, будет представлять собой гешефт, и его реализация потребует много денег для подкупа инженеров”.
По семейным обстоятельствам Орпа не могла принять на себя роль обольстительницы, хотя по прочим критериям она вполне соответствовала этому амплуа. Надо заметить, что отыскание в условиях Бурга еще одной агентессы было задачей сложной. Поэтому генерал досадовал на Орпу, хоть и не мог не признать, что ее вины нет. Раздражение, пусть даже и несправедливое, рождало в его бдительном уме тяжелые подозрения — а не служит ли молодая мамаша двум господам?
Кроме намеков профессиональной интуиции, председатель не располагал никакими прямыми или косвенными свидетельствами против Орпы. Тем не менее к его досаде добавлялся выработанный многолетней практикой Комитета принцип — необходимо избавляться от слишком много знающего агента. И если генерал не прибегал пока к применению сего правила, то нельзя исключить, что остроту его принципиальности притупляла гуманная составляющая комитетского устава. Те, кто считают такое предположение нереалистичным, имеют право думать, будто бы председатель Комитета Спецопераций вынашивал по отношению к Орпе некие любовные планы на будущее.
Как известно, кадры решают всё. Поэтому головоломная задача отыскания подходящей претендентки на роль цирцеи-разведчицы не могла не быть решена, и вскоре прелестная искательница приключений предстала перед генералом для окончательного утверждения ее кандидатуры.
***
Внедрение прекрасной дамы в среду дрорского истеблишмента произошло по дипломатическим каналам на вечернем приеме в бюро по расследованию антидрорской деятельности. Торжество состоялось в связи с завершением производства первой промышленной партии Големов. Одним из почетных участников приема был, разумеется, Иосиф. Начальник бюро представил присутствующим новое и очаровательное женское лицо, а Яков, в свою очередь, познакомил Иосифа с прекрасной дамой.
Теперь самое время заметить, что частное знакомство, на первый взгляд непритязательное, перевернуло ход истории, повлияло на судьбы стран и народов. С этого момента всё завертелось, закружилось и помчалось колесом.
Простодушие — легкая добыча искушенности. Прекрасная дама быстро и эффективно очаровала Иосифа. Они прикипели друг к другу. Он был неуклюж, а она великодушна. Он не умел танцевать, но получил прекрасный урок хореографии. Он увлеченно говорил о наслаждении наукой, а она слушала с благоговением, и ему льстили слова восторженного единомыслия из женских уст. Он непременно хотел проводить ее после незабываемого вечера, и после усилий мучительной борьбы со скромностью, она дала робкое согласие.
За первым знакомством последовали новые встречи. Прекрасная дама все больше и больше завладевала воображением ученого, в недавнем прошлом убежденного одиночки. Родители Иосифа наблюдали за развитием благопристойного романа, строили смелые прогнозы и даже размечтались о новых внуках. Ерэд и Яков радовались за брата. Только Орпа была полна мистических опасений, но вследствие их необъяснимости предпочитала молчать. Как бы там ни было, но она сторонилась избранницы Иосифа, а та, чувствуя неприветливый холодок, тоже избегала встреч.
Настал день, и честный Иосиф признался в своих чувствах и попросил руки возлюбленной, но в ответ она залилась слезами.
— Ах, милый, я счастлива твоей любовью, но предложение не могу принять, хоть и боготворю тебя!
— Отчего, дорогая? Ты повергаешь меня в отчаяние!
— Я дала себе клятву, что соединю свою судьбу только с тем человеком, воззрения которого целиком совпадают с моими. Мужем мне может стать только убежденный пацифист.
— Мы столь горячо и много говорили об этом, милая. Ты сомневаешься во мне?
— О, дорогой Иосиф! Да разве я могу сомневаться в тебе? И все же… Помоги мне убедить самою себя, что войну ты абсолютно не приемлешь!
— Но ведь столько слов об этом было сказано!
— Да, слов! Но разве словами заместишь дела?
— Дела? Что должен сделать я?
— Я не знаю. Придумай сам!
— Кажется, я догадался, как уверить тебя. Я изложу на бумаге мои научные идеи, и документ сей мы перешлем в Бург. Там построят своих Големов по образцу наших, и равенство сил навек исключит войну. Я хорошо придумал?
— Прекрасная мысль! Но, боюсь, что туповатым бургандцам этого не хватит. Ведь от идеи до вещи путь не короток!
— Пожалуй, ты права. Я склоню к подвигу моих товарищей. Инженеры отдадут мне свои чертежи и схемы, и все документы вместе отправятся в Бург. Так воцарится вечный мир, и мы соединим наши судьбы!
— Я знала, дорогой, ты непременно придумаешь, как сохранить союз наш! О, как я люблю тебя, Иосиф! Мы поженимся!
План двух миротворцев — Иосифа и его невесты — был успешно осуществлен, и председатель Комитета Спецопераций получил всю необходимую для разработки Големов документацию. “Я свое дело сделал!” — доложил генерал на очередном совещании на высшем уровне. Глава Совета Старейшин с благодарностью пожал руку генералу. “Теперь мы с вами должны засучить рукава, не так ли, профессор? — с риторическим вопросом обратился старейшина к директору института Государственной Демонологии. “Принимаем эстафету!” — бодро ответил профессор.
***
Прожив известное время в Дроре, прекрасная дама по достоинству оценила прелести свободы и жизненных благ, была польщена любовью великого ученого, и, чего нельзя исключить, но и проверить невозможно, сама полюбила Иосифа. Выполнив задание родины, она подумала, что не худо бы повторить деяние Орпы. Иными словами, она решила выйти замуж и не возвращаться в Бург.
Увы, ужасное событие опрокинуло счастливые планы. Невеста Иосифа погибла в автомобильной аварии. Она управляла машиной в ночное время в горной местности. Неожиданно начался камнепад, и огромный валун выкатился на дорогу. Она не успела ни затормозить, ни свернуть на пустую встречную полосу. Автомобиль несколько раз перевернулся, и молодая женщина приняла смерть.
Излишне говорить, с какою огромной скорбью встретили трагическую новость Иосиф и его братья. А рухнувшие надежды родителей? Нет слов, чтоб передать горе семьи. Орпа тоже кручинилась, но своеобразно переживала удар. “Боюсь, паскудному генералу надоели свадьбы бургандских девок с дрорскими мужиками!” — цинично думала она.
Мысль Орпы была всего лишь догадкой, не более чем подозрением, на уликах не основанным. Но что толку в уликах, если еще из школьной программы она помнила важный принцип бургандского правосудия — подозреваемый не считается виновным, если он сам не признаёт себя таковым. “Поскольку никакого признания не предвидится, то и подозрения мои никогда не подтвердятся!” — решила она.
В свете событий, Орпа сочла уместным принять дополнительные меры безопасности. Она убедила Ерэда установить высокую ограду вокруг дома. Сменила кухарку. Завела двух собак, и не только для охраны. Прежде, чем садиться за стол, она давала на испытание хвостатым сторожам приготовляемую на кухне пищу.
***
Директор института Государственной Демонологии и глава Совета Старейшин ретиво взялись за дело. Профессор раздал выпускникам бурфака добытые в Дроре научно-технические документы. Ознакомившись с ними, свежеобученные молодые искатели славы составили перечень потребных материалов и неиспытанных доселе технологий, а также указали на неизбежность освоения новых производств. Результат произвел ошеломляющее действие на главного старейшину.
Казалось бы, всего-навсего нужно создать искусственных человечков — что уж тут грандиозного? Ан нет! Оказывается, для сборки синтетического объекта необходимы высочайшей чистоты материалы и сложнейшие комплектующие детали. А, главное, требуется настройка искусственных мозгов таким образом, чтобы построенные Големы умели совращать людей.
— Непочатый край работы перед нами, — заметил профессор.
— К делу приступать пора! — нетерпеливо провозгласил старейшина.
— Цену заплатим огромную…
— Ничего не поделаешь — по товару цена!
— Бедны мы против Дрора, но, как видно, нищета цены не ждет, — согласился профессор.
— Вот и хорошо, что ученый понимает это. Пора в дорогу. Как говорится, даже путь в тысячу миль начинается с первого шага.
— Нам предстоит небывалое: трудов годы, а добыча — песчинка!
— Земля наша без края, все потребное найдется. Тонны руды изведем ради нужных любимой стране граммов!
— Рабочих учить профессиям надо…
— Дело не хитрое: не умеешь — научим, не хочешь — заставим!
— А не взбунтуются?
— Забываете, профессор: родной Комитет Спецопераций не даром хлеб ест! — напомнил старейшина.
— Конечно-конечно! — поспешил заверить профессор.
— Приведем в движение миллионов сердца!
— И снищем славу!
— Наша слава — бургандская держава, вот где наша слава! — торжественно закончил главный старейшина.
Годы упорного труда принесли плоды. Бург создал своих собственных Големов. Первые образцы были опробованы, и результаты в целом вызвали одобрение властей. Бургандские Големы оказались менее эффективными, чем дрорские. Однако бесконечность ресурсов позволяла компенсировать качественные недостатки количественным преобладанием. “Количество имеет свое качество!” — поучал главный старейшина.
Проверка действенности нового оружия проводилось на гражданах Бургандии. Испытуемые Големы более или менее успешно сумели совратить нескольких идеологически устойчивых бургандцев. Те публично отреклись от основ руководящего учения, а затем стали принародно провозглашать враждебные Бургу идеи. Председатель Комитета Спецопераций потребовал показательного суда и последующего наказания отступников.
Гуманный директор института Государственной Демонологии возразил, мол, подвергшиеся действию Големов бургандские граждане ни в чем не виноваты, ведь они стали жертвой применения секретного оружия. “Наоборот, этим людям положена компенсация за моральный ущерб, понесенный ими ради безопасности страны, — заявил профессор. “Это объяснение слишком сложно для рядового бургандца. Не забывайте, мой дорогой, что народ должен твердо знать простую вещь — за измену родине кара неотвратима!” — сказал в ответ генерал и мысленно отметил глупость оппонента.
Орпа довела до сведения Якова, как на заседании Ассамблеи главный старейшина официально заявил, что секрета Големов более не существует. Яков, высокопоставленный чиновник бюро по расследованию антидрорской деятельности, приуныл и укорил себя: “Мы ведь знали о намерениях Бурга, могли остановить их проект, но не решились. А я смотрел сквозь пальцы. Наказаны мы все. Бедствие всесветно и навсегда”.
- Страх лучше смерти
Председатель Комитета Спецопераций предполагал, что получение технической информации от инженеров Дрора будет представлять из себя некий гешефт и поэтому затребовал и, разумеется, получил огромные суммы из государственного бюджета Бургандии на подкуп дрорских специалистов. Однако Иосиф заразил своих младших соратников серьезной формой пацифизма, и они передали ему свою документацию бескорыстно.
Таким образом, государственные средства на эксплуатацию человеческого фактора не были освоены. В коридорах власти Бурга только лично генерал знал об этом, ибо, по понятным каждому разумному бургандцу причинам, расходы Комитета Спецопераций являются строго секретными данными. Выдвижение гипотез о возможных направлениях фактического расходования полученных из казны фондов автор оставляет на произвол многоопытных и проницательных читателей.
Создание Големов — смертельного оружия — сначала в Дроре, а затем в Бурге, лишило смысла решение вопроса об абсолютной гегемонии какой-либо одной из сторон. Однако великое открытие человеческого ума ни в коей мере не повлияло на столь различные врожденные свойства бургандцев и дрорцев. Эти страны остались приверженными каждая своей природе безотносительно к возможности или невозможности достижения превосходства.
***
Что, однако, происходило у подножия Поклонной горы после свершений описанных выше событий эпохального значения? Как мы помним, Бург отправил представительство на поклон к Вышнему, дабы молитвами и песнопениями склонить Его к объявлению Бургандии мировым гегемоном. Иными словами, бургандский народ желал признания своей идеологии боговдохновенной, справедливо полагая в таком акте Вышнего незыблемую и вечную гарантию Небес.
Дрор тоже послал на Поклонную гору своих плакальщиков. Тамошние власти скептически относились к идее привлечения Вышнего для помощи в достижении каких-либо мирских целей, не усматривая в сближении с Ним никаких серьезных практических перспектив. Делегация Дрора была направлена в основном с намерением пропаганды дрорского образа жизни, а также на предмет более глубокого изучения психологии оппонентов.
Члены обеих экспедиций разбили у подножия Поклонной горы легкие временные лагеря, которые мало-помалу обрастали, говоря современным языком, социальной инфраструктурой. Постепенно установились контакты между посланцами двух враждующих стран. Происходило сближение делегатов Бурга и Дрора, сначала робкое, а затем все более тесное, переросшее, наконец, в дружбу.
Здесь напрашивается любопытная аналогия. Процесс сплочения делегатов разных общественных систем был подобен действию земной гравитации. То есть, если движение груза вверх требует приложения внешней силы для преодоления притяжения земли, то спуск вниз происходит сам собою под действием того же земного притяжения. Значит, подъем труден, а спуск — прост. Вспомним, что бургандская идеология высока, а дрорская низка. Поэтому в процессе сближения, бургандцы, обладатели высокого духа, принимали взгляды дрорцев, людей низкодуховных, но не наоборот. Как и следовало ожидать, наблюдалось движение сверху вниз, а не снизу вверх.
Обретение Дрором и Бургом стратегического оружия в виде Големов не могло не повлиять на отношение стран к вопросам демонологии и божественной опеки. Дрор предпринял решительные шаги. Им были прекращены контакты с Асмодаем и его подданными, а также отозвана экспедиция на Поклонную гору.
Бург не захотел окончательно порывать с шедами и их царем, хотя существенно снизил спрос на демонологические услуги. Что касается продолжения деятельности экспедиции на Поклонную гору на поклон к Вышнему, то на совещании у вновь сменившегося главы Совета Старейшин было принято решение пока не ликвидировать посланничество. Во-первых, расходы на его содержание заметно сократились, ибо основная часть членов делегации сбежала в Дрор вместе с их новыми товарищами. Во-вторых, руководство Бурга продолжало дожидаться пробуждения Вышнего, все-таки надеясь получить моральную поддержку Небес.
***
Теперь следует упомянуть о серьезных отношениях, возникших между главой бургандской делегации и прекрасной Лилит. Вечерами, когда ангелы отходили ко сну, эта чудо-женщина спускалась с вершины Поклонной горы к своему новому избраннику и проводила с ним ночи, полные ласк и любви.
Однако мы вынуждены констатировать, что страсть Лилит постепенно угасала. Возможно, тому причиной было чрезмерное увлечение ее возлюбленного упомянутым прежде снадобьем, коим он ежевечерне услаждал себя. По мнению Лилит, популярная в бургандской среде жидкость снижала накал его чувств. А, возможно, ее тревожили нашептанные завистниками слухи о прежнем непостоянстве партнера. Как бы там ни было, пламя любовного костра становилось все ниже, а дым раздумий — все гуще.
Вскоре у подножия Поклонной горы случилось происшествие скандального свойства. Руководитель бургандской экспедиции, употребив по своему обыкновению изрядное количество бодрящего напитка, пошатываясь, вошел в дом, полагая найти там ожидавшую его Лилит. Возлюбленной он не увидел. Огляделся. Заметил разбросанные по полу предметы дамского туалета и сразу установил их принадлежность. Блузка была порвана, и этот факт чрезвычайно насторожил любовника — перед глазами его прошли фантастические сцены нетерпеливой страсти и гнусной измены.
— Женщина, не вижу тебя! — закричал бургандский посланник, однако ответа не последовало.
— Негодная, от меня не скроешься! — громче прежнего возопил он, но лишь тишина отозвалась на отчаянный вопль.
Он бросился к закрытой двери, ведущей в смежную комнату, и еще более возвысил гневный свой голос.
— Эй, выходи, коли жизнь дорога!
И тут он услыхал сердитый стук женского кулачка в дверь с внутренней стороны, и голос той, которую искал.
— Убирайся! Я с Асмодаем! Я с Асмодаем!
Глубочайший шок постиг руководителя бургандской экспедиции. Хмель его мгновенно испарился, и он верно оценил ситуацию. Меньше всего ему хотелось отведать ножных и ручных когтей Асмодая. Начальник покинул собственное жилище, осторожным шепотом извергая хулу на неверную подругу: “Лилит, дьяволица, тебя я презираю! К любовнику ушла ты от меня и похоти позорно предалась!”
Да, жизнь преподносит сюрпризы. Асмодай соскучился по бывшей своей супруге, и вновь предложил ей приблизительно то, что благонравный жених предлагает скромной невесте. Впрочем, точный смысл его слов не известен. Лилит тоже истосковалась по настоящему мужчине. Общество ангелов на вершине Поклонной горы претило ей, а бургандский пьяница оказался негодной заменой прежнему мужу.
Так вновь сошлись бывшие супруги. Разумеется, совестливая Лилит не сочла возможным дальнейшее пребывание в окружении целомудренных ангелов и покинула Поклонную гору ради возродившегося союза с Асмодаем. А тот, занятый в Бурге на половинную ставку, имел теперь много досуга для следования общим с Лилит интересам. К тому времени он успел в достаточной степени, как ему казалось, осуществить свой первоначальный замысел изучения нравов бургандцев и дрорцев.
Униженный руководитель бургандской экспедиции сгоряча задумал составить официальное послание в Совет Старейшин с обоснованием ненужности продолжения его миссии. Однако, по здравом размышлении, он решил не делать этого, ибо большинство рядовых членов делегации сбежали с дрорцами. За столь серьезную халатность, допущенную в политико-воспитательной работе с коллективом, ему, в случае возвращения в Бург, грозило бы пожизненное заключение в застенках Комитета Спецопераций. Поэтому он вместе с последними из оставшихся с ним соотечественников стал готовится к тайному убытию в Дрор.
***
Верная своим представлениям, Орпа продолжала деятельность, вместе полезную и вредную для обеих стран. Конечно, пыл двойной лояльности несколько остыл, но эта перемена отнюдь не являлось следствием ослабления ее чувств к старой и новой родине, но произошла по внешним причинам объективного характера. А именно: ввиду решительного изменения военно-стратегической ситуации с появлением Големов, накал соперничества между Бургом и Дрором снизился. Противостояние перешло в фазу позиционной борьбы, строящейся на накоплении мелких преимуществ. Говоря языком шахмат, партия текла ровно и продвигалась в направлении к ничьей.
Итак, Орпа периодически снабжала информацией и Якова, и генерала. Она очень надеялась, что каждый из них видит лишь одну сторону монеты, а о другой стороне в худшем случае только подозревает. В свое время ей удалось усыпить бдительность Якова, хотя глубина сна оставалась для нее величиной неизвестной. Трагическая кончина невесты Иосифа заставила Орпу опасаться генерала больше, чем Якова. “Навести сон на председателя Комитета Спецопераций далеко не просто, и око его недреманно!” — поняла она.
Тем не менее отважная Орпа не прекращала передавать донесения в обе стороны. “Не могу поступиться принципами! — говорила себе искушенная агентесса и молодая мать, — мое отвращение к генералу не убавляет моей любви к Бургу. Истинный патриотизм есть чувство к стране и народу, а не к отдельной личности!”
За высоким забором и под охраной двух огромных псов развивалась и крепла молодая семья Ерэда и Орпы. Первенец радовал родителей хорошим аппетитом, пухлым тельцем и умилительными складками на ручках и ножках. По утверждению врачей, младенец развивался прекрасно. Орпа снова понесла, что ничуть не мешало ее занятиям делами государственной важности. Передающим звеном в секретной цепи по-прежнему был Кешер.
Однажды, после передачи очередного донесения в Бург, вернувшаяся домой агентесса почувствовала слабость и тошноту. “Что ж, я в положении, дело житейское, полежу — пройдет!” — успокоила она себя и устроилась на диване. Однако недомогание усиливалось, появился жар во всем теле, Орпа начала бредить. Состояние жены повергло в панику вернувшегося домой Ерэда. Он приказал служанке покормить бутуза из бутылочки, а сам срочно повез Орпу в больницу.
К утру разразилась жестокая драма. Состояние пациентки стало критическим. Из больничной лаборатории сообщили, что в легких Орпы, а также на ее одежде обнаружены следы дебютанта. Яд предназначался для членов всей семьи. Месяц назад почти все жители Дрора получили прививку от бургандской пагубы. Однако созданная дрорскими учеными вакцина была запрещена для беременных женщин и младенцев.
К вечеру Орпа скончалась. Неотлучно находившемуся при ней несчастному мужу и отцу пришло из дома известие о смерти младенца. Загодя получившие спасительный укол Ерэд, Яков, Иосиф, их мать с отцом и родители жены Якова, слава богу, не пострадали.
Сразу после похорон Яков направил своих детективов по следам предполагаемого преступления. Им удалось выяснить, кто был тот человек, с которым Орпа виделась последним. Сыщики немедленно выехали на стоянку машин, где трудился Кешер. Начальник стоянки сообщил им, что еще накануне иностранный рабочий Кешер внезапно потребовал расчет и, получив его, немедленно отбыл к себе на родину в Бург.
Яков терзался сознанием собственного бессилия против очевидного преступления. Он вспомнил, как Орпа как-то рассказывала ему об удивительной особенности бургандской юриспруденции: представитель власти Бурга считается виновным только при условии признания им собственной вины. В противном случае он невинен. “Эти парни — властители Бурга — святые, так сказать, по умолчанию, — рассуждал Яков, — жаль, не действует простое правило — покуда святые не докажут свою невиновность, их следует считать виновными!”
Тяжкие думы о семейных бедствиях и о недосягаемости отравителей заполняли передний план размышлений Якова. Но фон, пожалуй, был еще горше. Мысленно он безжалостно корил себя за бездействие против создания бургандских Големов. “Возвысь я голос вовремя, — думал Яков, — и мой могучий Дрор остановил бы лиходейский проект и избавил бы землю от вечного зла, а Бург — от соблазна злонамерений. Увы, не произошло этого, а то, что произошло, стало торжеством страха. Одно утешает — деяние Иосифа и его несчастной невесты, да упокоится душа ее, отодвинуло войну”.
***
Случись быть войне меж обладателями Големов, тогда под корень уничтожили бы враги друг друга, да и всей земле не поздоровилось бы. Поэтому страх войны породил мир страха. Бургандские оптимисты говорили, дескать, страх лучше смерти. “Смерть хуже страха!” — на свой лад переворачивали это неравенство пессимисты. Но истинные патриоты Бурга верили, что страх хуже смерти, а находились совсем отчаянные, кричавшие во всеуслышание: “Лучше страшный конец, чем страх без конца!”
А какие голоса раздавались по этому поводу в Дроре? Пожалуй, никаких голосов слышно не было. Жители города и страны мало думали о всяких пустяках, уверенные в себе и довольные собою. Дрор продолжал охотно устраивать у себя беглецов из Бурга, который, в свою очередь, ни под каким видом не принимал перебежчиков из враждебного лагеря, ввиду отсутствия последних.
Взаимные чувства двух городов друг к другу не претерпели радикальных изменений: дрорцы оставались сравнительно терпимыми по отношению к противнику, а Бург пестовал враждебность.
Верно говорят, что нельзя любить ни того, кого боишься, ни того, кто тебя боится. Но верно и то, что привычка смягчает страх.
Имевшие место события мирового масштаба снизили градус общественного оптимизма Бургандии. Но в то же время стали заметны некоторые отрадные перемены в стране. Скажем, на службу представителей высшей власти были поставлены доставляемые из Дрора автомобили. Но при этом роль гужевого транспорта в Бурге оставалось по-прежнему главенствующей. Изменения и нововведения затронули и некоторые другие области жизни и быта бургандцев.
Хитрая и с далеким прицелом открытость дрорцев не вводила в заблуждение зорких и дальновидных обывателей Бургандии. Не желая становится на одну доску с низшим по духу Дрором, власти Бурга изрядно подняли в вышину и основательно укрепили в толщину городские стены, не ослабляя при этом охрану города от нашествия коварного противника. Оборону поручалось держать знакомой читателю четверке стражей, возглавляемых старшим сержантом. Заступая на пост или покидая его, бойцы перекликались, как делали это и прежде. Теперь, к сожалению, в перекличке слышались нотки уныния.
— Все вообще теперь идет со скрипом, — кричал первый охранник.
— Нет, не сказать, что мы совсем застряли, — возражал второй.
— Движенье есть, движенье происходит! — принимал эстафету третий.
— И нас никто не обгоняет! — радостно заключал четвертый.
— Однако, как мало похоже это на былую скорость, — резюмировал подошедший для смены караула старший сержант.
