ЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНА

К сожалению, среди родственников нашелся человек, который уничтожил их счастливую жизнь. Племянник Рахели, который работал в НКВД, написал донос, и жизнь была моментально разрушена: после тщательного обыска, когда дом был перевернут вверх дном, были вспороты подушки и перины, вынесено все, даже минимально ценное, отец был арестован и сослан на 5 лет на cевер…

Елизавета Гиллер

МОИ ПОИСКИ И НАХОДКИ. СЕМЬЯ ГЕРЦЕНОВЫХ-АЗРИЕЛЕЙ

По правде сказать, поисков в линии семейства Герценовых было намного меньше, чем по другим моим линиям, но и неожиданных находок не было. Многое я знала, кое-какие свои воспоминания оставил мой дядя, Борис Герценов. Что-то рассказали другие члены семьи. К сожалению, новых родственников, более дальних, чем мои троюродные братья и сестры, по линии Герценовых мне найти не удалось.

Мои ближайшие родственники из семейства Герценовых — это потомки Шмера Герценова (1864–1916), у которого было трое сыновей: Анатолий (Нафтали), Евсей (Ешуа, Яша) и Ефим (Хаим). Семья старшего брата Нафтали жила в Минске. Два младших брата, Яша и Хаим, в 1917 году переехали из Белоруссии в Юзовку (Сталино, Донецк), но связь между Минском и Донецком не прерывалась до самой смерти Анатолия.

Из Донецка в Минск и обратно регулярно летели письма. К празднику Песах Анатолий обычно присылал братьям большой фанерный ящик, заполненный мацой.

Минчане и дончане периодически ездили друг к другу. У нас сохранилось множество фотографий, сделанных во время визитов минских родственников. Как правило, эти визиты становились поводом для шумных застолий, запечатленных на карточках одним из родственников, фотокорреспондентом Львом Азриелем, о котором я расскажу позже.

Герценовы: истоки

Родина семейства Герценовых — Белоруссия. Мой дедушка родился в местечке Яновичи Витебского уезда и часто о нем рассказывал. На самом деле, оказалось, что отец дедушки, которого звали Шмер, родился в Витебске, и Герценовы числились витебскими мещанами.

Фамилия семейства произошла от еврейского имени Герц, точнее, от его уменьшительного варианта Герцик. По некоторым данным это имя произошло от имени Гирш — олень (идиш). Но есть и другое мнение, что имя произошло от идишского слова Герц — сердце.

Семейное предание гласило, что фамилия Герцинов возникла в результате ошибки писаря, который написал букву «н» вместо «к» в исходной фамилии Герциков. Через много лет нашлось подтверждение этой версии. В архиве Белоруссии в документах по городу Витебску 1874 года есть два варианта записей о семье Герциновых-Герциковых. В одном из них имя моего прапрадеда записано как Герциков Гирша Герциков, в другом варианте он именуется Гирша Герцинов. Все данные записей в основном совпадают, и не остается сомнений, что они относятся к одной и той же семье. После 1874 года семья стала официально писаться Герциновыми.

В 30-е годы 20-го века фамилия снова претерпела изменения: мой дядя Борис, будучи начинающим журналистом, изменил еще одну букву, и фамилия семьи стала писаться Герценов.

По информации из переписи 1874 г. глава семьи, Гирша Герцинов Герцинов (1827-1905) был витебским мещанином. Скорее всего, именно он был первым носителем этой фамилии. Его жену звали Фрейда (1832-1875).

В их семье было много детей, которых звали: Хена (1852 г.р.), Мера (1854 г.р.), Израиль (1855 г.р.), Герцик или Герцин (1857 г.р.), Янкель (1868 -1878) и Шмерка (1864 г.р.). Именно Шмерка является моим прадедом. После смерти первой жены Гирша женился на Хане-Фейге Лейбовой, которая родила ему еще двух сыновей: Менделя и Евеля, а также дочь Нехаму.

Не обделен был детьми и сын Гирши, Израиль: его сыновей звали Нохим 15.05.1882 г.р. и Мовша-Гершен 5.01.1886 г.р.

Удивительно, что при таком обилии детей мужского пола в семье Герциновых, мой дедушка Яша никогда не упоминал своих двоюродных или троюродных родственников по фамилии Герциновы или Герциковы. Никаких связей не сохранилось.

Имена

В еврейских семьях неукоснительно соблюдалась традиция: называть новорожденных в честь своих умерших предков. Обычно в семьях детей было много, и их хватало, чтобы дать им имена ушедших родных и близких. Не всегда легко решить загадку, в честь кого назвали того или иного человека из родословной, но иногда везет.

У прадеда Шмера Герценова было трое сыновей (Нафтали, Ешуа и Хаим) и каждый их них назвал одного из сыновей Шмером (Семеном) в честь своего отца Шмера. Трое девочек (моя мама и две ее двоюродных сестры) получили имя Хася или Хася-Фейга, как видно, в память о любимой названной бабушке Хасе (Хане)-Фейге, второй жене моего прапрадеда Гирши.

Мне всегда было непонятно: моего деда звали Яша, а у всех его детей отчество Евсеевичи. Откуда такое несоответствие? Оказалось, что настоящее имя дедушки — Ешуа (Ешие), домашние звали его Яша. В официальных документах использовалось русифицированное имя Евсей, поэтому отчество его детей — Евсеевичи.

В честь кого были даны другие имена можно только догадываться. Думаю, что моего дядю Бориса (Боруха) могли назвать в честь отца одной из его бабушек: Симы Герценовой или Перл Лукер, но отчества ни одной из них, как и их девичьи фамилии, неизвестны.

В честь прабабушки Симы назвали мою троюродную сестру, внучку Хаима. Этому предшествовала такая история. Фаня, мама Симы, будучи беременной, поскользнулась и упала, начались схватки, ей сделали кесарево сечение. Когда Фаня была под наркозом, ей приснилось, что к ней пришла ее бабушка Сима и сказала: «Не волнуйся, у тебя будет все в порядке, родится девочка. Назови ее в честь меня Симой». Проснувшись после наркоза, Фаня узнала, что у нее действительно родилась девочка. После некоторого колебания она выполнила просьбу своей бабушки и назвала дочку ее именем.

Интересно видеть, как протягивается нить от поколения к поколению: моя внучка названа Шейной в честь ее прабабушки, матери моего мужа, а та в свою очередь была названа в честь ее бабушки, рожденной в 1855 году! Настоящая связь веков!
Случаются и неожиданности. Другую мою внучку назвали Эстер Рейзл. Лишь через десяток лет выяснилось, что это имя носила одна из моих прабабушек, рожденная в далеком 1849 году.

Семья Шмера и Симы Герциновых

В семье сохранилась единственная фотография, на которой изображен мой прадед Шмер. Он расположен в центре снимка: мужчина с красивыми тонкими чертами лица и окладистой бородой, слева от него жена Сима, а сзади стоят двое из трех их сыновей: мой дед Яша и его брат Хаим.

Хотя Шмер Гиршевич Герцинов родился в Витебске, но жил и работал лесником в местечке Яновичи. Возможно, там же и женился. Шмер был глубоко верующим. Вот что пишет о нем мой дядя, Борис Герценов:

«Выходец из хасидов, он был предан святому ученью в ущерб семье и собственному существованию. Весной, буквально назавтра после Песаха покупал самый дешевый из имевшихся на железной дороге проездной билет и отправлялся в Ригу, где жил дальний родственник-лесоторговец. У него кое-как питался, ночевал, а спозаранку появлялся в синагоге, усаживался учить тору. И так продолжалось до осенних праздников. А на все это время напрочь забывал о семье. А дом — ни кола, ни двора, несколько окон вместо стекол были заткнуты подушками, домашними обносками».

Немного добавила моя двоюродная тетя, Марина (Мира) Анатольевна Герценова, дочь его старшего сына Нафтали (Анатолия):

«Мой отец описывал очень тяжелую, полную лишений жизнь его родителей до революции. Дедушка Шмер был религиозным человеком, бабушка Сима занималась вязанием чулок. Страшно бедствовали».

Шмер умер приблизительно в 1916 году.

О его жене Симе известно совсем мало, я предполагаю, что она родом из Яновичей, но ни девичья фамилия, ни отчество ее неизвестны.

Мой дядя Борис Герценов тепло вспоминал о ней:

«Баба Сима, маленькая, стройная, очень умная, обладала двумя весьма заметными качествами: наблюдая, как трудится наша мама, изо всех своих сил она старалась помогать ей: то помоет посуду, а в многодетном семействе ее было немало, то приготовит к столу, то что-то спечет. Второе ее свойство — остроумие, она забавляла нас короткими байками, пословицами и поговорками, доставленными крепкой памятью из белорусской лесной чащобы. Приведу, к примеру, одну из ее любимых: «Маленькая собачка — довіку щеня» …

Наверное, большинство идишских выражений нашей семьи родом из прабабушкиного репертуара. Кроме тех, что у всех на слуху: «Озох унд вей», «А гицен паровоз!» слышала дома и другие выражения.

Пусть простят меня те, кто знает идиш. Воспроизвожу так, как слышала в детстве. «А маке дем галех!» — это дедушкино любимое. Буквальное значение — «Язва-священнику». По употреблению похоже на всем известное русское выражение: «Черт побери!» «А махайе!» — говорил дед, когда получал удовольствие. Моя тетушка Поля часто повторяла: «Янкель фаркерт!» — Янкель наоборот или «Цум ломп» — до лампочки и то, и другое об упрямом или непослушном ребенке, «ин холем» — в мечтах, если буквально, а по смыслу, то что хотелось бы, но не может произойти.

Прабабушка Сима была достаточной здоровой и крепкой, но нелепая случайность оборвала ее жизнь.

Летом 1933 года в Сталино началась сильная гроза, сопровождавшаяся ураганным ветром, валившим заборы, деревья, обрывавшим провода и срывавшим крыши. В это время прабабушка Сима была у младшего сына, у которого было трое маленьких детишек. Когда буря закончилась, она пошла искать сбежавших еще до грозы внуков. Увидев свисающий провод, она схватилась за него, чтобы перекинуть через себя, и тут же погибла от удара током. После войны найти могилу на Мушкетовском кладбище так и не удалось.

Далее пойдет рассказ о семьях их трех сыновей: Ешие (Яши), Нафтали (Анатолия) и Хаима (Ефима). Начну с самых близких.

Яша (1896–1969) и Года (1892–1961) Герценовы

Несмотря на крайнюю бедность семейства Шмера и Симы Герценовых, они постарались дать каждому из своих сыновей какое-либо ремесло. Первым ушел из семьи старший сын Анатолий. Его отправили в Минск обучаться пекарскому делу.

В это время Яше было только 12 лет, но он решительно взял на себя ответственность за семью. Местечко Яновичи расположено среди лесов. Поэтому грибы и ягоды были незаменимой частью их питания: летом — свежие, зимой — насушенные впрок.

Позже Яша начал свой маленький бизнес: из веток, наломанных в лесу, он делал метелки и банные веники и продавал на базаре. Когда за заработанные деньги Яше удалось купить складной ножичек (про этот пресловутый ножичек дед рассказывал и детям, и внукам), дела у него пошли совсем хорошо: больше удавалось нарезать березовых веток, больше вязать банных веников на продажу. С этого дохода кормилась вся семья.

К сожалению, я мало знаю об этом периоде жизни семьи Герценовых. Предполагаю, что семейство Шмера периодически отправлялось в Витебск проведать деда Гирша с его семьей. Детям нравились эти визиты, особенно они любили названную бабушку Хасю (Хану)-Фейгу, в честь которой каждый из мальчиков в будущем назвал свою дочь.

Местечко Яновичи славилось своими умельцами: ремесленниками и кустарями. В этом небольшом местечке было 15 сапожных мастерских. Когда Яша подрос, то решил стать сапожником. Отучившись пару лет, Яша в хозяйской мастерской сбил железными гвоздями первую в своей жизни пару ботинок и стал настоящим мастером.

Яша много работал, и благосостояние семьи заметно выросло. Он научился красиво одеваться, глядя на товарища, служившего шофером у помещика. На фотографиях того времени дед выглядит, как денди: костюм, белая рубашка, часы на цепочке.

В 1914 году началась Первая мировая война. Яша ушел в армию. О войне дедушка почти не рассказывал, но она оставила свой след на его лице в виде оспинок. После тяжело перенесенной болезни он был демобилизован.

В 1916 году его отец умер, и Яша решил круто изменить жизнь свою, матери и младшего брата. Они отправились на юг страны, в Юзовку.

Выбор пал на этот город потому, что Юзовка остро нуждалась в рабочих руках. Туда стекались мастеровые и ремесленники со всей России. Яша нашел работу сапожника на обувной фабрике, потом работал самостоятельно как «кустарь-одиночка без мотора». Перед войной он начал работать в обувном магазине.

Он был самым грамотным среди своего окружения. Не случайно его, простого сапожника, товарищи по Юзовской обувной фабрике в начале двадцатых годов дважды избирали депутатом Юзовского городского совета рабочих депутатов.

Грамоту Яша освоил в хедере, правда, только родной идиш. Читать-писать по-русски выучился самоучкой. Гораздо позже, уже достаточно взрослым, он пошел в вечернюю школу рабочей молодежи, в сорок с лишним лет отец четырех взрослых детей окончил шестой класс. По воспоминаниям Бориса, Яша

«пришел домой, положил на стол учебники и провозгласил во всеуслышанье:

— Хватит, больше коробка моя, — указал на лысеющую голову, — не выдержит».

Сапожником он был достаточно квалифицированным, умел не только чинить, но и сбивать новую обувь, в основном, рабочие ботинки… По воспоминаниям сына Бориса «На железной колодке нержавеющими гвоздями он сколачивал несколько пар за рабочий день, и для семьи становились они палочками-выручалочками. В голодные тридцатые годы, взяв пакет подмышку, он отправлялся со своей продукцией к главным проходным воротам металлургического завода и менял у возвращавшихся со смены работяг буханку-другую черного хлеба, пайковую муку, кусок мяса на пару крепких ботинок, и этим кормилась семья».

В Юзовке Яша нашел свою суженую, Цирель-Году Лукер, которая родилась в еврейской сельско-хозяйственной колонии Затишье в 1892 году. Как и большинство девушек-колонисток, она хорошо шила. После трагической смерти матери в 1912 г. Года уехала в Юзовку и начала работать портнихой, или «модисткой», как говорили тогда.

Она работала на заказ: и платья шила, и пальто, да и для детей по необходимости. Из воспоминаний моего дяди Бориса: «Обратил внимание однажды, как мама отдыхала. Улеглась на общий диван, обитый «под кожу», уложила поудобнее голову, улыбнулась мне, как бы извиняясь за безделье, и сказала: через полчасика поднимусь. И сама в точно назначенное время проснулась. Кстати, трудилась она и по ночам, часто отдыхала «на рабочем месте», уложив голову на «головку» швейной машины «Зингер».

(Моя тетя как-то рассказала мне, что уже после войны она тоже решила научиться шить. А бабушка ее отговорила: «Не стоит. Пока твои соседки будут сидеть вечерами на лавочке и отдыхать, ты будешь работать»).

В четыре руки Яша и Года обеспечивали всю свою семью: себя, четырех детей (Бориса, Фаинуа, Сему и Полечка), а также Симу, мать Яши.

Герценовы жили на 4-й линии, рядом с родственниками Годы, напротив синагоги. Позже они переселились на 8 линию, где и прожили до начала войны и отъезда в эвакуацию… Их дом всегда был гостеприимным: они любили принимать гостей и с удовольствием приглашали родственников по разным поводам… «На эти сборы собирались все свободные от дел родичи, выпивали стопку-другую домашнего вина, чаще вишневой наливки, пели песни, рассказывали веселые, иногда и грустные истории. А главным оратором выступал папа.

В рабочее время основными слушателями становилась сгрудившаяся вокруг станка детвора, для которой у него были припасены разные байки», — вспоминал Борис Герценов.

Яша и Года с удовольствием посещали театр, который находился на Второй линии, совсем недалеко от дома. Несмотря на сложное время, старались красиво одеваться. К обычному платью бабушка всегда добавляла какие-то детали, чтобы одежда выглядела более нарядно.

Дети выросли. Жилье, в котором жила семья Герценовых, уже не могло вместить большую семью, и Яша решил построить большой, просторный дом на Смолянке, одном из рабочих районов города. Стройка продвигалась. Дом практически был закончен, но в него тогда так и не вселились, так как началась война…

Среди родственников и соседей шло обсуждение: ехать или не ехать в эвакуацию. Некоторые из родных сомневались, вспоминая время Первой мировой, когда немцы вели себя вполне цивилизованно. Яша ссылался на пламенные статьи Эренбурга, А. Толстого и др., в которых много говорилось о зверствах фашистов по отношению к евреям на захваченной земле. Ему удалось убедить большинство родственников, что спасло их от неминуемой гибели.

Борис, Семен и Фаина были на фронте. В эвакуацию отправились Года, Яша и их 16-летняя дочь Полечка. Сначала их отправили в Ивановскую область, потом они оказались в сибирском городе Анжеро-Судженск.

Полина работала на зерновом складе, таскала тяжелые мешки, что сильно подорвало ее здоровье. Года занималась шитьем — швейная машинка стрекотала, не переставая: у хорошей портнихи всегда есть заказы. В начале 1942 года бабушка и Полечка остались одни: Яшу призвали в армию.

Они с тревогой ждали письма от своих близких фронтовиков. В августе 1942 года пришла похоронка на Семена. Осенью 1943 года Сталино освободили. В 1944 году они вернулись в родной город. Здание, в котором они жили до войны, не уцелело. К счастью, дом, который строился для семьи Герценовых до войны, был готов принять их. После войны все, кроме Семена, снова собрались вместе.

Первым покинул отчий дом Борис, переехав к жене. Полечка вышла замуж и через некоторое время получила квартиру.

Бабушка Года долго болела и умерла в 1961 году. Мы с мамой и папой прожили в дедушкином доме до 1966 года. Я очень много проводила времени с дедом. Дедушка очень много читал: газеты изучал от корки до корки, выписывал журнал «Советиш геймланд» и прочитывал его полностью. Я помню, как он проверял мои знания названий столиц стран мира, которые сам знал назубок. С удовольствием он пел революционные песни, которые напоминали ему о молодости. Но самой любимой песней была «Крутится, вертится шар голубой», которую напевал и на идиш, и на русском.

Выбившись из крайней бедности, он очень гордился тем, что дети его выучились и стали уважаемыми людьми.

Дедушка охотно принимал новое: как только в Сталино появилось телевидение, он первым на поселке купил телевизор, и вечерами на просмотр передач собирались десятки соседей. Он приложил много усилий, чтобы после войны по улице провели водопровод, а через пару десятков лет уговорил соседей провести газ. В начале 60-х дедушка сделал капитальный ремонт в нашем доме: появилось водяное отопление, большая кухня, туалет, ванна и прочие удобства…

Для меня прощание с домом моего детства произошло в 1975 году. Тогда было решено продать его. И в июне того года, будучи на сессии, я жила там для того, чтобы показывать дом покупателям. Я последний раз лакомилась вкуснейшими вишнями, малиной, земляникой и крыжовником из своего сада, вспоминала детство и готовилась к экзаменам.

Борис Герценов

Борис родился в бурном 1917 году. Как положено было еврейскому мальчику, начальное образование он получил в хедере, учился он вместе с Евгением Халдеем[1] у его деда. Позже он продолжил учебу в обычной советской школе.
В голодном 1933 году, решив помочь родителям, юноша бросил учебу и устроился работать в редакции областной газеты «Социалистический Донбасс», где была сделана первая запись в его трудовой книжке: помощник корректора. Постепенно его статус повысился, он стал репортером. Дотошные донецкие краеведы нашли в подшивках газеты за 1937 год одну из его первых заметок «Радиозритель из города Сталино» о студенте Донецкого индустриального института, который сам собрал телевизор и мог смотреть передачи.

В 1938 году Борис был призван в армию и служил на Дальнем Востоке в пограничных войсках, в редакции полковой газеты.

После демобилизации в 1940 году он вернулся к любимой работе. Но ненадолго. Началась Великая Отечественная, и Борис снова в строю. Армейский кадровик, увидев запись о пограничных войсках, решил, что Герценов делал обход границы на лошадях, и дал ему назначение в кавалерию. Так городской парень стал конником. Как вспоминал Борис, «много шишек набил себе на соответствующем месте, овладевая кавалерийскими навыками, но в седле удержался все 4 года». Всю войну он служил в 4-м Кубанском казачьем кавалерийском корпусе.

Навсегда запомнил Борис тяжелые первые дни войны, долгие дни отступления, горькое прощание с погибшими товарищами… За долгие военные годы пришлось много повидать, со многими известными людьми довелось повстречаться.
Борис служил под началом Андрея Антоновича Гречко[2] (будущего министра обороны СССР), Иссы Александровича Плиева[3], «недотянувшего», по словам Бориса, одну ступеньку до маршала, и Василия Сергеевича Головского[4].

Одной из славных страниц фронтовой биографии Бориса стала известная операция «Багратион», спланированная штабом 1-го Белорусского фронта, главной целью которой было полное освобождение Белоруссии от врага.

Кавалеристам придали танковые соединения, артиллерию, сапёров и авиацию. Действия всех подразделений координировались по радио. Практически на протяжении всей операции 4 Кубанский казачий кавалерийский корпус действовал впереди главных сил фронта, на удалении 100 и более километров от них, захватывая переправы и важнейшие узлы дорог и удерживая их до подхода главных сил. Не в силах перехватить и уничтожить кавалеристов, немецкие войска широко применяли поджоги лесов, чтобы «выкурить» конников на открытое место и уничтожить их авиацией, но этот план не удался. Борис вспоминает:

«Почти 1300 км прошёл корпус по болотам и гатям, сквозь чащобу Беловежской пущи всего за 33 дня. Мы зашли так далеко в тыл противника что в одном из городков захватили в качестве трофея действующий зубопротезный кабинет, какие вблизи передовой не открывают. «В награду за смелость» взяли сотни железнодорожных эшелонов с награбленным добром и ценным имуществом, боевой техникой и множеством танков. А корпус, точнее, две его дивизии, израсходовав полностью боезапас, горючее для боевых машин и до крошки — продовольствие, тайными тропами, с помощью здешних партизан вышел к своим».

После окончания операции Борис стал гостем самого генерала Плиева брал интервью у командующего для репортажа о «Багратионе».

Борис Герценов встретил Победу в Праге.

О боевом пути Бориса говорит такая справка:

СПРАВКА

9 мая 1945 г. №65

Выдана капитану Герценову Борису Евсеевичу в том, что за отличные боевые действия приказами Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина участнику блестящих побед над немецко-фашистскими захватчиками объявлены благодарности:

1. За овладение городом Таганрог 30 августа 1943 г.
2. За овладение городом Новый Буг— приказ от 9 марта 1944 г.
3. За овладение городом Раздельная №44 от 5 апреля 1944 г.
4. За овладение городом Одесса №49 от 10 апреля 1944 г.
5. За овладение городом Столбцы №98 от 2 июля 1944 г.
6. За овладение городом Минск №99 от 3 июля 1944 г.
7. За овладение городом Барановичи №104 от 8 июля 1944 г.
8. За овладение городом Слоним №109 от 1 0 июля 1944 г.
9. За овладение городом Брест №136 от 28 июля 1944 г.
10. За овладение городом Орада-Маре №193 от 12 октября 1944 г.
11. За овладение городом Дебрецен №200 от 20 октября 1944 г.
12. За овладение городом Ньередьхаза №202 от 22 октября 1944 г.
13. За прорыв сильно укрепленной линии противника северо-восточнее БУДАПЕШТА и овладение городами Балашшадьярмат, Новград, Вац, Асод, Эрчи — приказ № 235 от 9 декабря 1944 г.
14. За форсирование рек Грон и Нитра и за овладение городами Комарно, Новы Замки, Шураны, Комьятице, Врабле — приказ № 318 от 30 марта 1945 г.
15. За овладение городами Нитра и Галанта и форсирование реки Ваг — приказ №323 от31 марта 1945 г.
16. За овладение городами Трнава, Глоговец, Сенец — приказ№326 от 1 апреля 1945 г.
17. За овладение городом Братислава — №330 от 4 апреля 1945 г.
18. за овладение городом Брно — приказ №345 от 26 апреля 1945 г.

Гвардии полковник Юрченко —
начальник политотдела
4-го Гвардейского Кубанского
Казачьего Кавалерийского
Ордена Ленина, Краснознаменного,
орденов Суворова и Кутузова корпуса

Преодолев давление командования кавалерийской дивизии, предлагавшей Борису Герценову продолжение военной карьеры и учебу в военной академии, он выбрал мирную работу журналиста и вернулся в Сталино. Грудь фронтовика украшали два ордена: «Красного знамени» и «Великой Отечественной войны», второй орден «Великой Отечественной войны» он получил к 50-летию Победы.

Попытка Бориса вернуться в родную редакцию не удалась: из-за отсутствия полагающейся ему 800-граммовой карточки ему отказали. И все же ему повезло: его приняли на должность корреспондента в местном отделении ТАСС-РАТАУ[5]. В это же время решился и «личный» вопрос. Зайдя с товарищем в небольшой домик на 7-й линии, Борис увидел на этажерке заинтересовавшую его фотографию, на которой были изображены пятеро юных ребят, среди которых был его родной брат Семен, погибший под Воронежем.

Как объяснила хозяйка, на фото, сделанном еще до войны, друзья-одноклассники. Такой вот дружной гурьбой по дороге из школы они заглядывали к Герценовым, жившим на соседней улице, лакомились пирожками, решали трудные задачки, затевали танцы. Конечно, младшие хорошо знали Бориса, а он никого из них не запомнил.

Эта случайная встреча с хозяйкой дома стала началом дружбы, а потом и любви. Вскоре девушка, носившая ласковое имя Туся (Этель), одноклассница его брата Семена, стала женой Бориса. Молодая семья поселилась в маленьком домике на 7-й линии.

Борис работал корреспондентом и со временем начал учебу заочно в Киевском университете на факультете журналистики. Туся после защиты диплома начала работать терапевтом в 1-й городской больнице. Пациенты полюбили молодого врача, оценили ее знания и доброжелательное общение. Но постепенно начали надвигаться тучи. Пресловутое «дело врачей» набирало обороты.

Борис Евсеевич вспоминал:

«Вместе с многими евреями-врачами и моя Этель Симоновна выдержала невероятные испытания. Вслушивалась в разговоры ожидавших за дверью больных, в иные возмущенные голоса, ругавшие «убийц» открытым текстом. Сжав собственное сердце, не каждому улыбалась, как бывало. Но профессионализм и личные качества характера брали свое: ее не оставляли без дела. Больных в кабинете не становилось меньше, хотя то, что она еврейка…, видно с первого взгляда. Она разговаривала в те очень тяжкие дни с достоинством, кем бы ни был ее пациент. «Больной есть больной, а хозяин в кабинете на приеме всегда врач», — говорила она».

Но как говорит известная мудрость: «Все проходит!». Прошло и это. Этель Симоновна продолжала работать в своей 1-й городской больнице терапевтом, пока в 60-х ей не предложили пройти курсы повышения, после которых она получила специализацию гастроэнтеролога.

Борис шагал по карьерной лестнице и достиг должности главного редактора отделения.

Его материалы публиковались как в донецких газетах, так и далеко за пределами Донбасса. К его военным наградам добавились орден «Знак почета» и медаль «За трудовую доблесть», полученные за труд в журналистике.

Семья росла: дочери вышли замуж, родились внуки. Какое-то время они жили все вместе. Так что борщ тогда приходилось варить в чуть ли не в двухведерной кастрюле.

Годы шли. Постепенно молодые семьи обзавелись своим жильем. В 1996 Борис Евсеевич и Этель Симоновна отметили Золотую свадьбу, на которой собрались родные и близкие, чтобы поздравить юбиляров.

К сожалению, в 1998 году Этели Симоновны не стало. Борис Евсеевич продолжал работать, являясь старейшим журналистом Донбасса. Его рабочий стаж насчитывал 66 лет: с 1933 по 1999 годы.

Подхватив эстафету от Анатолия (Тевеля) Кагана, который издал книгу «До последней строчки» о донецких журналистах, погибших во время войны, Борис участвовал в создании книги «Солдаты слова» обо всех земляках-журналистах, участвовавших в Великой Отечественной войне. Книга выдержала два издания. Борис Евсеевич стал инициатором создания Памятника журналистам-фронтовикам, воевавшим в годы Великой Отечественной войны, который был установлен в 1990 году, а в 1999 году были установлены мемориальные плиты с 247 фамилиями погибших и умерших после войны наших земляков-журналистов.

В 1999 году Борис репатриировался в Израиль вместе с семьей дочери. Честно говоря, я боялась, что дядя Боря заскучает на новом месте. Но, приехав на Святую землю, он продолжил работу журналиста, печатаясь в русскоязычной прессе, его материалы с удовольствием помещали в местной газете «Новости недели». Многие заметки Бориса Евсеевича появлялись в интернете, он участвовал в работе ветеранской организации.

Борис Евсеевич собрал воспоминания о своей длинной жизни, о войне и о мире, о тех, с кем воевал и с кем сталкивала журналистская работа, о родных и близких, о радостных встречах и горьких расставаниях. И в 2005 году, за пару лет до 90-летия, он издал свою книгу «По обе стороны войны».

Кроме того, у него появилось новое хобби: рыбалка. Взяв удочки, он отправлялся к морю и долгие часы просиживал там в ожидании улова.

Умер Борис Евсеевич в 2014 году.

Фаина (1920–1986)

Фаина (Фенечка) — второй ребенок Годы и Евсея Герценовых, моя мама. Она родилась 27 июля 1920 года. С детства у нее были разносторонние интересы: она с удовольствием занималась гимнастикой, большое место в ее жизни занимал Дом пионеров тех лет, где она участвовала в художественной самодеятельности.

Очень часто мама вспоминала о Детской железной дороге, где она работала в должности начальника станции, но лишь совсем недавно я узнала из одной публикаций в интернете, что она была среди тех, кто занимался подбором места для будущей трассы.

Феня Герценова училась в 3-й школе. Их класс был очень дружный, и эта дружба сохранилась на долгие годы.

Одним из маминых увлечений был театр. Начиная рассказывать о довоенном театре в нашем городе, она сразу начинала перечислять имена: Гаккебуш, Добровольский, Василько — это были имена актеров той поры, которые часто гастролировали в Сталино, а потом стали основой труппы Сталинского драмтеатра. С восторгом рассказывала мама о гастролях театра Михоэлса, который несколько раз посещал наш город.

Конечно же, огромная любовь к театру и успешное участие в самодеятельности вызвали у Фаины желание поступать в театральный институт. Однако, Борис отговорил ее, не веря в ее способности и считая, что лучше быть хорошим учителем, чем посредственным актером. И в 1938 году Фаина поступила в Сталинский педагогический институт. В институте она продолжала выступать в студенческих концертах. За несколько дней до войны Фаина была включена в комиссию по подготовке выпускного вечера.

Война поломала все планы. Когда семейство Герценовых начало собираться в эвакуацию, Феню не смогли найти. Позже узнали: Фенечка записалась добровольцем на фронт. Там она в числе первых вызвалась участвовать в диверсионных группах. Ее кандидатуру отвергли из-за яркой еврейской внешности, обращающей на себя внимание. В качестве ротного писаря она ушла с саперной армией, строившей оборонительные сооружения вокруг Донбасса.

На фронте она влюбилась, вышла замуж и в ожидании ребенка отправилась в сибирский город Анжеро-Судженск, где уже находились ее мама и сестра Полечка. Там родился сын Валерик. Фаина преподавала язык и литературу в медучилище и растила сына.

После освобождения Сталино Феня с семьей вернулась в родной дом. Вскоре разразилась трагедия: Валерик заразился дифтерией, спасти его не удалось. Фаина тяжело перенесла потерю сына, рассталась с мужем и уехала к дальним родственникам в Харьков.

Перенести незаживающую рану от смерти сына помогло новое дело. Фаина окунулась в учебу: после окончания института она поступила на режиссерское отделение Курсов заочного обучения при Всесоюзном Доме народного творчества имени Н. К. Крупской и начала работать руководителем кружка художественного слова в только что открывшемся Дворце пионеров. Эта работа давала удовлетворение и новый смысл жизни.

В 60-е Фаина Евсеевна организовала на базе своего кружка Пионерский театр миниатюр, веселые сценки которого всегда тепло принимали зрители. Выступления театра часто прерывались веселым смехом и аплодисментами. Так мамина юношеская мечта о театре осуществилась совсем в другой ипостаси.

К 10-летию Дворца в 1962 году за большую плодотворную работу Фаина Евсеевна Герценова была награждена значком «Отличник народного образования УССР». Она многократно награждалась грамотами Министерства просвещения УССР и ЦК ЛКСМ Украины, областного отдела народного образования и областного комитета комсомола.

На десятках смотров детской самодеятельности ее ученики становились лауреатами, наиболее одаренные ее воспитанники поощрялись путевками республиканский лагерь «Молодая гвардия» и международный лагерь «Артек», поездками в ГДР, где представляли советскую школьную самодеятельность и выступали на украинском, русском и немецком языках как ведущие и чтецы.

В 1968 году участники Пионерского театра миниатюр за выступление на Выставке достижений народного хозяйства в Москве были награждены дипломом ВДНХ[6]

К 20-летнему юбилею Кружка художественного слова был организован праздничный концерт, в котором выступили кружковцы разных лет. Перед концертом предстояла огромная работа: разыскать бывших учеников, подобрать каждому выступающему репертуар и помочь подготовить выступление, организовать печать программы концерта и приглашений, продумать украшение зала, пригласить фотографа, а также предусмотреть другие важные и не очень мелочи, которые создают атмосферу праздника.

Необыкновенный концерт

В тот морозный февральский день в зале было необычно тепло; радостные улыбки, встречи с любимым преподавателем и давними друзьями, и главное-море цветов!

После официальной части: поздравлений, вручения грамот от республиканских и городских организаций, начался концерт. Артисты разного возраста — от первоклассников до вполне взрослых людей— владели вниманием зала. Прошло уже более пятидесяти лет, но хорошо помнятся многие выступления.

Каждый из артистов только голосом и иногда скупыми жестами рисовал героев читаемых произведений.

Мы слышали плач гитары под действием «пяти проворных кинжалов» из произведения Гарсиа Лорки.

Мы хохотали над растерявшимся управдомом из рассказа Виктора Драгунского, которого поливали краской трое малышей, добравшихся до краскопульта.

Мы были очарованы Наташей Ростовой, плясавшей под гитару дяди, видели каждое ее движение и чувствовали восхищение автора своей героиней.

Нас радовали и смешили сценки в исполнении юных кружковцев.

Во всех выступлениях чувствовалось мастерство артистов и талант преподавателя, научившего их этому мастерству.

И вот на сцену вышла девушка и начала свой рассказ. Публика была заворожена хрустальной прозой Паустовского, где речь шла о том, как в золотом осеннем лесу маленькая девочка Дагни Педерсон повстречалась с высоким седым человеком. Девочка понравилась ему, и он решил ей сделать необычный подарок, но не сейчас, а через десять лет…

Через 10 лет Дагни оказалась на концерте далеко от родного дома, в Христиании, и перед исполнением одной из пьес удивленно услышала, что она посвящена «дочери лесника Хагерупа Педерсона, Дагни Педерсон».

«И, хотя в зале не звучала музыка Эдварда Грига, нам все же казалось, что «мелодия росла, подымалась, бушевала, как ветер, неслась по вершинам деревьев, срывала листья, била в лицо прохладными брызгами…

Вот так однажды я стояла в небольшом темном зале Дворца пионеров и, забыв обо всем на свете, слушала, как тоненькая, взволнованная девушка тихо и медленно, будто для себя одной, читала Паустовского. Как и все, я была тоже в плену услышанного, и поэтому несколько неожиданным показался финал: вместо того, чтобы поклониться на гром аплодисментов, девушка метнулась вбок и сказала:

«Спасибо! Спасибо за то, что Вы не забыли меня, за Вашу щедрость! За то, что Вы открыли передо мной то прекрасное, чем должен жить человек!»

Вспыхнул свет, и очень многие из присутствующих здесь, на этом вечере, поднялись со своих мест, чтобы подойти к невысокой женщине с детским выражением тонкого, немного печального лица, которая тоже плакала, не скрывая слез».

Это фрагмент из очерка, написанного восхищенной, без преувеличения, корреспонденткой республиканской газеты «Радянська освіта» («Советское образование») Е. Удовиченко. Шла она на концерт с неохотой, презрительно говоря: «Не люблю самодеятельность». Но выступления юных артистов, и, конечно, мастерство преподавателя очаровали ее. Она написала интересный очерк о маме и хотела поместить его в своей газете. Но не тут-то было. Статье о преподавателе с фамилией Герценова в республиканской газете места не нашлось. Е. Удовиченко попыталась поместить материал в газете «Вечерний Донецк». Но статью все не печатали. Время от времени она звонила и сообщала: «Сегодня материал пойдет в номер». Потом извинялась: «В номере была заметка вашего брата, нельзя, чтобы фамилия повторялась». Были и другие поводы для задержки материала. Очерк напечатали только через полтора года в городской газете «Вечерний Донецк».

Перед началом концерта тоже была неувязка. Буклет с программкой концерта, краткой биографией мамы и фото подготовили и получили все необходимые визы (старшее поколение помнит, сколько этих виз надо было получить, чтобы отправить в печать любую, даже самую маленькую бумажку). Но незадолго до концерта кто-то решил: «Низзя!». Так что пришлось срочно отрезать фото и биографию, оставляя только программу концерта, потому что такой «культ личности» кому-то не понравился (похоже, что тоже из-за «фамилии»). Полный вариант программки выдавали только самым близким знакомым.

Мама любила свою работу и смогла передать кружковцам любовь к звучащему слову и дать многие навыки, которые ребятам пригодились в жизни.

И сегодня, спустя годы, многие ученики Фаины Евсеевны с благодарностью вспоминают ее, благодарят за то, что она заложила в них: любовь к звучащему слову и многие навыки, которые пригодились им в жизни.

Несколько теплых слов от бывших учеников

Фаины Евсеевны Герценовой:

Игорь Збронжко, журналист, политик

Участие в кружке художественного слова и театре миниатюр донецкого Дворца пионеров под руководством нашей замечательной учительницы Фаины Евсеевны Герценовой наполнило нашу молодую жизнь целой гаммой радостных и светлых переживаний. Можно даже сказать, что Ф.Е. Герценова дала нам путевку в жизнь, поскольку мастерство владения словом пригодилось нам позже, когда мы выбирали профессии, и помогает сегодня. И особенно мы благодарны ей за ту тонкую, кропотливую работу, которую она проделала в наших душах, и благодаря которой, мы, как хочется думать, стали порядочными, образованными и интеллигентными (в смысле — совестливыми) людьми. Светлая ей память!

В. Лившиц, режиссер

Тепло, радостно и печально… Фаина Евсеевна Герценова, чудесный человек и прекрасный педагог. Я совсем немного занимался у неё в студии, но школу она заложила очень крепкую!

Олег Штефанко, актер

Фаина Евсеевна — удивительный человек и потрясающий профессионал. Я её помню и всегда вспоминаю с благодарностью. Она меня многому научила, что помогало и помогает мне в актёрской профессии. Мне очень повезло, что моим наставником в моих первых актёрских шагах была Фаина Евсеевна Герценова.

Anatoly Duzhansky, Senior Software Engineer. Boston, USA

В жизни каждого человека есть учителя. Одни проходят бесследно, другие оставляют след и добрую память навсегда. Фаина Евсеевна была такой, оставляющей добрый след. Кружок художественного слова и театр миниатюр под её руководством превратились для меня в школу жизни, творчества, трудолюбия, глубокого понимания русского языка. Она умело направляла нашу эксцентричность, юношеский максимализм и энергию в позитивное русло. Давала мудрые советы, которые потом, много лет спустя, помогли в трудных жизненных ситуациях.

Евгения Ольховская (Фарбирович), преподаватель по международным финансам. ДонГУ

Наша любимая Фаина Евсеевна была самым лучшим, внимательным, справедливым и требовательным педагогом. Она прививала нам чувство красоты русского слова, гармонии и культуры речи, истинного театрального искусства и артистизма. Бережно и вдумчиво воспитывала индивидуальность в каждом и коллективизм в нашей группе, уважительное отношение к истории старшего поколения, доброту друг к другу. Ее наука диапазонов голоса от проникновенного тихого до громогласных реплик очень пригодилась в моей педагогической практике преподавания, чтения лекций магистрам университетов, студентам колледжей, слушателям школ по подготовке экономистов.

Наталья Киселева (Купенко), преподаватель

Прошло более 50 ти лет, а я помню фамилии и имена многих кружковцев; помню то, что они читали, как они читали, с чем они выступали на конкурсах и концертах. Взрослея, я приятно удивлялась тому, что наш репертуар отличался от других конкурсантов. Мы читали произведения поэтов Золотого и Серебряного веков и знаменитых шестидесятников. Звучали произведения и на русском, и на украинском языках. Вкус к настоящей литературе, умение слышать и слушать прививала нам Фаина Евсеевна. Нам было интересно и на занятиях, и во время многочисленных поездок по области. Мы умели дружить, мы умели «держать удар» — и в этом тоже безусловная заслуга нашего педагога.

У меня хранятся две программки: «Программа концерта победителей, областных конкурсов искусства школьников» 23 мая 1969 года. Четверо победителей — воспитанники Фаины Евсеевны. Вторая — «Программа творческого вечера кружка художественного слова» 8 февраля 1972 года. У нас юбилей — 20 лет! Все эти годы Фаина Евсеевна — бессменный руководитель. Участников концерта и приглашённых объединяла любовь к настоящей литературе, благодарность и уважение к той, которая научила нас этому. В зале и уже совсем большие (юристы, инженеры, студенты), и ещё не очень (школьники младших и старших классов), родители, бабушки, дедушки, коллеги Фаины Евсеевны.

Я, уже студентка филологического факультета Московского педагогического института, словами своей героини Дагни Педерсен (К. Паустовский «Корзина с еловыми шишками») обращаюсь к сидящей в зале Фаине Евсеевне: «Спасибо! Спасибо за то, что Вы не забыли меня, за Вашу щедрость! За то, что Вы открыли передо мной то прекрасное, чем должен жить человек!». Да, прошло 50 лет! Но я убеждена, что и в тот юбилейный вечер, и сегодня все, кто знал Фаину Евсеевну Герценову, повторили бы эти слова.

Благодарная и светлая память Вам, Фаина Евсеевна!

Но не работой единой жив человек…

После «официального» портрета расскажу немного о маме «домашней» и нашей семье. Без этого картинка не будет полной.

Наша семья

Мой папа, Цаль Френкель родился в 1910 году в Ровно. Его родителями были Бенцион Френкель и Лея, урожденная Сагинур. Бенцион занимался продажей зерна. Лея была домохозяйкой. Папа был младшим из шести детей. Окончив школу, он начал работать вместе с отцом.

До войны у папы была семья: жена и двое сыновей.

Папа был мобилизован в самом начале войны и зачислен в Украинский ансамбль песни и пляски. Ансамбль ездил с концертами по передовой.

Все родные папы сгорела в пламени войны. Я пыталась хотя бы прикинуть, число погибших ближайших членов семьи Френкель. По самым скромным подсчетам — не меньше тридцати. Узнав о гибели родных, папа после войны не смог вернуться в Ровно и поселился в Донецке. Он работал в Шахтерском ансамбле, а позже в Донецком оперном театре.

Папа и мама познакомились в 1954 году и вскоре стали мужем и женой. Наша родственница, приезжавшая к нам из Казахстана во второй половине 50-х годов, до сих пор вспоминает папу как человека с западным лоском, умевшего галантно ухаживать за женщинами.

Один за другим родились мы с братом. Мы были названы Лилей и Борей в честь папиных родителей, Леи и Бенциона.

Моя мама

Самое первое мое детское воспоминание — мама поет мне колыбельные… Одна из них— со странными и непонятными мне тогда словами: «Над твоею маленькой постелью не летал проклятый мессершмидт…». Эту песню, как я позже догадалась, мама пела своему первенцу, Валерику.

Другая, бесконечно длинная песня, об изобретательном Лизочке[7], мастерившем необходимые вещи из подручных материалов: «Из ореховой скорлупки сделал домик себе хрупкий…».

Ну, а третья, «Спи, моя радость, усни»[8], всплыла в моей памяти, когда вскоре после репатриации в Израиль я осталась с двухлетней внучкой, которую надо было срочно уложить спать. Двух строчек хватило, чтобы она сладко уснула.

Мама была очень музыкальной: помнила весь популярный классический репертуар и могла с первых услышанных нот назвать произведение, его автора, и, зачастую, исполнителя. Во время домашней работы она любила напевать. Помнится в таких случаях она пела протяжные песни «Заветный камень», «Помню, я еще молодушкой была» и др.

Бабушка научила маму шить. Конечно, мама не была профессионалом, но, когда выдавалось свободное время, она могла пошить мне или себе блузку, летнее платьице, юбку или сарафан. В детстве я любила наблюдать, как мама шьет, а особенно меня завораживали рисунки на корпусе машинки: какие-то сфинксы, витиеватые буквы Singer… Кое-чему мама учила меня, поручала несложную ручную работу. Как-то из нескольких лоскутков, мама обновила гардероб моей кукле. Это запомнилось на всю жизнь, потому что из-за большой ее занятости на работе таких моментов было не так много.

Еще одно воспоминание. Обычно у детей умные мысли приходят вечером. Оказалось, что утром я должна в школу прийти в белом фартуке. Бежать в магазин было поздно. Но мама нашла выход. Проснувшись рано утром, я увидела нарядный фартук, который мама пошила из… пододеяльника, украшенного кружевами.

Еще одно нестандартное решение. Маме подарили грацию, украшенную по низу широким кружевом. Она померила ее, посмотрела в зеркало, а потом, недолго думая, отпорола кружево и пошила себе нарядную блузку. Из одной вещи получилось две!

На работу мама всегда ходила с прической и маникюром, благо, через дорогу была ученическая парикмахерская, в которой эти услуги стоили совсем дешево.

Мы с мамой часто ходили на спектакли, особенно во время гастролей московских театров. Иногда мы ходили в филармонию, слушать известных чтецов: Вячеслава Сомова, Дмитрия Журавлева, Сурена Кочаряна. Сомов как-то приезжал с программой Гарсиа Лорки. Удивительно, как без лишних движений, только голосом он передавал и танец, и звон гитары, всю музыку испанской поэзии. Из выступлений Журавлева запомнились рассказы Бабеля, в которых он изображал Одессу тех лет, одесситов с их говором и образом жизни, а также необыкновенную программу «Золотая роза» из рассказов Паустовского — непревзойденного мастера поэтической прозы. Кочарян приезжал с двумя программами: «Декамерон» Бокаччо, рассказы из которого он читал с необыкновенным лукавством, и «Крейцерова сонатой» Толстого.

Наша квартира

Мама всегда хотела жить в центре города. И когда появилась такая возможность в связи с началом строительства кооперативных домов, она решилась на этот шаг. Полечка поддержала маму, дедушка был против. Для начала надо было собрать первый взнос. Это было приблизительно полторы тысячи рублей. На первый взгляд, это не слишком много. Но при совсем небольших зарплатах моих родителей, которые работали в двух самых малооплачиваемых отраслях (культуре и образовании), сумма была весьма существенной. Пришлось продать кое-какие наиболее ценные вещи, а также взять деньги в долг. Мама нашла дополнительную работу, папа тоже поменял место деятельности. Но ненадолго. В связи с ухудшившимся здоровьем папа вернулся на работу в театр. Через год мы вселились в новую квартиру. Она была в очень удачном районе: рядом все необходимые магазины и школа, транспорт, метрах в ста — набережная Кальмиуса. Все прекрасно. Но квартира была почти пустая: четыре спальных места, стол, несколько стульев, небольшой кухонный шкафчик, шифоньер, пианино и книжный шкаф. И это все.

Нужно было начинать жизнь сначала. Мама смогла ввести жесткий режим экономии, чтобы хватало на необходимые траты и покрытие долгов. Для начала была куплена посуда. Все остальное покупалось по мере возможностей.

Года за два мама раздала долги, и стал вопрос о покупке мебели. С этим связана интересная история.

Через знакомых удалось купить гарнитур за небольшую взятку, рублей 25-30. Милиция в связи с этим как-то вышла на маму, и ее пригласили к следователю. Она вошла в кабинет следователя. Начались обычные вопросы, мама нервничала, как всякий человек, попавший в подобную ситуацию. Взятка, конечно, плохо, но другого выхода не нашлось. Отвечать на вопросы правду — подставить человека, который сделал одолжение, не сказать — оказываешься чуть ли не сообщником.

Вдруг зазвонил телефон, и следователь начал обсуждать с собеседником возможность покупки мутоновой шубы. После окончания разговора мама начала возмущаться, что ее держат из-за копеечной взятки, а у следователя тоже рыльце в пушку. В общем, подальше от греха, он сам продиктовал, что написать, чтобы мама поскорее вышла из этой неприятной ситуации.

Постепенно квартира становилась все уютнее. Мама очень любила свой дом. Каждое новое приобретение было радостью и стоило больших ее усилий. Через три года после вселения дедушка, наконец, решил прийти к нам в гости в первый раз. Это было на день рождения брата, 11 апреля 1969 года. Однако, вечером ему стало плохо, и ночью он умер. Через 4 недели умер папа.

Маме пришлось работать еще больше. Несмотря ни на что, мама позаботилась о том, чтобы мы с братом получили образование.

Мой брат Борис Френкель (1957–2017)

Боря в детстве был красивым мальчиком с белокурыми вьющимися волосами. Глядя на него, посторонние говорили: «Какая красивая девочка!». На что брат неизменно отвечал: «Я не девочка, я — Боря-мальчик!».

Я поняла суть происходившего лишь тогда, когда немного узнала о еврейских обычаях. Не знаю, кто был инициатором: дедушка, у которого после трех внучек подряд родился внук, или папа, потерявший во время войны двоих сыновей, но первые три года Борю не стригли. Вспомнилось также большое торжество по поводу его дня рождения: огромное количество гостей и разнообразных подарков. Я лишь недавно поняла, что это был Опшерниш — праздник первой стрижки мальчика.

В подростковом возрасте он вдруг увлекся рисованием: сидел перед зеркалом и рисовал карандашом свой автопортрет, пока не добился сходства.

После школы Боря учился в техникуме, потом отслужил в армии. В 1990 г. он с семьей репатриировался в Израиль.

Работая в Израиле, он старался применить свои знания и способности. У него всегда возникали различные рационализаторские идеи для удобства и совершенствования трудового процесса. Он рассказывал, что совершил на глазах рабочих «чудо». Несколько труб в промышленном здании должны были проходить параллельно, на одном расстоянии одна от другой, изгибаясь параллельно полу и ступенькам. У рабочих не получалось выполнить все эти условия одновременно. И о чудо: Боря с помощью тригонометрии прекрасно рассчитал необходимые данные. Трубы покорились!

Дом Френкелей был очень гостеприимным. Они очень помогали родственникам-репатриантам, многие из которых на первых порах жили в их квартире. Боря очень поддерживал и моих сыновей, которые часто приезжали и подолгу гостили в семье дяди. Сыновья с благодарностью вспоминают это время. Я тоже несколько раз гостила в семье брата во время моих визитов в Израиль и получила прекрасный прием.

Боря одно время увлекался игрой в покер. Играл и сам с собой, и в интернете. Он изучил логику этой игры. И, будучи у меня в гостях в Донецке, с удовольствием ходил в казино и заканчивал свой поход всегда с выигрышем. Боря был очень общительным, у него всегда было много друзей, любил шутить и иронизировать.

Семья Френкелей много путешествовали в разные концы земного шара.

В 2014 году они въехали в прекрасную новую квартиру. Помню веселый праздник по поводу новоселья: много друзей, родственников… Боря во главе стола, его шутки-прибаутки.

Прошло не так много времени… И мне сообщают, что он тяжело болен. Ужасное чувство, будто летишь в пропасть… Операция, лечение различными методами… Казалось даже, что болезнь отступила…

60-летний юбилей Бори в кругу друзей и родных… Через три месяца его не стало…

Шмер (Семен) Герценов (1922–1942)

Семен — третий ребенок в семье Герценовых. Дома его ласково называли Семочка. Я узнала о нем из маминых рассказов, когда мне было лет 6-7.

Во время войны он учился в военном училище и одновременно преподавал курсантам, но рвался на фронт и вскоре погиб. Мама пообещала, что мы когда-нибудь пойдем к дяде Боре и почитаем письма Семочки…

Но в беге повседневной жизни этого не случилось. Лишь через много лет, во время визита к дяде в Израиль, мне удалось впервые взять в руки эти бесценные, написанные карандашом треугольники, проникнутые теплотой и заботой о родных, уверенностью в скорой победе и встрече с ними. Первое из сохранившихся писем датировано концом января 1942, последнее — 10.07.42.

По крупицам собрав информацию из писем и нескольких бережно хранимых в семье документов Семена (свидетельство о рождении, свидетельство о переводе в 10 класс с похвальной грамотой, анкета вступающего кандидатом в члены ВКП(б), похоронка, фотографии с фронта…), хочу рассказать о своем дяде.

Семен родился 23 августа 1922 года. В школе он был способным учеником, учился на отлично. В квартире Герценовых часто собирались его одноклассники, которым он помогал с уроками. А потом переходили к «развлекательной части» программы: играли на пианино, пели и танцевали.

После окончания школы в 1940 году Семен, дожидаясь призыва в армию, несколько месяцев работал в лагере старшим пионервожатым.

Успешное окончание школы открыло ему путь сначала в школу младшего командного состава, потом в Московское военно-инженерное училище. Позже Семен преподавал предмет «Военные мосты» на курсах младших лейтенантов.

Он рвался на фронт. В каждом письме он писал о желании отомстить фашистам за то, что «враг сделал с нашей милой и родной Украиной». В феврале 1942 года призвали отца. Писал матери: «Папаню призвали, ясно, тебе хуже будет сейчас… Но помни, ты не одна, я всегда родная, любимая мать моя, с тобой, как и папочка, Борис, Феня».

О Борисе и Фаине:

«От Бориса и Фенечки писем все нет. Знаете, дорогие, все же не верится, что мы их потеряли. Найдутся, конечно, повременить надо. Неужели, мамка, Фенечка не смогла выбраться. Мне не верится. Ты ведь хорошо знаешь ее, девушка она боевая. Вероятно, где-нибудь сейчас живет, мой же адрес, возможно, утеряла».

Письма маме согреты лаской и теплом. Чтобы успокоить ее, пишет:

«Мои дорогие. Живу я хорошо, питание прекрасное, вплоть до молока, не говоря уже о мясе. Одет тоже очень тепло, никакие морозы не страшны». (10.02.42)

В другом письме, успокаивая волнение матери:

«Живу очень замечательно. Выгляжу хорошо. На снимке — это я после болезни, сейчас выгляжу еще лучше. У, еще бы — какое прекрасное питание, только на молоке и мясе сидим». (март 1942)

Еще:

«Живу по-старому, новостей особых нет. Чувствую себя прекрасно. Настроение очень хорошее. Знаешь, надоело мне здесь, хочу на фронт, а нас все держат здесь. Мамка, я безумно соскучился по вас, родные. Мне кажется, что много-много лет я вас не вижу.

А встретиться хочется, страсть, хочется.

Мамулька, милая, ничего, соберемся еще все вместе, вшестером, еще будет праздник для нас, как и для всех, и будет скоро» (03.02.42)

В июне 1942 его отправили на фронт командиром взвода в отдельном инженерно-минном батальоне 2-й истребительной бригады.

И вот он уже на фронте:

22.06.1942

«Добрый день, дорогие мои мамулька и Полинка!

Как чувствуете, я уже на фронте с 9 июня. Живу хорошо, здоров, чувствую себя превосходно…

Как мама милая, твое здоровье? Что ты делаешь, Полинка? Как у вас дела с продуктами? Обо мне не беспокойтесь: я обеспечен всем полностью».

27.06.42

«Я на фронте, совсем близко к передовой. В боях уже участвовал. Жив-здоров. Чувствую себя прекрасно. Почти, родные мои, привык к фронтовому шуму и не вздрагиваю при даже близких разрывах бомб, снарядов, мин. Борису и отцу письма написал. Пишите, как живете, как у вас с продуктами, как здоровье, есть ли что-нибудь от Фени».

Последнее из сохранившихся писем:

10.07.42

«Здравствуйте, дорогие мои!

Наконец, есть возможность черкнуть пару строк. Сегодня отдыхаем после жаркого вчерашнего боя. Да, вчера в который раз были в бою. Цел, жив-здоров. Моих двух друзей сразили насмерть вражеские пули, одного ранило. Только сегодня почувствовал усталость. Ну ничего, отдохнем — и снова в бой. Эх, как хочется почитать письмо, но его никак не дождусь ни от кого.

Пишите, милые мамулька и Полечка, пишите чаще и больше. Есть ли вести от Фени, что пишут Борис и папка, как они? Думаю, милые мои, родные, что скоро встретимся, т. е. после окончания войны. Да-да, скоро, очень скоро!

Я чувствую себя сейчас очень хорошо, питаюсь просто превосходно, как и все бойцы, есть все, и сколько хочешь.

Кончаю.

Будьте здоровы. Привет соседям.

Целую вас крепко.

Ваш любящий сын и брат.

Семен».

О том, как он воевал, написано в рекомендации в партию, данной Семену его однополчанином:

«Младшего лейтенанта тов. Герценова Семена Евсеевича, рождения 1922 года, знаю с мая 1942 года. Хороший товарищ, грамотный, как командир требовательный к себе и подчиненным. Дважды был в бою с тов. Герценовым. В бою ведет себя стойко, как подобает командиру, дерзок и беспощаден к немецким фашистам. Тов. Герценов предан делу партии, Родине… Я рекомендую тов. Герценова в кандидаты партии ВКП(б).
Бушин
14.07.42»

Многие годы спустя, проанализировав письма брата, Борис Герценов писал:

«Именно в этих местах[9] в те же дни немец будто собрал всю свою авиацию, и самолеты, сменяя друг друга, засыпали нас бомбами. Эскадроны уходили на восток, и не исключено, что отступали через цепи обороны, занятой батальоном, где служил братишка. Он, может быть, был рядом, могли в той толчее свидеться… Это открытие сделал я только сейчас, заново осмысливая адреса и даты, указанные в этих письмах».

И последний документ:

«Ваш сын Герценов Шмер Евсеевич в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 9-8-1942 года. Похоронен: г. Свобода[10], Воронежской обл. Добровская улица, школа 13, во дворе»

Многие годы спустя, в 1981 году Борис и Фаина посетили те края, побывали в месте, указанном в извещении о смерти. В поисках могилы брата Фаина и Борис набрели на сторожа при церкви.

В своих воспоминаниях о брате Борис писал:

«Враг рвался к Волге с намерением схватить за горло всю страну. А они стояли день за днем — держали свой рубеж до последнего. Если ехали в тыл, то … вповалку на дне армейской повозки…

— Сбился я тогда со счета, — вспоминал старый-престарый человек в засаленной телогрейке и захватанной кепчонке на голове. — Их везли и везли всю ночь по этому крутояру. Видишь обрыв? Это к берегу Дона. Лошади по паре в упряжке еле вытягивали, а на возах люди с белыми бинтами, кто в хорошей шинели, кто в обмотках заместо сапог. У командиров одежка получше, но зачем она покойнику? Свозили убитых туда, в братскую могилу, — и махнул дед рукой в сторону школы, уже давно закрытой за ветхостью.

Перед нашим взором, устремленным в далекое прошлое, потянулась печальная процессия, торопившаяся доставить страшный груз затемно, до рассвета, пока не появились немецкие самолеты. А на одной из тех повозок нам виделся наш Семен…»

Горькая арифметика: на фронт Семен попал 9 июня 1942 года. Погиб 9 августа 1942 года. Он успел повоевать ровно 2 месяца.

Семен не дожил до своего 20-летия только две недели…

Полина (1925-1992)

В своих письмах Семен Герценов все время удивлялся: почему ему редко и мало пишет Полинка? А семнадцатилетняя Полечка в это время работала весовщицей на зерновом складе в сибирском городке Анжеро-Судженске, таскала пудовые мешки, так что, после работы она едва добиралась до дома, через силу ела и сразу же засыпала… Полечка получила свое имя в честь ее бабушки Перл Лукер, она — самая младшая из детей Яши и Годы Герценовых. Поля была красивой девочкой с ярко-голубыми глазами и толстыми рыжими косами.

После возвращения из эвакуации она закончила техникум и стала работать бухгалтером. В 1950 году Полина вышла замуж за соседа по 8-й линии и соученика Михаила Левитасова. Миша был веселым и остроумным, всегда шутил, он был любимцем детворы.

Полина была хорошим организатором, общительным человеком, всегда добивалась своего. Мне недавно пришло в голову, что будь она лет на 20 младше, она смогла бы легко вписаться в рыночную экономику 90-х годов. Все выходные в детстве я проводила в семье Левитасовых, и это было незабываемое время. Миша научил меня читать в 5-летнем возрасте и привил любовь к чтению. У них была большая библиотека, так что я с удовольствием поглощала книги одну за другой. С Полечкой мы обычно вечером в выходные готовили сладкое, я была за подмастерье. Эти навыки мне очень пригодились. Со временем я освободила маму от этой работы.

У Полины и Миши было много друзей, которых с удовольствием принимали в этом теплом доме.

Семейные застолья

Душу согревают воспоминания о тех временах. Собирались на праздники, на дни рождения. Обычно большую часть блюд делали заранее, а салаты готовили прямо перед подачей. Женщины собирались на кухне, и все вместе занимались готовкой, обмениваясь новостями.

Приходило время сесть за стол, немного выпить и хорошо закусить. В нашем доме всегда была вишневая наливка, которую давали пригубить даже младшему поколению. Венец застолью — песни. Не все сохранилось в памяти с тех давних времен. Помню, папа пел «Шотландскую застольную» Бетховена. Мамиными любимыми были «Шаланды, полные кефали» и городские романсы давних дней «В имении Ясной поляне…» и «Город Николаев, кирпичный завод…». Напевая, она отбивала ритм руками по столу. Иногда все пели хором, этим хором руководил Миша Левитасов, указывая на повторение припева: «Нох а мол» (еще раз) …

Какое счастливое время… Все еще живы!

Приоткрывая тайны прошлого

Вспоминая прошедшие годы, перелистывая в памяти картинки прошлого, я вижу многие события и семейные реликвии по-новому, нахожу объяснение, на первый взгляд необычным вещам и странным событиям.

Довольно странной вещью мне казался небольшой белый эмалированный поднос, с металлическим ограждением по периметру, который всегда стоял у деда в буфете, а потом перекочевал в нашу новую квартиру.

Я пыталась придумать, для чего он нужен. Ну никак его нельзя было использовать для сервировки стола: слишком мал и слишком тяжел. И вот несколько лет назад меня осенило: скорее всего, на него ставились серебряные подсвечники, когда бабушка зажигала шабатние свечи.

Подсвечники ушли в Торгсин[11], куда сдали многие ценные вещи в тяжелые годы. А поднос, как не представляющий особой ценности, остался.

С еврейской традицией был связан набор для кидуша: серебряные тарелочка, две стопочки и три узеньких рюмочки, с позолотой внутри и выгравированными цветами снаружи.

От Торгсина их удалось сберечь, а от вороватых ручонок приятелей брата спасти не удалось. Отправив его на минутку на кухню, они сгребли семейную реликвию в портфель. Заметив пропажу, брат попытался вернуть украденное. Но не удалось.

Еще несколько реликвий, хранившихся в семье: дедушкины карманные часы и бабушкины брошки: одна серебряная, другая с янтарем. Очевидно, янтарную она очень любила, эта брошка видна на многих бабушкиных фотографиях. Дедушкины часы были подарены моему брату, и судьбу их я не знаю. А брошки я забыла дома, когда впопыхах покидала родной город в 2014 году. Удастся ли когда-нибудь посетить Донецк? Сохранится ли дом?

Еще одна, мне кажется, редкая вещь. В нынешних домах ее уж точно нет. Раньше вместо мясорубок использовали секачи[12]. Говорят, что с их помощью блюда получаются вкуснее. У нас хранился еще бабушкин. Я предполагаю, он был подарен ей кем-то из родственников-кузнецов. Я очень любила рассматривать этот секач. Это было красивое и необычное изделие в виде стального коня с медным глазом.

Когда в Донецке несколько лет собирались организовать музей еврейского наследия, я отдала его в качестве экспоната. И, конечно, мне не пришло в голову его предварительно сфотографировать.

На просторах интернета я нашла нечто подобное:

Семья Анатолия (Нафтали) и Рахели Герценовых

К сожалению, у меня было мало сведений о семье дедушкиного старшего брата. Когда-то я общалась с двумя внучками Анатолия, жившими в Израиле, немножко узнала о минских родственниках. Но, когда я начала собирать дополнительный материал для этой работы, на мои письма они мне не ответили. Были у меня сведения, что двое внуков Анатолия и Рахели живут в Австралии. Попытки их найти не увенчались успехом.

Но чудеса случаются.

Через сайт Jewishgen.org я получила письмо от молодого человека из Австралии, который разыскивал Герценовых. Как оказалось, это был мой внучатый племянник. Через его дедушку я по цепочке нашла остальных троюродных, с которыми мы не были знакомы, но теперь общаемся. От них я узнала много интересного о белорусской ветви Герценовых.

Старший сын Шмера и Симы Герценовых, Анатолий, родился в 1893 г.

Он рано начал самостоятельную жизнь: когда ему исполнилось 14 лет, его отправили на учебу к пекарю в Минск. Труд в пекарне тяжелый, но, овладев ремеслом, мальчик начал получать 7 рублей в неделю. В то время это были хорошие деньги. Со временем он стал квалифицированным пекарем.

В 1914 году Анатолия призвали на Первую мировую войну. Когда закончилась война, он вернулся в Минск и вскоре женился на Рахели, девушке родом из Новогрудок.

Семья росла: одна за другой родились 4 дочери: Хана (Анна), 1916 г.р., Циля (Лида), 1922 г.р., Хася (Ася), 1923 г.р., Мира (Марина), 1924 г.р., а потом долгожданный сын, Семен, 1927 г.р.

Когда в стране объявили НЭП, Анатолий с радостью взялся за работу. Вскоре у было две пекарни. Дела шли хорошо: горожане с удовольствием раскупали вкусный свежий хлеб, только из печи. Дома тоже было все в порядке: хозяйственная жена, пятеро детей.

К сожалению, среди родственников нашелся человек, который уничтожил их счастливую жизнь. Племянник Рахели, который работал в НКВД, написал донос, и жизнь была моментально разрушена: после тщательного обыска, когда дом был перевернут вверх дном, были вспороты подушки и перины, вынесено все, даже минимально ценное, отец был арестован и сослан на 5 лет на cевер, в Архангельскую область, а остальная часть семьи была выслана в Рогачев. Дочерей выгнали из школы, в том числе и Хану, которая училась на отлично. Также ее исключили из комсомола.

В Рогачеве жили трудно: пятеро детей мал мала меньше, мать с больным сердцем… как они выживали, трудно себе представить.

Со временем жених Ханы, Семен Кунцевицкий, приехал в Рогачев, женился на ней и забрал ее в Минск. Позже к ним приехала Циля и поступила на учебу.

Хану приняли на работу секретарем Нарсуда, ее муж Семен работал монтером в Управлении электросетей в Минске. В 1939 году у них родился сын Валерий.

Прошло время, Анатолий вернулся из заключения и устроился мастером на хлебозавод в Рогачеве. Казалось, жизнь налаживалась.

Но началась Великая Отечественная война. Семен Кунцевицкий имел бронь и занимался эвакуацией завода им. Октябрьской революции. Он съездил в Рогачев, забрал всех родных жены, и вместе с оборудованием завода они отправились в эвакуацию за Урал. Это спасло им жизнь.

Семья оказалась в далекой деревеньке Звонарево. Пока отец работал, дети помогали, чем могли: собирали колоски, хворост для растопки….

Вспоминает Мира (Марина) Герценова:

«Во время войны мы жили на Урале — голод, холод был ужасный. Но наш папочка настоял, чтобы мы продолжали учебу. Там, в Челябинской области, я закончила 10 класс, а затем поступила в Ленинградский химико-технологический институт молочной промышленности, который был в эвакуации и находился в 60 км от нашей деревни. Условия учебы были ужасными: голод, холод. Помещение не отапливалось, а температура воздуха была -40. Освещения не было». В связи с отчаянным положением директор института поехал в Москву, попал на прием к Микояну, все доложил. Правительство решило спасти институт. Так как Ленинград был в блокаде, институт в 1943 году перевезли в Москву, а позже, в 1944 году — в Ленинград».

В начале 1942 года призвали Семена Кунцевицкого. Он воевал под Ленинградом. В феврале 1944 года получил медаль «За отвагу». В приказе о награждении говорилось:

«Наградить … Командира отделения 6-й стрелковой роты 77 стрелкового полка 80-й СД старшину Кунцевицкого Семена Соломоновича за то, что своим отделением отбил 5 контратак Противника и уничтожил при этом отделением 25 немецких солдат. Сам лично уничтожил 6 немецких солдат».

Как указано в документах 2 февраля 1944 года он выбыл из части по ранению. По другим данным он пропал без вести. Ему так и не удалось увидеть второго сына Леонида, родившегося в 1942 году.

Анатолий (Нафтали) ушел на фронт в конце 1942 года. Все бытовые трудности снова легли на плечи Рахели и старшей дочери Анны. К этому времени Семену Герценову исполнилось 15 лет, и он работал в деревне конюхом.

В конце 1944 года пришел и его черед идти воевать. Семен Герценов служил в Тихоокеанском флоте в 13-й гвардейской бригаде морской пехоты до демобилизации в 1951 году. Буквально в первом бою корабль, на котором он находился, был взорван и развалился на части. Семена спасло только хорошее умение плавать.

После окончания войны семья вернулась в Минск. Их дом был разрушен во время бомбежки. Герценовым выделили комнату в бараке, построенном немцами. Это было холодное, продуваемое всеми ветрами строение с удобствами во дворе и водой, которую надо было носить из колонки. Этот барак находился на улице Кропоткина.

В начале 50-х в семье произошла трагедия. Анна заболела лейкемией. В то время это был приговор. В 1952 году молодой 36-летней женщины не стало.

Двое ее сыновей Валерий и Леонид остались сиротами. Вначале дедушка, а потом и Семен, взяли на себя заботу о мальчиках. Они до сих пор вспоминают с благодарностью то, что для них сделали.

У остальных детей Анатолия жизнь сложилась благополучно. Циля (Лида) стала медиком. После войны она уехала по распределению на Дальний Восток, где и познакомилась Петром Вьюном, который служил в этих местах в армии. Она вышла за него замуж и родила девочку. Вторую дочку она родила в Минске.

Ася Герценова окончила библиотечный институт и работала в библиотеке им. Ленина в Минске. Ее мужем был Давид Фрайман. Он был строителем. Марина закончила институт в 1947 году, получила направление в Минск, 10 лет работала на молокозаводе, а затем в Минском областном объединении молочной промышленности. Последние 15 лет до пенсии работала заместителем главного инженера облуправления.

Ее мужа звали Лев Шелюбский. Он участвовал в войне. Воинское звание — техник лейтенант. После войны он поступил работать на Минский фарфоровый завод и дорос до должности главного инженера.

После возвращения из армии Семен Герценов окончил техникум, а затем — институт. Как рассказывают его дети, он был очень талантливым инженером, работал главным инженером предприятия. Он всегда был изобретательным человеком, в его голове постоянно появлялись новые идеи, которые он воплощал в десятки рацпредложений.

Семен был очень музыкальным. Он никогда не учился музыке, но легко мог подобрать любой мотив на аккордеоне или пианино и, конечно, всегда был душой любой компании.

Члены этой ветви Герценовых сейчас живут в США, Австралии, Израиле…

Хаим Герценов и его семья

Хаим (Ефим) родился в 1900 году. Как и братья, он обучился ремеслу, стал шапочником.

В 1917 году он вместе с братом Яшей и матерью Симой переехал в г. Юзовка (Сталино).

Через несколько лет он женился на Софье (Шейне) Зиновьевне Волчонок, тоже родом из Белоруссии….

Жили они на 8-й линии. У них родилось трое детей: Семен (1924 г.р.), Арон (1926 г.р.) и Фаина (1929 г.р.).

В начале войны семья эвакуировалась в Семипалатинск (Казахстан).

Все мужчины семейства участвовали в войне.

Семен Ефимович Герценов служил с 23 октября 1942 г. в Амурском военном флоте. Интересно, что его двоюродный брат и тезка Семен Анатольевич Герценов служил совсем недалеко от него, на Тихоокеанском флоте.

Хаим был призван в июле 1943 года.

Аркадий (Арон) был мобилизован в 03.01.1944 г. Воевал в Прибалтике. В августе получил медаль «За отвагу». В Наградном листе от 21.08.1944 г. записано о награждении

«снаряжающего миномета батареи 120мм минометов, красноармейца Герценова Аркадия Ефимовича за то, что расчетом в составе которого он работает при прорыве немецкой линии обороны в районе м. Шумилино, разбито 1 жил. блиндаж и подавлено 2 огневых точки противника, препятствующей продвижению нашей пехоты».

А 22.09.1944 г. Аркадий был убит и похоронен около хутора Триндас, Латвийская ССР.

Потомки Рафаила Азриеля

Семья Азриель — это ближайшие родственники Герценовых. Мне не удалось выяснить, как именно между собой связаны наши семьи, но известно, что мой дед и его братья являются двоюродными братьями детей Рафаила Азриеля.

Семья Азриель родом из местечка Яновичи. О главе семейства Рафаиле Азриеле известно очень мало. Единственное, в чем сходятся все, кого я расспрашивала о нем, это то, что он был дважды женат. Насколько мне известно, у Рафаила было не менее 5 детей: Самсон, Лев, Фрида Азриель, а также Исаак и Моисей (Михаил) Асриэли.

Кто-то из детей Рафаила остался в Белоруссии, часть переехала в Юзовку (Сталино), братья Исаак и Моисей (Михаил) Асриели поселились в Москве.

Самсон Рафаилович Азриель и его дети

Самсон Азриель (1892—1968) был сапожником. У него и его жены Розалии (1896—1970) было четверо детей. Трое старших: Лев, Раиса и Григорий родились в Белоруссии, а младший, Роман (названный так в честь деда Рафаила), родился после переезда семьи в Сталино.

Старший сын, Лева (1920—1985), окончив 7 класс, покинул школу и устроился учеником фотографа в местную газету «Диктатура труда», которая позже стала называться «Социалистический Донбасс». Практически всю жизнь он проработал в этой газете.

В 1940 году Лева был призван на срочную службу. С первых дней Великой Отечественной войны он находился на фронте. Лучшие свидетельства о военном периоде в жизни Левы и его разносторонних талантах — это его наградные листы:

«Тов. Азриель — участник войны с первых ее дней. Работая в дивклубе[13] в качестве фотографа, относился к своим обязанностям честно и добросовестно. В то же время он самый активный участник концертной группы, с которой он часто бывал в частях и подразделениях переднего края. Азриеля знают и любят бойцы и офицеры. Используемые им номера юмористического характера пользуются большой популярностью. Они доходчивы и интересны. Тов. Азриель имеет целый ряд своих песен, куплетов, стихов, исполняемых в концертных программах. Активно помогает красноармейской самодеятельности, много работает по созданию новых программ. Перед боевыми операциями и в перерывах между ними концертная группа, а с ней и т. Азриель воодушевляют бойцов на новые подвиги в предстоящих боях. Тов. Азриель представлен к награждению медалью «За боевые заслуги».

Однако, Лева был не только фотографом и отличным артистом. Как-то ему поручили сопровождать в госпиталь большую группу раненых. Как на грех, шальная пуля убила водителя. На улице — 40 градусов. Об этом случае написал Б. Герценов:

«В тот роко­вой час, он знал только, где расположен двигатель у ЗИЛа, а ему предстояло оживить машину, заставить заработать этот сложный для него механизм.

И Леве повезло — он несколько раз вста­вил ключ в зажигание и мотор заурчал. Так колеса оказались на скользком льду, и машина покатилась по проложенной дороге.

Главная мысль уже бродила в голо­вах раненых: кажется, возвращаемся к жизни, не останемся мы замерзать на­последок…».

После войны Лев Самсонович вернулся в родную газету. Не было дня, чтобы ее номер вышел без фотографий Льва Азриеля.

Лев Самсонович много фотографировал родной город. В Донецке вышло немало красочных альбомов с его фотоиллюстрациями. Знающие люди говорят, что лучшие фотографии донецкого края принадлежат ему.

В декабре 1970 года в Москве в Центральном доме журналистов прошла персональная выставка фоторабот Льва Азриеля. На ней демонстрировалось 76 снимков. На фотографиях — люди Донбасса, природа нашего края, уголки родного города. На открытии выставки выступили наши земляки: Евгений Халдей, космонавт Береговой, известные поэты и писатели Юрий Левитанский, Леонид Лиходеев, Михаил Матусовский, Михаил Пляцковский.

Лев Азриель умер в 1985 году.

Раиса (1922-2002) — общительная, веселая и остроумная женщина, заботливая мать двоих сыновей.

Роман (1928-2017) пошел по стопам старшего брата: работал фотокорреспондентом в газетах Луганска.

Григорий Азриель (1924-1964). О нем мне было известно немного.

На сайте «Память народа» я нашла некоторые подробности о нем. В армию Григорий был призван в феврале 1942 г. из г. Семипалатинска, куда он был эвакуирован с семьей. На этом же сайте я нашла запись о смерти Григория в 1943 году. Она меня поставила в тупик, так как у нас дома хранится послевоенная фотография, где среди прочих членов семьи был Григорий, его жена и маленькая дочка.

Покопавшись еще на сайте «Память народа», нашла уточнение:

«115. Статью 65 приказа ГУК НКО № 01785-43 г. В отношении исключения из списков Вооруженных сил СССР командира взвода роты ПТР 906 стрелкового полка 243 стрелковой дивизии лейтенанта Азриель Григория Семеновича, как погибшего, отменить». 1924 г.р., чл. ВЛКСМ, Мать Азриель Розалия Яковлевна— г. Семипалатинск, Сенная, 17. Лейтенант Азриель Г.С. репатриирован из немецкого плена, прошел спецпроверку в 5й зап.стр. дивизии и уволен в запас с принятием на учет в Сталинском. ГВК г. Сталино».

Как же Григорию удалось выжить в плену? Оказалось, что он потерял документы, и назвался фамилией своего товарища, татарина по национальности, Григория Умарова. Эта уловка спасла ему жизнь.

Моисей (Михаил) Рафаилович Азриели (1907-?)

Сведения о М. Азриеле я тоже получила на сайте «Память народа».
Он прослужил в армии с 1929 по 1948 год. Последнее место службы: 154 танковая бригада, 59 отдельный гвардейский танковый полк. Конец 1943 года стал звездным часом для Михаила: он дважды отличился и был представлен к орденам. Привожу сухие строки наградных листов:

«14 ноября 1943 года.

Работая командиром роты малых танков в 59 Гвардейском танковом полку прорыва тов. Азриели на деле и показал свою преданность делу партии Ленина-Сталина и социалистической Родине.

В боях за Кожанка 11 ноября 1943 года т. Азриели проявил себя тактически грамотным, способным в сложной боевой обстановке принять смелое решение. Во время атаки танков противника типа «Тигр» Тов. Азриели, умело маневрируя ротой, применяясь к местности, выходил во фланг противника и огнем из пушек и пулеметов отрезал наступающую пехоту противника от танков, чем самым приостановил движение танков противника, при этом лично уничтожил два пулеметных расчета и до 30 солдат и офицеров противника. За умение командовать ротой, смелый маневр, ст. лейтенант Азриели достоин награждения орденом «Красной звезды».

Второй наградной лист от 31.12.43:

«Гвардии старший лейтенант Асриэли в прорыве обороны противника в районе Раковичи 24.12.43 г. Рота под командованием Асриэли в боях за Раковичи смелым обходным маневром с огнем из всех видов оружия ворвалалась в оборону противника и нанесла сокрушительный удар, заставив противника спешно оставить оборону. В течение 24.12.43 года тов. Асриэли со своей ротой выполнили поставленную командиром корпуса ближайшую и дальнейшую задачу дня.

В районе Коростышев 27.12.43 г. Тов. Асриэли смелым броском первым со своей ротой ворвался в расположение врага и посеял большую панику среди гитлеровцев, уничтожая живую силу и технику противника. В результате боев 24-27.12.43 г. рота тов. Асриэли уничтожила танков 5, бронемашин 16, автомашин 24, солдат и офицеров 237. Лично огнем из своего танка товарищ Азриели уничтожил один танк, 2 бронетранспортера, 7 автомашин и до 25 солдат и офицеров. За умелое руководство ротой в бою, за дерзость тов. Асриэли достоин высшей правительственной награды орденом «Ленина».

К сожалению, орден Ленина Моисей Рафаилович не получил, ему вручили орден «Красного Знамени».

В 1948 году он был демобилизован в звании капитана.

Герценовы-2: родственники или однофамильцы?

Мне была удивительно, что при наличии большого числа братьев у моего прадеда Шмера, я не слышала никогда о дедушкиных двоюродных братьях или более дальних родственниках с фамилией Герценов. Я надеялась найти кого-то из них в интернете. И много лет назад я-таки нашла Михаэля Герценова и попыталась выяснить связь между нашими семьями. Михаэль рассказал, что такие попытки уже делались много лет назад со стороны его семейства, когда они увидели фамилию моего дяди в центральных газетах. Но и тогда к окончательному решению о родстве так и не пришли. Михаэль рассказал, что его прадед Ари в 30-летнем возрасте оставил жену и дочку, покинул родной Витебск и в 1875 году поселился в местечке Гельмязов Полтавской губернии Золотоношского уезда.

«Будучи в Гельмязове в течение сорока лет авторитетным меламедом, известным в округе под прозвищем Ари де Бурд (Бородатый), он ни слова не знал ни по-украински, ни по-русски (это я цитирую моего отца); наверное, владение упомянутыми языками ничего не добавляло в глазах окружающих. Естественно, что жил он со своим образованием в бедности», — рассказал Михаэль. Под какой фамилией прибыл на новое место его прадед, Михаэль не знал. Ему было известно, что у Ари был брат, много старше его, который жил в Лейпциге и помогал младшему брату до 1-й Мировой войны, когда связи с Германией были разорваны по понятным причинам. Михаэль считал, что они носили одну и ту же фамилию. Но какую?

Ответ нашелся в Черкасском архиве, где сохранилась запись о рождении в 1917 г. у Нахима Ариева Герцикова дочери Хаи. Это совпадало с теми сведениями, что дал мне Михаэль: у его деда была дочь Хая (1917 г.р.), поменявшая впоследствии имя на Клара, и трое сыновей: Григорий (1907 г.р.), Михаил (1908 г.р.) и Арон (1919 г.р.).

Такую большую семью было нелегко прокормить, и Нахим (Наум) занялся коммерцией. Правда, дела шли не слишком удачно: сначала лопнула торговля тканями — деда обокрал партнер. Потом он занялся мелкой торговлей. У него была «клеть», которая в конце торгового дня (кажется, при помощи лебедки) грузилась на телегу, и увозилась домой. Пришел 1929 год, нэпманов начали прижимать. Семья Наума попала в списки «лишенцев» (категории граждан, лишенных основных гражданских прав, подлежащих срочному перемещению на дальние неосвоенные территории).

И дед Наум с женой Розой и детьми сорвался с насиженного места в последнюю ночь накануне насильственного переселения (о чем их по секрету предупредили).

Путь их лежал в Ташкент, где уже жил старший сын Григорий, который изменил свою фамилию на Герценов. Вся семья последовала его примеру. Главный смысл смены фамилии был в том, чтобы избавиться от статуса лишенцев.

Несмотря на славу Ташкента как города хлебного, семейству пришлось несладко. Их поддержали в трудное время родственники Розы, жены Наума.

Со временем дед Наум, чье основное образование получено было еще в 19-ом веке в хедере, начал работать бухгалтером. В Ташкенте его ценили как очень квалифицированного специалиста.

Родители постарались дать детям образование. Прошло время, и дети
разлетелись из родного гнезда. Григорий до войны работал преподавателем в школе в г. Дзержинске Горьковской области. В начале войны братья Григорий и Михаил ушли на фронт, а после войны вернулись в Ташкент.

Гриша преподавал физику и математику, умел увлечь ребят этими науками, за что и удостоился звания «Заслуженный учитель Узбекской ССР».

Блестящую карьеру сделал Михаил. Он был в Ташкенте самый известный и самый нужный людям человек. Долгие годы он успешно работал (ни разу не попав под следствие) директором ЦУМа (Центрального Универмага). Мишу уважали: он был славным, отзывчивым и добрым человеком.

Сестра Хая (Клара) преподавала в Новосибирском университете, потом ее мужа перевели в Москву, и она работала в столице. Защитила диссертацию, была видным специалистом в области геодезии и картографии.

Интересно сложилась судьба самого младшего сына, Арона. Он учился в Ташкентском политехническом, но, познакомившись с будущей женой Верой, которая занималась в эвакуированном из Ленинграда ЛЭТИ[14], перевелся в этот институт и после войны уехал вслед за ЛЭТИ и Верой в Ленинград. Поженились они в 1948 г. и прожили вместе до 1983 года — до Вериной кончины.

Арон блестяще окончил ЛЭТИ, был подающим надежды инженером, поэтому его после окончания института распределили в такое место, о котором тогда и говорить нельзя было, даже шепотом[15].

Арон успешно работал, заслужил уважение руководства предприятия. Однако, в 1953 году, в известные времена, его вызвали в отдел кадров. Там присутствовали двое из органов, которые дружелюбно ему объяснили, что его знания в области электрических машин просто необходимы для развития машиностроения в городе Орске.

Арон вернулся на рабочее место и сообщил начальнику, что его отправляют в Орск.

Его руководителем был Николай Шамарин[16], блестящий специалист и руководитель, смог отстоять Арона Герценова, сказав: «Я без Герценова, как без рук, он главную работу делает, без него ИЗДЕЛИЕ не поступит на вооружение…». И Арон проработал на этом предприятии еще 40 лет, в дальнейшем руководил сектором (подразделениям в полторы сотни инженерно-технических работников). Имел исключительный авторитет.

Небольшая деталь, характеризующая то время.

Сын Арона, Михаэль, с 1980 года задумывался о выезде из СССР, работа отца в секретном институте была непреодолимым препятствием. Немедленным следствием подачи сыном заявления в ОВИР[17] было бы увольнение отца с работы. Решение пришло такое: в 70 лет папе будет все-таки пора и отдохнуть. Тогда и можно будет заняться репатриацией.

В 1989 полным ходом началась перестройка, в Израиль хлынула массовая алия. Смягчились правила: подача сыном заявления в ОВИР никак не повлияла на продолжение работы Ароном в секретном предприятии. Сын уехал в 1990 году. Отец работал в институте до 1993 года. А в 1997 году Арон получил разрешение от руководства родного предприятия на посещение Израиля.

Михаэль вспоминает:

«В тот же год весной отец (всю жизнь он втихомолку ярый сионист, между прочим, со стажем с 30-х еще годов), антисоветчик (в семейном кругу исключительно), осуществляет свою (длиною в жизнь) несбыточную грезу — приземляется в Израиле. Тель-Авивом (тогда мы жили там) восхищен, но на ПМЖ остаться — не уговорить. В Питере, мол, дочка без него не обойдется. В 2002 все же переселился насовсем».

Арон Наумович умер в 2013 году и похоронен в Ришон-Ле-Ционе. Сейчас представители семейства Герценовых-2 живут в Израиле, Москве, Ташкенте, Петербурге.

Доказать существование общих корней наших семейств мне так и не удалось.

Были ли у Ари Герцикова дети, кроме Нахима (Наума), неизвестно. Но на сайте «Память народа» есть несколько человек по фамилии Герциков, родом из Украины, с отчествами Аронович, Аркадьевич или именем Арон, которые могут быть потомками Ари Герцикова и родственниками семейства Герценовых-2.

Возможно, отзовется кто-то из их потомков?

Примечания

[1] Евге́ний Ана́ньевич Халде́й (23 марта 1917 г. — 26 апреля 1976 года) — уроженец Юзовки, советский фотограф, военный фотокорреспондент. 

[2] Андрей Антонович Гречко (17 октября 1903 года — 26 апреля 1976 года) — советский военный и государственный деятель, министр обороны СССР в 1967—1976 годах, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза (1958, 1973).

[3] Исса Александрович Плиев — советский военачальник, генерал армии. Дважды Герой Советского Союза, Герой Монгольской Народной Республики.

[4] Василий Сергеевич Головской (18 февраля 1895 года — 24 октября 1975 года) — советский военный деятель, Гвардии генерал—майор (21.04.1943).

[5] РАТАУ— ТАСС — Радиотелеграфное агентство Украины — Телеграфное агентство Советского Союза.

[6] ВДНХ — Выставка достижений народного хозяйства.

[7] «Мой Лизочек так уж мал…», слова К. Аксакова, музыка П. И. Чайковского

[8] «Спи, моя радость, усни», музыка В. А. Моцарта

[9] Под Воронежем, на берегу Дона

[10] Ныне г. Лиски, до 1991 года — г. Георгиу-Деж

[11] Торгсин (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами) — государственная организация в СССР, занимавшаяся обслуживанием гостей из-за рубежа и советских граждан, имевших «валютные ценности» (золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, валюту), которые они могли обменять на пищевые продукты и другие товары. Работал в 1930-1936 гг.

[12] Секач (от глагола «сечь») — рубяще-режущий инструмент, тяжёлый нож с широким топоровидным клинком.

[13] Дивизионный клуб

[14] ЛЭТИ— Ленинградский электротехнический институт

[15] Нынешнее название организации: ГНЦ РФ АО «Концерн «Морское подводное оружие — Гидроприбор»

[16] Никола́й Никола́евич Шама́рин (1903—1956) — советский учёный, инженер, конструктор морского вооружения. Лауреат двух Сталинских премий.

[17] ОВИР (Отдел виз и регистрации) — подразделения МВД, существовавшие в СССР и ведавшие как регистрацией иностранцев, прибывших в СССР и Россию, так и оформлением выездных документов для советских и российских граждан.