Когда же в 1907 г. бухарские евреи с туземным статусом получили право принять участие в выборах выборщиков во вторую государственную Думу, русская администрация установила, что туземную часть Самарканда будет представлять только один выборщик. Поэтому кандидат в выборщики от бухарских евреев, поддержанный тремястами обладателями избирательного права, не имел никаких шансов опередить двух кандидатов-мусульман, за которых проголосовали почти три с половиной тысяч их единоверцев.

Альберт Каганович

РУССКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ И ОБЩИННО-РЕЛИГИОЗНЫЕ ДОЛЖНОСТИ И ИНСТИТУТЫ У БУХАРСКИХ ЕВРЕЕВ, 1865-1917^*

Калантары

Придя в Среднюю Азию, русская власть нашла полезным сохранить во вновь образованном Туркестанском крае существовавшую там ещё до завоевания низовую систему самоуправления. Существовавшая низовая структура была близка той, что была в России, где старост выбирали с XVI века для управления небольшими административно-территориальными единицами и общественными коллективами: артелью, сельской общиной и т.д. У мусульманского населения Средней Азии общинные старосты назывались аксакалами (аксакал – букв. белая борода), а у бухарских евреев — калантарами. На должность калантара все совершеннолетние мужчины выбирали одного из представителей высших слоёв.

Все туркестанские области делились на уезды, которые подчинялись уездным начальникам. Уезды в свою очередь делились на волости, во главе которых стояли волостные управители, выбираемые раз в три года пятидесятниками (илик-баши). В аулах и городских кварталах на общих собраниях пятидесятники выбирали также и аксакалов, которым затем сами подчинялись. Волостные управители, аксакалы и их помощники выбирались, как правило, из представителей мусульманской верхушки. Сами пятидесятники выбирались в свою очередь домовладельцами по территориальному принципу — от каждых 50 домов — свой представитель, отсюда и пошло это название. Русские власти утверждали выборы мусульманских чиновников, которых они называли туземной администрацией. Вообще, туземцами называлось всё коренное население края. При этом оно делилось на кочевое и оседлое.

В Туркестане из-за территориального принципа бухарские евреи могли выбрать своего пятидесятника только в тех городах, где существовали отдельные еврейские кварталы: в Самарканде, Казалинске (сегодня Казалы), Коканде, Намангане, Старом Маргелане (сегодня Маргилан), Туркестане, Пейшамбе (сегодня Пайшанба), Ходженте (сегодня Худжанд). Кроме этого, в Самарканде, в городе с большим числом бухарских евреев, они имели возможность выбрать через своих шестерых пятидесятников аксакала (иногда русские чиновники называли его еврейским аксакалом), признаваемого местной русской администрацией в качестве одного из шести участковых аксакалов. Аксакалы подчинялись старшему аксакалу, назначаемому русской администрацией. Им подчинялась туземная полиция. Аксакалы и туземные полицейские получали жалование из городских бюджетов. Русская администрация чаще называла калантаров еврейскими аксакалами.

До русского завоевания в Самарканде калантаром был Моше Калонтаров. Русская администрация признала его в качестве аксакала. После его смерти с 1878 по 1891 гг. эту должность с согласия русской администрации занял его сын Рафаэль. Вслед за ним должность калантара занимал до 1896 г. другой сын Моше – Давид. Составитель адресной книжки за 1893 г. ошибочно записал Давида Калонтарова Давидом Мушиевым, превратив тем самым отчество в фамилию. С 1897 г. эту должность занимал Амин Абрамов. В журнале общего присутствия Самаркандского областного правления за 20 июня 1900 г. он фигурирует еврейским аксакалом Самарканда, а Давид Калонтаров упоминается там как бывший еврейский аксакал. В 1902 г. калантаром квартала уже был Сулейман Ачильдиев, а шестью пятидесятниками А. Чулпаев, А. Фазилов, Я. Муллокандов, З. Мушаев, Д. Абрамов и М. Алишаев. Сулейман Ачильдиев указывается как один из шести участковых городских аксакалов Самарканда и в списке за 1911 г. Ачильдиев освободил должность калантара в 1914 г., когда был выбран казённым раввином. К 1916 г. в Самарканде пятидесятниками были: М. Норматов, Б. Якубов, Ю. Ильясов, М. Фузайлов, Н. Левиев, Д. Абрамов. После Ачильдиева до начала 1920-х гг. занимал должность калантара Борух Калантаров.

В Пейшамбе у бухарских евреев были две должности пятидесятников. На одной из них прослужил почти весь период существования этой должности Шамун Аронов, а на второй известен Давид Симхаев во время Первой мировой войны.

В бухарскоеврейском квартале Самарканда порядок поддерживало подразделение туземной полиции из бухарских евреев, во главе которого стоял старший полицейский. На это указывают протоколы расследования в 1900-1902 гг. времени поселения нескольких семей бухарских евреев в бухарско-еврейском квартале Самарканда, заверенные наряду с прочими должностными лицами старшим полицейским Ильёй Исаковым. В России служба евреев в полиции была редким явлением, так как согласно сенатскому указу от 16 августа 1828 г. евреев запрещалось принимать на государственную службу. Это запрещение получило дальнейшее законодательное развитие в Уставе о службе гражданской 1876 г. и в его новой редакции 1896 г. Хотя в отдельных случаях согласно Законам о состояниях 1899 г. допускался приём на службу евреев в качестве нижних чинов и в полицию для ведения еврейских метрических книг, об этом исключении ничего не говорится в соответствующих статьях Устава о службе гражданской. Поэтому неизвестно, имело ли это исключение практическое применение. На практике редкие исключения допускались в местах большой концентрации евреев. Например, известно, что в еврейской колонии Сладководной на Украине в конце XIX века должность урядника занимал еврей. В Туркестанском крае это стало возможным из-за того, что туземные чиновники подчинялись здесь не министерству внутренних дел, а военным губернаторам. Самаркандские военные губернаторы не стали применять к бухарским евреям Самарканда соответствующее положение законодательства, так как рассматривали их, по-видимому, в первую очередь как туземцев, и только затем как евреев.

В тех городах, в которых семьи бухарских евреев жили рассеянно (хотя нередко и по несколько семей вместе), как, например, в Аулиеате (сегодня Тараз), Перовске (сегодня Кызылорда́) и Новом Маргелане (сегодня Фергана), они, очевидно, были лишены самоуправления.

Даже обладавшие статусом туземцев бухарские евреи Ташкента и Самарканда не допускались в существовавшие только там городские думы. На их просьбы в 1901- 1902 гг. о разрешении избрать, подобно мусульманам, своего депутата, русская администрация ответила отказом, ссылаясь на Городовое положение 1892 г. Согласно этому положению евреям в черте оседлости разрешалось занимать только одну десятую от всех мест. Но даже на эти места евреи не могли избирать своих представителей. Они назначались городской администрацией. За пределами черты оседлости евреи вообще устранялись из городского самоуправления. Это положение русская администрация автоматически перенесла на проживавших в крае бухарских евреев с туземным статусом, несмотря на то, что в Туркестане они имели более широкие права, чем ашкеназские евреи в черте оседлости. Кроме этого, край управлялся по Положению 1887 г., в основу соответствующих статей которого легло Городовое положение 1870 г., согласно которому нехристиане (в том числе евреи и мусульмане) могли участвовать в избрании городского головы и выбирать своих представителей в городское самоуправление с тем, чтобы их число там не превышало одну треть. После выхода Городового положения 1892 г. в Положение 1887 г. не были введены соответствующие изменения, и поэтому запрещение русскоподданным бухарским евреям участвовать в городском самоуправлении было нарушением закона.

Недовольство бухарских евреев Самарканда отказом местной администрации дать им подобно туземцам-мусульманам право выбрать своего депутата в городскую думу нашло своё выражение в письме их представителей к инспектировавшему управление в крае Константину фон Палену в 1908 г.:

«…Мы являемся всюду и во всём главными плательщиками, мы, благодаря отсутствию нашего представителя являемся пасынками города. Улицы и арыки в еврейском квартале в плачевном состоянии: осенью и весной невылазная грязь, зимой, благодаря снежным заносам, мы отрезаны от русского города и часто тяжелобольному мы не в состоянии пригласить врача, роженице — акушерку».

Когда же в 1907 г. бухарские евреи с туземным статусом получили право принять участие в выборах выборщиков во вторую государственную Думу, русская администрация установила, что туземную часть Самарканда будет представлять только один выборщик. Поэтому кандидат в выборщики от бухарских евреев, поддержанный тремястами обладателями избирательного права, не имел никаких шансов опередить двух кандидатов-мусульман, за которых проголосовали почти три с половиной тысяч их единоверцев.

Городские аксакалы и пятидесятники были ответственны за сборы налогов, хозяйственное устройство и санитарное состояние своих районов. Первоначально, после завоевания Туркестана, русская администрация продолжала в городах собирать с туземного населения прежние суммы налогов, выплачиваемые ими до завоевания. При этом русские чиновники совместно с туземной администрацией по общинам взыскивали общую сумму всех налогов с туземного населения. Затем старейшины общин распределяли налоги по домам. Первое десятилетие после завоевания аксакалы-мусульмане Самарканда, пользуясь своим большинством и поддержкой русских чиновников, взимали с евреев большие налоги, чем с мусульман, что было продолжением мусульманской налоговой политики в отношении евреев эмирского периода, когда последние платили подушную подать — джизью и в два раза больший, чем мусульмане торговый налог — закат. Закат – первоначально узаконенная милостыня, взимаемая на нужды благотворительности в зависимости от имущественного положения и рода занятий, превратилась со временем в налог со стад, имущества вообще и с товаров в частности. Официальный размер заката с товара для мусульман устанавливался в размере 2,5% от его стоимости, но на практике взимался в больших размерах.

Повышенные налоги стали причиной жалобы бухарских евреев первому туркестанскому генерал-губернатору Константину фон Кауфману (в должности с 1867 по 1882 гг.), распорядившемуся в 1878 г. пересмотреть налоговую политику по отношению к ним. К 90-м гг. XIX века в Самарканде, как и в других городах края, с евреев и мусульман брали через их старейшин уже равный городской налог на недвижимость. Гильдейские и промысловые пошлины бухарские евреи, как и прочее население Туркестана, самостоятельно платили в туркестанскую казённую палату. Например, Натан Йошуа Даматов заплатил в 1907 г. за торговое предприятие 3 разряда 15 рублей.

Русская администрация широко использовала в Туркестанском крае политику поощрений туземной администрации, в том числе в отношении калантаров. Кауфман награждал медалями самаркандского калантара Моше Калантарова в 1868 и 1872 гг., казалинского калантара Якуба Календарева в 1868 и 1872 гг., калантара г. Туркестана Симху Мошеева (Мушиева) в 1879 г. Награждали чиновников нижней администрации из числа бухарских евреев и другие русские администраторы. Как аксакалы и пятидесятники калантары были наделены русской администрацией большой властью: имели право налагать денежные штрафы, ходатайствовать перед администрацией об аресте и даже о высылке в Сибирь членов общины. Известен случай высылки в 1875 г. в Сибирь Исаак-Боруха Мушеева по прошению калантара Самарканда «за неисправимо дурное поведение». Вместе с тем самаркандские калантары нередко ходатайствовали перед властями об освобождении бухарских евреев от наказаний. Русская администрация считалась даже с бухарскоеврейским самоуправлением и в Бухаре. Так, в 1895 г. по просьбе калантара и раввина г. Бухары, политическое агентство выслало оттуда в Самарканд бухарского еврея-русского подданного Катана Увадьяева «в виду вредного характера его деятельности». Причиной выселения Увадьяева стала его неуступчивость в коммерческих судебных спорах.

Такая система самоуправления была распространена властями в Туркестане не только на бухарских евреев — русских подданных, но и на евреев — подданных Бухары, проживавших в крае. Евреи — бухарские подданные выбирали своих, отдельных калантаров. При этом администрация строго следила, чтобы евреи-бухарские подданные не принимали участия в выборах пятидесятников-русских подданных. Так, например, в 1913-1914 гг. она отменила выборы бухарско-еврейских пятидесятников и духовного религиозного правления в Самарканде на том основании, что в них принимали участие евреи-бухарские подданные.

Сложней обстояло дело у русской администрации с организацией регистрации актов гражданского состояния у русскоподанных бухарских евреев: рождений, смертности, браков и разводов, т.е., функциями, которые обычно в России возлагались на казённых раввинов. Так как в первые годы после завоевания среди бухарских евреев не было лиц, умевших правильно писать по-русски и вести соответствующие книги записей, и ещё не был установлен правовой статус бухарских евреев, эти функции в отдельных городах края были возложены на городские управления. Так это было в Ташкенте, Перовске и Аулиеате. В Намангане родившихся младенцев записывал еврейский аксакал, а в Старом Маргелане в обязанности еврейского аксакала входило докладывать в полицию об умерших и родившихся. Однако в большинстве городов регистрация бухарских евреев вообще не велась. Исключение составлял Самарканд, город с относительно большим бухарскоеврейским населением, где сразу после завоевания была утверждена должность казённого раввина.

 Казённые раввины

В Самарканде первоначально, в 1870-х гг., на должность казённого раввина назначался учитель хедера Абрам Аронов (Авраам бен Ахарон).

Согласно подписям на различных метрических свидетельствах в 1889 г. его сменил Хаим Пилосов-Пинхасов, занимавший эту должность до 1901 г. Поэтому неточны сведения потомков Пилосова-Пинхасова, утверждавших, что занял должность казённого раввина только в 1892 г. Ему на смену пришёл Абрам Калонтаров, после смерти которого в 1914 г. обязанности казённого раввина перешли к Сулейману Ачильдиеву. Это подтверждают выдаваемые им справки, сохранившиеся в архивах. По-видимому, верно указание Менахема Эшеля, что Ачильдиев занимал должность казённого раввина до 1918 г.

Функции казённого раввина и калантара на первый взгляд были близки. Поэтому многие путешественники и вновь приезжие в край путали эти должности. Один из первых российских исследователей Средней Азии Александр Хорошхин писал в 1872 г., что Моше Калонтарова в Самарканде некоторые «называют раввином, тогда как он просто старший калантар». А еврейский путешественник Эфраим Наймарк, побывавший в Средней Азии в 1885 г., назвал Абрама Аронова не казённым раввином, а калантаром. В связи со всем вышеизложенным мы не можем согласиться с советским востоковедом Яковом Калонтаровым полагавшим, что русская администрация после завоевания сделала калантаров казёнными раввинами.

Туркестанские администраторы не требовали от кандидатов на должность казённого раввина необходимого по закону образовательного ценза. Согласно ст. 1322 Уставов духовных дел иностранных исповеданий кандидаты должны были иметь свидетельства об окончании раввинского училища, еврейский учительский институт, общее высшее или среднее учебное заведение. Хотя никто из указанных казённых раввинов не имел такого образования, местные администраторы утверждали их в должности, очевидно (нами не найдены соответствующие запросы по этому вопросу в Петербург), без специальных разрешений министерства внутренних дел.

Но и в Самарканде казённый раввин начал вести регистрационные книги по российским правилам только с августа 1888 г. На их основании казённые раввины выдавали метрические справки, которые долгое время заверялись старшим аксакалом. Однако, после того как в 1910 г. казённый раввин Сулейман Ачильдиев и старший аксакал города Мирза-Якуб Камил-Аминов были обвинены в незаконной выдаче бухарскому еврею Матату Муллокандову трёх свидетельств о рождении дочерей, самаркандское областное правление с целью предотвратить новые злоупотребления со стороны туземных чиновников вынесло постановление о том, что такие справки, согласно существовавшему в России закону, должны заверять городские общественные управления. Между тем, в ходе разбирательства было установлено, что инициатором выдачи документов был старший аксакал, получивший за это строгий выговор. А калантар (в тексте он назван старшиной еврейского квартала) был призван невиновным.

Бухарские евреи других городов долгое время испытывали неудобства, связанные с отсутствием у них казённого раввина. Они подавали соответствующие просьбы администрации, но получали отрицательные ответы. Так, в 1873 г. исполняющий дела военного губернатора Сырдарьинской области Пётр Эйлер отказался утвердить в должности казённого раввина туземных евреев Ташкента, мотивируя это тем, что они, как и все подданные императора, обязаны подчиняться общим законам империи. Одновременно он отдал распоряжение начальнику Ташкента о том, «чтобы евреи как русской, так и азиатской частей г. Ташкента не учреждали в среде своей начальных управлений духовных судов [т.е. раввинских судов, бейт дин рабани — А.К.]». Такой ответ царского администратора диссонировал с отношением властей к религиозной жизни мусульман, в которую они предпочитали вообще не вмешиваться. Вследствие такого ответа, а также из-за отсутствия подходящей кандидатуры, бухарские евреи несколько десятилетий не осмеливались обращаться к администрации с просьбами об утверждении казённых раввинов. Что касается раввинских судов, то фактически с ними никто не боролся, и они продолжали существовать в крупных городах Туркестанского края беспрепятственно. Лишь в августе 1907 г. около пятидесяти влиятельных и богатых бухарских евреев Сырдарьинской области обратились к военному губернатору, а через месяц к генерал-губернатору, с просьбами утвердить в должности казённого раввина их духовного раввина Шломо Тажера.

Сефардский еврей Шломо (1866-1935), сын главы иерусалимского бейт-дина Моше Таджера, прибыл в край в 1898 г. В Туркестане Шломо изменил фамилию на Тажер. Проживая в Ташкенте, он получил от главного сефардского раввина (хахама-баши) Палестины Якова Шауля Эльяшара раввинское удостоверение (смиха ле-рабанут). Для ташкентского градоначальника Н.К. Калмакова Тажер подготовил краткий доклад об истории поселения бухарских евреев в Средней Азии, а также о различиях в вероучении и обрядности сефардских и ашкеназских евреев. Тот факт, что доклад написал раввин бухарских евреев, а не ашкеназский казённый раввин Авраам Кирснер, свидетельствует о том, что Тажер пользовался бóльшим авторитетом у русской администрации как знаток еврейской религии.

Среди подписавших письмо находился 21 купец первой и второй гильдий. К тому времени местная администрация фактически признавала Тажера духовным раввином и обращалась к нему с просьбами принимать присягу у солдат-ашкеназов, служивших в Туркестане, и выдавать справки по тому или иному аспекту еврейской религии.

Долгое время просьба бухарских евреев находилась без движения в канцелярии туркестанского генерал-губернатора, так как в то время администрация края считала, что дела с прошениями евреев «должны полежать». Такой порядок был введён в Туркестанском крае ещё в период управления генерал-губернатора Михаила Черняева (1882-1884). С другой стороны, в такой практике была и своя положительная сторона. Так, репрессивные меры в отношении евреев уездные чиновники, перегруженные другими делами, проводили также медленно.

Через год после подачи указанной просьбы, в сентябре 1908 г. те же бухарские евреи вновь обратились к администрации с той же просьбой назначить им Шломо Тажера казённым раввином. Только тогда прошение было переправлено в департамент духовных дел, где рассматривалось ещё год, в течение которого чиновники департамента выясняли у туркестанской администрации следующие вопросы: «Повсеместно ли в пределах Туркестанского края туземные евреи принадлежат к одним общинам вместе с европейскими евреями, и не составляют ли они, хотя бы в некоторых местах молитвенных отдельных общин…, и где именно?» Лишь в октябре 1909 г., после того как в департаменте духовных дел убедились, что в большинстве городов Туркестанского края бухарские и ашкеназские евреи молятся отдельно, бухарские евреи Ташкента получили разрешение избрать Шломо Тажера своим казённым раввином.

В августе 1907 г., почти одновременно с бухарскими евреями Ташкента, их соплеменники в Коканде обратились к местной администрации с просьбами избрать казённого раввина и духовное правление, а также построить синагогу, так как имевшиеся в городе молитвенные дома были тесны и едва вмещали в себя два-три десятка молящихся. В марте 1908 г. кокандскому миллионеру Рафаэлю Потеляхову было разрешено построить на своей земле синагогу. Право же выбрать казённого раввина и духовное правление в городе бухарские евреи получили, видимо, как и их собратья в Ташкенте, в конце 1909 г. Но из-за отсутствия подходящего кандидата на эту должность, общинные выборы тогда не состоялись. Когда же в 1911 г. русская администрация выслала раввина Шломо Тажера из Ташкента в Коканд, местные бухарские евреи обрадовались представившейся возможности выбрать его своим казённым раввином. Этому воспротивилась местная администрация, считавшая Тажера «вредным евреем». Другой кандидатуры в Коканде не нашлось, и поэтому обязанности казённого раввина он исполнял полуофициально вплоть до окончательного выселения его из России летом 1914 г. Богатейшие предприниматели-бухарские евреи Иссахаровы, Вадьяевы, Рыбаковы, Потеляховы, Симхаевы, Ягудаевы и Давыдовы неоднократно обращались к местной администрации с просьбами утвердить Тажера казённым раввином и не высылать из Туркестана, но всё было напрасно. В дальнейшем Тажер занимал должность главного раввина в Сирии.

В 1913 г., уже по инициативе самой русской администрации Самаркандской области бухарские евреи Катта-Кургана, Пейшамбе и Ходжента впервые выбрали свои духовные правления (по одному в каждом городе) при синагогах в составе казённого раввина, учёного еврея и старосты (габбая). На последнего были возложены обязанности казначея. При этом в Катта-Кургане первые выборы были отменены после того, как выяснилось, что в них приняли участие евреи-бухарские подданные. Очевидно, на должности казённых раввинов бухарские евреи выбрали лиц, владеющих русским языком, а на должности учёных евреев — шохетов и талмид-хахамов (талмид-хахам -буквально ученик мудреца, иврит).

Следует заметить, что в городах Туркестанского края до начала XX века, а во многих местах и позже, вообще не было никаких раввинов. Обычно обязанности духовного раввина, представлявшего высший религиозный авторитет в этих городах, выполняли шохет или талмид-хахам. Талмид-хахама община выбирала среди лиц, хорошо знавших Галаху, нормативную часть иудаизма. Бухарские евреи называли их соответственно «шохид-шалия/х» (буквально: шохет-посланец), т.е. присланный шохет, и «талмуд-хакун». В общинах Ходжента, Пейшамбе, Катта-Кургана функции духовных раввинов выполняли талмид-хахамы. В Старом Маргелане, Андижане и Оше эти функции выполняли шохеты, знавшие религиозную службу. Как пишет израильский историк Гиора Фузайлов, общий уровень знаний духовных раввинов был невысоким. Среди них выделялся Йосеф Ходжаинов, прозванный бухарскими евреями Талмуди. С 1900 г. и до своего отъезда в Палестину в 1922 г. он считался духовным раввином бухарских евреев Самарканда. На просьбы бухарских евреев о разрешении пригласить раввинов из-за границы, и даже из Бухары, русские администраторы отвечали отказами. Поэтому часто приглашённые бухарскими евреями из Эрец-Исраэль учёные евреи, обучавшие детей и исполнявшие обязанности раввинов, проживали в крае нелегально, меняя фамилии на бухарскоеврейские, и выдавали себя за подданных Бухары, чтобы получить разрешение у администрации на временное проживание в Туркестанском крае. Так, например, Яков Бахур Нисим Папула, уроженец Иерусалима, принял в Средней Азии фамилию Нисимов. Впрочем, смена фамилии не защитила Якова Папулу от доноса. В 1911 г. он был выселен из Сырдарьинской области. Посланник хевронской общины раввин Шломо Иехуда Лейб, сын Элизера Шимона Казарновского, принял в Туркестанском крае фамилию Элиэзеров. В случае обнаружения местной администрацией раввина или учителя из Палестины, его выселяли, а пригласивших его бухарских евреев могли посадить в тюрьму. Нисимов пишет, что русская администрация из доносов узнавала о приглашениях раввинов из Эрец-Исраэль в Туркестан.

Больше всех удалось задержаться в Туркестане раввину Ш.М. Тажеру, снискавшему у бухарских евреев большой авторитет за общественную и религиозную деятельность. Прося в 1908 г. разрешение назначить его казённым раввином, бухарские евреи утверждали, что «в Туркестанском крае, как на Кавказе и в Крыму нет ни одного лица, который обладал бы таким образованием, как избранный нами раввин Ш. Тажер». Тажер был единственным раввином в Туркестане, производившим официально разводы в 1903-1914 гг. Однако этот факт не помешал русской администрации всё же его выселить.

Регистрация браков и разводов

Вопрос об отсутствии в Туркестанском крае раввина, имевшего право производить разводы, впервые возник в 1874 г. Тогда же канцелярия генерал-губернатора разъяснила, что согласно русскому законодательству разводить евреев в таких случаях может ближайший к данной местности раввин, имеющий соответствующее право. Поэтому из-за удалённости края от российских городов, где проживали раввины с соответствующим правом, и, очевидно, из-за нежелания местной администрации давать разрешение на приезд в Туркестан раввина с правом разводить, в течение всего русского управления краем (за исключением 1903-1914 годов) разводы бухарских евреев-русских подданных (а также отчасти ашкеназских евреев производил главный раввин Бухары (с конца 80-х гг. XIX века эту должность занимали бухарские евреи из династии Кохэн-Рабин). Такие разводы признавались администрацией после заверения их российским политическим агентством в Бухаре. Об этом также свидетельствует удостоверение кушбеги о том, что раввин Хизкия Рабин совершает бракосочетания и разводы, переведённое этим агентством в Бухаре с персидского на русский язык.

Существовало соглашение между туркестанским раввином Тажером и бухарским раввином Хизкией Кохеном, о том, что первый разводит бухарских евреев только в Сырдарьинской области, а последний в остальных областях края. На это указывает факт того, что в обширном списке разводов («мазкерет гетин») произведённых бухарским раввином в указанные годы нет ни одного из указанной области.

Русскоподанные бухарские и ашкеназские евреи, проживавшие в Бухаре, Новой Бухаре и в других городах эмирата, за отсутствием там российского казённого раввина, заключали браки и получали справки об этом, а также о родившихся и умерших тоже у главного бухарского раввина. Политическое агентство заверяло такие справки. В 1899 г. ашкеназские евреи Новой Бухары попытались добиться разрешения выбрать своего собственного казённого раввина, и даже заручились поддержкой политического агентства, недовольного отсутствием у бухарского раввина установленных в России регистрационных книг, что вело, по мнению агентства, к недоразумениям и злоупотреблениям. За этим последовала более чем пятилетняя переписка между политическим агентством, канцелярией генерал-губернатора и департаментом духовных дел. Закончилась она в декабре 1904 г. отказом генерал-губернатора Николая Тевяшева назначить указанного ашкеназскими евреями кандидата из-за того, что у него не оказалось образовательного ценза, необходимого для замещения должности. Причина инициативы ашкеназских евреев была в высокой плате, которую взимал главный бухарский раввин за процессы бракосочетания, о чём свидетельствует поданная в августе 1916 г. в политическое агентство просьба жителя Новой Бухары Н.Я. Гуровича о разрешении заключить брак у казённого раввина Асхабада (ныне Ашхабад), находившегося довольно далеко от Новой Бухары. И эта просьба была удовлетворена. Но такое решение было, скорей, исключением.

В отдельных случаях русская администрация в начале XX века стала применять к бухарским евреям существовавший в России закон о браке, который не учитывал допускавшуюся у них до завоевания Туркестана полигамию, в основном двоежёнство. Тем самым русская администрация нарушила свой же принцип неущемления прежних прав завоёванных народов. Этот принцип получил законодательное выражение в статье 90 Закона гражданского, предоставлявшей «каждому племени и народу вступать в брак по правилам их закона или по принятым обычаям, без участия в том гражданского начальства». Именно на эту статью в марте 1902 г. и сослался ташкентский купец первой гильдии Алиша Календарев, когда обращался к туркестанскому генерал-губернатору с просьбой разъяснить, распространяется ли на бухарских евреев, «принадлежащим к религиозному толку сефардим, допускающему многожёнство», запрещение полигамии в русском законодательстве. Заметим, что его просьба была вызвана отказом Битии, жены его сына Михаила, принять развод. В своей просьбе Календарев перечислил имена известных бухарских евреев-двоежёнцев: Амина Абрамова, Симху Мошеева, Исаака Борухова, Ильягу Заурова, Исаака Боруха Вадьяева и Юсупа Ильева.

Туркестанский генерал-губернатор Николай Иванов, признавая, что бухарские евреи всех категорий практикуют многожёнство, считал, что русскоподданные бухарские евреи должны придерживаться моногамии подобно ашкеназским евреям. По просьбе Календарева Иванов запросил мнение департамента духовных дел иностранных исповеданий, директор которого Александр Мосолов ответил в июле 1902 г., что нельзя разрешать бухарским евреям многожёнство,

«так как у русскоподданных евреев многожёнство не допускается [Мосолов имел в виду запрет полигамии у ашкеназских евреев — А.К.], что ясно выражено в пункте 3 статьи 1327 Свода законов, том XI, часть I… Что же касается ссылки просителя на статью 90… в виду установленного Талмудом правила, что закон государственный обязательный для всех, приведённое выше указание является одинаково обязательно для всех, без исключения евреев, русских подданных».

Этот ответ стал причиной жалобы Календарева в Сенат в 1905 г. При этом он приложил справки раввина Бухары и раввина грузинских евреев Тифлиса (ныне Тбилиси) о том, что евреи восточных общин имеют право на многожёнство. Однако Сенат отказался пересматривать принятое департаментом духовных дел решение. На основании сенатского заключения местная администрация в отдельных случаях даже стала привлекать бухарских евреев к суду по обвинению в многожёнстве. Например, в 1913 г. за это был привлечён к суду житель Катта-Кургана Хаим Аронбаев. В 1916 г. был привлечён к суду и Михаил, сын Алишы Календарева, вследствие доноса первой жены Битии и её отца Сулеймана Ибрагимова за то, что он всё-таки женился, не оформив с ней развод. Только в 1920 г. Михаилу наконец удалось развестись с ней через бухарского раввина.

Тем не менее, какая-то часть бухарских евреев, несмотря на меры администрации, продолжала практиковать двоежёнство, как сообщили Яков Годес и Шнеур-Залман Эш, а местные гражданская и судебная администрации не ставили перед собой себе задачу их выявлять и привлекать к судебной ответственности. А ведь из посемейных списков местная администрация знала, что часть бухарских евреев имели нескольких жён. Например, рассматривая в 1909 г. просьбу Иегуды Гадай Кураева о выдаче ему туземного удостоверения, она ни как не отреагировала на выписку из посемейных списков о том, что у него числились две жены. Поэтому американский востоковед Рудольф Лювенталь заблуждается, утверждая, что с приходом русских полигамия среди бухарских евреев совсем прекратилась.

Формально же это сенатское решение ещё больше ограничило внутреннюю правовую автономию русскоподданных бухарских евреев и их семейное право. Это ущемление особо было заметно на фоне продолжавшейся полигамии у туркестанских мусульман, которых русские власти в этом вопросе никак не ограничивали. Этим русские администраторы отличались от французов в Алжире, обуславливавших предоставление, как евреям, так и мусульманам, французского подданства, полным отказом от руководства религиозными законами в гражданском и семейных правах, и в частности отказом от полигамии.

Открытие синагог

В похожем правовом русле решался и вопрос синагог в Туркестанском крае. Согласно русскому законодательству, если в населённом пункте число домов евреев, имевших право на постоянное проживание там, не превышало 30, им разрешалось открывать с согласия администрации один молитвенный дом или молитвенную школу (бейт-мидраш). Если число еврейских домов не превышало 80, администрация имела право давать разрешение евреям на открытие там ещё и синагоги. При наличии в населённом пункте большего количества евреев-домовладельцев они с согласия администрации имели право открывать на каждые дополнительные 30 домов по одному молитвенному дому (молитвенной школе) или по одной синагоге на каждые 80 домов. В черте еврейской оседлости эти вопросы решал своей властью губернатор, за её пределами – министр внутренних дел. Хотя Туркестанский край находился за пределами черты оседлости, бухарские евреи пользовались в нём бóльшими правами, чем ашкеназские евреи в западных областях империи. Поэтому применение этого законодательства в отношении бухарских евреев на практике со временем вызвало затруднения. В первые же несколько десятилетий русского управления краем, когда туркестанские генерал-губернаторы располагали широкими административными полномочиями, вопросы открытия синагог и молелен они решали своей властью. В конце XIX века, с сокращением самостоятельности местной администрации, вопросы о синагогах, раввинах и духовных правлениях перешли в компетенцию департамента духовных дел при министерстве внутренних дел, что повлекло за собой значительные затруднения.

Во многих городах, где бухарские евреи проживали до русского завоевания, синагоги открыто или тайно существовали ещё при мусульманской власти. О наличии в Самарканде тайной синагоги мы вернёмся чуть ниже. А о синагоге в Старом Маргелане, построенной в середине 50-х гг. XIX века сообщают архивные материалы. К моменту русского завоевания Намангана в 1874 г. у евреев была синагога и там. По собранным администрацией у мусульман-старожилов в 1914 г. сведениям, в андижанском квартале Иски-ат-Базар синагога якобы была построена ещё в середине 20-х гг. XIX века. Но на самом деле эта синагога была построена полуторами или двумя десятилетиями позже. На это указывает приводимые Джозефом Вольфом в 1832 г. сведения о численности бухарских евреях по городам Средней Азии, в которых ничего не сообщается о наличии евреев в Андижане. По архивным сведениям, в конце 1830-х гг. у бухарских евреев Андижана уже было своё небольшое кладбище, а значит тогда же или чуть позже могла появиться и синагога.

Как и у других еврейских общин синагоги у бухарских евреев были не только религиозными центрами, но и местами сосредоточения общинной жизни. Мусульманские власти часто не разрешали бухарским евреям перестраивать и ремонтировать синагоги, основываясь на запретах халифа Омара в IX веке. После либерализации, последовавшей сразу после русского завоевания, старые синагоги продолжали действовать, для чего их отремонтировали. Для открытия же новых синагог и молитвенных домов бухарские евреи обычно спрашивали разрешения местной администрации. Первый случай обращения бухарских евреев к русской власти с просьбой о постройке и открытии новой синагоги произошёл сразу после завоевания Самарканда в 1868 г. Тогда, называемый «устроителем» Туркестанского края, Кауфман рассматривал бухарских евреев в качестве союзников и поэтому они не встретили никаких затруднений с разрешением.

Востоковед Василий Радлов сообщал, что накануне русского завоевания у бухарских евреев Самарканда существовала лишь очень маленькая синагога, тщательно скрываемая от мусульманских властей из-за отсутствия разрешения на её открытие. Там же Радлов, посетивший Самарканд сразу после завоевания, отмечал, что бухарские евреи собираются строить здесь новую большую синагогу. Александр Хорошхин, посетив Самарканд в 1869 г., был удивлён, что у бухарских евреев имеется только маленькая синагога, да и то, запрятанная во дворах. В ответ кто-то из бухарских евреев ему объяснил, что они были вынуждены молиться там тайно, так как мусульмане зарезали бы их, если бы узнали о существовании синагоги. Воспользовавшись разрешением, бухарские евреи быстро построили новую красивую синагогу. Один русский путешественник, посетивший её приблизительно в 1870 г., отмечал:

«Трудно пересказать с какой радостью и уважением они встречали каждого русского, пришедшего посмотреть на синагогу, с какой готовностью и гордостью показывали они её устройство, с каким радушием они приглашали закусить с ними и выпить вина их приготовления. Синагога действительно отделана очень недурно…»

Власти придерживались такой политики в отношении всего периода управления краем Кауфмана (1868-1881). Бухарским евреям города Туркестана было разрешено открыть молитвенный дом в 1875 г. Спустя два года, в 1877 г., бухарские евреи получили разрешение построить и открыть молитвенный дом и в Коканде. Но открылся этот молитвенный дом на 250 мест лишь в 1892 г. по вине самих бухарских евреев. В конце 70-х гг. XIX века в Коканде бухарские евреи получили разрешение властей открыть ещё один молитвенный дом. Молитвенные дома администрация разрешила открыть бухарским евреям в 1882 г. в русской и азиатской частях города Ташкента.

Но и после смерти Кауфмана многие местные администраторы толерантно решали вопросы открытия бухарскоеврейских молитвенных домов. В марте 1889 г. бухарские евреи Ташкента получили разрешение военного губернатора на открытие в азиатской части города ещё одного молитвенного дома, который был пожертвован общине богатыми бухарскими евреями Пинхасом Абдурахмановым и Давидом Ильяжановым, отцом известного предпринимателя Юсуфа Давыдова. В 1893 г. бухарским евреям Самарканда местная администрация разрешила открыть молитвенный дом в русской части города. В 1908 г. в Коканде власти разрешили миллионеру Рафаэлю Потеляхову открыть синагогу на 100 мест.

Вместе с тем, бухарские евреи не редко открывали молитвенные дома без разрешения администрации, как например, в селении Пейшамбе в 1871 и в 1878 гг., в городе Туркестане в 1875 г., Чимкенте в 1904 г., Коканде в 1878 г. (в доме известного купца Хаима Симхаева на 60 мест), в 1887 г. (в доме миллионера Рафаэля Вадьяева на 60 мест) и в самом начале XX века (в доме крупного предпринимателя Натана Давидова на 130 мест). Когда администрация, спустя несколько десятков лет после открытия молитвенных домов, узнавала об этом, она, как правило, уже не закрывала их.

В 1914 г. департамент духовных дел запросил сведения, как изменилось по сравнению с 1909 г. положение в Туркестанском крае с раввинами и молитвенными домами. На это местная администрация ответила, что в большинстве городов края у бухарских евреев существуют молитвенные дома, в которых вместо раввинов за правильным выполнением религиозных обрядов следят хорошо их знающие евреи.

Местная администрация относилась снисходительней к открытию бухарскими евреями синагог и молитвенных школ в туземных частях городов, чем в их русских частях, куда бухарские евреи регулярно переселялись, особенно с начала XX века. В апреле 1916 г. группа из 31 бухарского еврея попросила разрешение организовать в русской части Самарканда молитвенный дом, ссылаясь на то, что в новой части у них нет вообще никакого молитвенного дома, а ходить в старую часть города им далеко. Русская администрация ответила отказом, и поэтому в декабре того же года к ней с аналогичным прошением о постройке синагоги на собственном участке земли обратился самаркандский житель Юнатан (Йонатан) Муллокандов. По материалам административной переписки, вопрос об открытии синагоги был разрешен только после Февральской революции 1917 года. Такая позиция местной администрации была обусловлена, прежде всего, отрицательным отношением к бухарским евреям военного министерства, разрешения которого туркестанские генерал-губернаторы с конца XIX века спрашивали во всех, даже самых мелких вопросах, касавшихся евреев. Последний же туркестанский генерал-губернатор Алексей Куропаткин, будучи в прошлом (в 1898-1904 гг.) военным министром, сам принимал репрессивные меры против евреев.

Терпимый кауфманский подход к бухарским евреям был заложен в вопросе строительства шалашей во время праздников кущи (суккот). Хотя министерство внутренних дел из-за опасения пожаров не разрешало евреям строить традиционные шалаши в черте оседлости, ссылаясь на строительный устав, туркестанская администрация не препятствовала бухарским евреям в соблюдении этого обряда. Хотя архивные документы канцелярии туркестанского генерал-губернатора не содержат никакой переписки по этому вопросу, сохранившаяся фотография бухарских евреев, отмечающих этот праздник в шалаше (на иврите — сукка), а также факт посещения Генри Лансделлом в 1882 г. шалаша самаркандского калантара Моше Калонтарова, свидетельствуют об отсутствии этого запрета в крае.

Представители местной администрации нередко посещали кварталы бухарских евреев, где встречались с их калантарами, раввинами и купцами. Многие русские чиновники также посещали торжества бухарских евреев.

***

Практика решений администрацией зависевших от неё вопросов религиозной жизни бухарских евреев в течение пятидесяти лет русского управления краем была неоднозначной. Администрация в этих вопросах была поставлена перед дилеммой: придерживаться в этих вопросах такой же практики, что и по отношению к туземцам-мусульманам, или применять к ним общее законодательство о евреях вне черты оседлости. Противоречие заключалось в том, что бухарские евреи, имевшие туземный статус, с одной стороны, пользовались многими правами туземного населения края, а с другой — исповедовали талмудический иудаизм и поэтому подпадали под действие антиеврейского законодательства. Начиная с конца 80-х гг. XIX века с ухудшение отношения к евреям, а империи вообще, русские чиновники иногда стали делать выбор в пользу рассмотрения бухарских евреев в качестве части российских евреев вообще. Но выбирая этот путь, администрация сталкивалась с юридическими трудностями, определяемыми туземным статусом бухарских евреев.

В вопросе многожёнства администрация распространила на бухарских евреев общее законодательство о евреях, которое оказалось в противоречии с общим правовым положением евреев этой категории, предусматривавшем равноправие с мусульманским населением, за которым было сохранено указанное право. Вместе с тем в большинстве вопросов религиозной жизни бухарских евреев русская администрация удовлетворяла их просьбы. Но администрация не придавала своим решениям публичный законодательный статус, а принимала их чаще всего циркулярно. Такие «тихие» решения не раздражали юдофобскую партию в правительстве. Хотя бухарским евреям в каждом новом случае приходилось вновь униженно просить, принятие соответствующего исключения законодательно потребовало бы, куда больших усилий и, скорей всего, «застряло» на много лет на рассмотрении в министерствах. Что касается самоуправления бухарских евреев, то включение его в качестве низовой части русского административного аппарата оказало ему неоценимую поддержку и фактически позволило сохранить тот авторитет в среде бухарских евреев, который был у калантаров до русского завоевания.

Примечание

^*  Настоящий текст является отредактированным и дополненным вариантом статьи, опубликованной в “Bukharian Times”

Источники и библиография

АРИНБ — Архив рукописей Израильской национальной библиотеки (Иерусалим), фонд 4°1738; РГИА – Российский государственный исторический архив (С. Петербург), фонды 821, 1369, 1396; ЦАИЕН — Центральный архив истории еврейского народа (Иерусалим), фонд НМ/9074; ЦГА Узбекистана — Центральный государственный исторический архив Узбекистана (Ташкент), фонды 1, 5, 17, 18, 19, 22; ЦГИА Украины — Центральный государственный архив Украины (Киев), фонд 1004. (Я признателен всем архивистам, оказавшим мне помощь в поисках материалов, особенно Ольге Шраберман и Вениамину Лукину).

Адрес-календарь Самаркандской области, выпуск 1, Самарканд, 1893.

Адрес-календарь Самаркандской области, Самарканд, 1896.

Адрес-календарь Самаркандской области, Самарканд, 1911.

Амитин-Шапиро, Залман. Очерк правового быта среднеазиатских евреев, Ташкент-Самарканд, 1931.

Вайсенберг С., Евреи в Туркестане, Еврейская старина, Вып.5, 1912, с. 390-405.

Годес, Яков. У бухарских евреев, Еврейская неделя, 05.07.1915, №7, с. 33-34.

История народов Узбекистана, редактор С.В. Бахрушин и другие, том 2 (Ташкент, Академия наук УзССР, 1947).

Каганович, Альберт. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи, 1800—1917 (Москва: Новое литературное обозрение, 2016).

Калонтаров, Яков. Среднеазиатские евреи, Народы Средней Азии и Казахстана, том 2 (Москва: Академия наук СССР, 1963), с. 610-630.

Окраинный странник, Самарканд, Туркестанский курьер, 07.09.1907, №190, с. 2-3.

Радлов, Василий. Из Сибири (Москва: Наука: 1989).

Русская земля. Самарканд, Беседа, 1872, кн.7, часть 2, с. 43-72.

Самарканд, 16.02.1907, №33, с. 1.

Свод законов гражданских, издание 1896 г., Свод законов Российской империи (составитель А.М. Нюренберг), том XI, (Москва: Т-во Скоропечатни А.А. Левенсон, 1910).

Хорошхин, А.[П.]. Самарканд, Туркестанские ведомости, 07.10.1872, №44, с. 177-178.

Friedman, Elizabeth. Colonialism and After: An Algerian Jewish Community, Massachusetts, 1988, 9.

Khorochkine, Alexandre. Itineraires de l’Asie Centrale, Recueil d’itineraires et de voyages de l’Asie centrale et de l’Extreme—Orient, Paris, 1878 (reprint, Amsterdam: Philo Press, 1974), 162-243.

Lansdell, Henry. Russian Central Asia, vol. 1-2, Boston, 1885.

Loewenthal, Rudolf. The Jews of Bukhara, Revue des etudes juives, ser 3, vol. 3 (120), 1961, pp. 345-351.

Slousch N., Les Juifs a Boukhara, Revue du Monde musulman, 1909, no. 7, 402-413.

Wolff, Joseph. Researches and Missionary Labours Among the Jews, Mohammedans and Other Sects, first American edition, revised and corrected by the author (Philadelphia: O. Rogers, 1837).

נ.ל.י. אברק, היהודים באזיה התיכונה, היום, 14.7.1887, גל’ 154, עמ’ 4-2.

ארז, הנדחים בארץ בוכאריה, המליץ, 11.07.1868, גל’ 27, עמ’ 199-197.

ש»ז אש, דרך חיי, רמת-גן, 1969.

מ. אשל (אצ’ילדי), גלריה — דמויות של ראשי יהדות בוכארא, יפו, [1966].

בר-יוחי, מכתב מקוקנד, הצבי, א’ אדר א אתתמ»א, גל’ 106, עמ’ 2.

ש. טאג’יר, מכתב מקוקנד, החרות, 28.4.1911, גל’ 81, עמ’ 3.

א. נאיימרק, ארץ הקדם, האסיף, 1889, עמ’ 39 — 73.

י. ניסימוב [יעקב נסים פאפולה], מכתב מסמרקנד, החרות, 25.06.1912, גל’ 148, עמ’ 2.

ג. פוזיילוב, מבוכארה לירושלים, ירושלים, 1995.

ע. פלוסוף-פינחסוף, תיאורי עמנואל, תל-אביב, 1970.

א. קגנוביץ’, שלמה טאג’יר — רב ראשי ליהודי בוכארה בתורכסתאן, פעמים, גל’ 79, 1999, עמ’ 41 — 55.

א’ רבין, שלוחי ארץ-ישראל בבוכארה תרמ»א-תרע»ד, פעמים, גל’ 35, 1988, עמ’ 139 — 155.

י’ רבין, עטרת חזקיה, ירושלים, 1992.

י’ רבין, זרח כוכב מיעקב (ירושלים: אגודת משך הנחל, 1989).