ЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНА

В такой атмосфере, на стыке двух высоких культур, русской и еврейской, росли сыновья ученого, Давид (Тева) и Илья. Еще до войны Давиду нашли подпольного учителя иврита. Отправляясь в эвакуацию, мать в числе самых необходимых вещей захватила с собой Библию и еврейские учебники. И там, в Перми, занятия продолжались, она сама учила своих сыновей.

Михаэль Бейзер

ДАВИД ИОФФЕ И ЕГО СЕМЬЯ

Если кто и имел уходящую в глубь веков и состоящую из признанных талмудических авторитетов родословную (шалшелет йухасин), так это скончавшийся 11 февраля 2023 года в Хайфе в возрасте 91 года доктор Давид Владимировича Иоффе. Иоффе умер мгновенно, без мучений, до последнего дня сохраняя ясность мышления, как и положено праведнику.

По материнской линии Давид Иоффе происходил от главного раввина Падуи Меира Каценеленбогена (1482-1565) и Маhарала Пражского (1512?–1609)[1]. Его родословная включала главу брест-литовской общины Саула Валя (1542-1622), столь влиятельного при дворе польских королей, что, по легенде, именно ему шляхта доверила править Польшей одну ночь, разделявшую кончину Стефана Батория и избрание его преемника Сигизмунда Третьего. А Рабби Иеhуда Лива (Лёв) бен Бецалель, прозванный Маhаралом Пражским, был одним из крупнейших духовных авторитетов ашкеназского еврейства XVI века. Между прочим, именно ему приписывается создание и оживление силой каббалистических заклинаний глиняного истукана Голема, защитившего евреев от погрома.

Дедом Давида Иоффе был Давид-Тевель Каценеленбоген (1847-1930), выдающийся талмудист, занимавший с 1907 г. и до своей кончины пост духовного раввина Большой хоральной синагоги Санкт-Петербурга. Раввин был и общественным деятелем, много сделавшим для выживания своей общины в годы мировой войны, революции, военного коммунизма и большевистских преследований религии[2].

Два сына раввина, Саул и Герц, были арестованы в 1938 г., первого расстреляли сразу, второй погиб от голода в ГУЛАГе в 1942 г. Младший сын, Илиаhу, эмигрировал в Германию, закончил знаменитую раввинскую семинарию «Хильдесhаймер» (Hildesheimer) и восточный факультет Берлинского университета, защитил диссертацию. Переехав в подмандатную Палестину накануне прихода нацистов к власти, он к 1954 г. дослужился до заместителя генерального директора Министерства просвещения. Младшая дочь раввина Берта (Баша, 1902-1995) получила домашнее еврейское образование, закончила гимназию и истфак Петроградского университета. После смерти отца она вышла замуж за Милю (Иерахмиэля-Зеэва или Владимира Ильича) Иоффе (1898-1979), а через год у них родился первенец, названный в честь дедушки Давидом. Мать звала сына вторым именем раввина — Тевелем или Тевой.

В.И. Иоффе вырос в Перми, где получил солидное еврейское образование дома и в основанной его отцом талмуд-торе, прекрасно знал иврит, разбирался в традиционной и современной еврейских литературах. Выучившись в Казанском университете на врача, он в 1923 г. переехал в Петроград (Ленинград), где поступил на работу в Институт экспериментальной медицины. В этом институте Владимир Ильич проработал более 50 лет, став знаменитым ученым, основателем отечественной клинической иммунологии и действительным членом АМН СССР[3].

Однако медицина не была единственным содержанием жизни Владимира Ильича Иоффе. Его живой интерес к еврейской культуре никогда не иссякал. В 1924-1925 гг. он участвовал в работе петроградского Института высших еврейских знаний (Еврейского университета), выступал с публичными лекциями по истории еврейской литературы, со своими переводами стихов Залмана Шнеура и Саула Черниховского, составлял медицинскую терминологию на иврите для возрождавшегося еврейского государства. Он внимательно следил за происходящим в подмандатной Палестине, а затем и в Израиле, с ним и только с ним связывая надежды на лучшее будущее своего народа. В доме хранилась богатая библиотека, унаследованная супругами Иоффе от обоих родителей; она служила бесценным источником еврейских знаний, и это в то время, когда такие книги в других домах в страхе уничтожались, а в государственных библиотеках, если не сжигались, то запирались в спецхран. На протяжении полувека дом Иоффе служил местом, где гонимые и дискриминируемые деятели еврейской культуры и религии могли найти сочувствие, понимание, дружбу и вполне конкретную помощь. Среди них был учитель иврита Берты востоковед и гебраист Иехиель Равребе, ивритские поэты Хаим Ленский и Нахум Шварц (все трое погибли в ГУЛАГе), а также осиротевшие в 1936 г. дочери ленинградского раввина Менделя Глускина. В семье Иоффе растили и детей арестованных братьев Берты. Это Владимир Ильич Иоффе спас, сохранил и впоследствии передал в Израиль рукописные стихи Ленского и Шварца. В 1960-х он способствовал приезду из Кутаиси в Ленинград «самородка» Бориса Гапонова, переведшего со средневекового грузинского на средневековый иврит «Витязя в тигровой шкуре». В 1969 перевод вышел в Израиле в роскошном издании. Иоффе познакомил Гапонова с ленинградскими гебраистами, которые организовали ему выступление с докладом в Институте Востоковедения АН СССР. В 1970 Владимир Ильич помог устроить тяжелобольного поэта на операцию к лучшим хирургам Ленинграда.

В такой атмосфере, на стыке двух высоких культур, русской и еврейской, росли сыновья ученого, Давид (Тева) и Илья. Еще до войны Давиду нашли подпольного учителя иврита. Отправляясь в эвакуацию, мать в числе самых необходимых вещей захватила с собой Библию и еврейские учебники. И там, в Перми, занятия продолжались, она сама учила своих сыновей. В каждом письме из осажденного Ленинграда Владимир Ильич, служивший флагманским эпидемиологом Балтфлота, напоминал, что эти занятия должны быть главной заботой Берты.

По возвращению из эвакуации, они пригласили старого учителя, которому В.И. Иоффе не дал умереть в блокаду, делясь с ним своим военным пайком. Учили Библию, грамматику иврита и ивритскую литературу. Быть может, двое сыновей Иоффе были тогда единственными детьми в Ленинграде, которые систематически занимались ивритом. В 1945 тайком отметили бар-мицву Давида. Старики, собравшиеся на молитву в подпольном миньяне, были изумлены, когда невесть откуда появился мальчик, который уверенно поднялся к Торе и без запинки прочитал всю парашат шавуа (недельную главу Торы). Напомню, что Давид рос в семье советского ученого, в атеистической стране, где синагога и Тора ассоциировались с ушедшим, убогим, местечковым миром и никак не мыслились в сочетании с образованием и наукой. Это был тот самый, вскормленный партией безоглядный атеизм, который и сегодня заставляет потомков комсомольцев тридцатых годов в Израиле употреблять слово «религиозный» только как ругательство.

Понемногу вокруг семьи Иоффе образовался узкий круг друзей, уцелевших в чистках и преданных еврейской культуре. В этот круг входили ставшая специалистом по гебраистике Гита Глускина с мужем Львом Вильскером, изучавшим средневековые еврейско-испанские рукописи, и ее сестра, античник, Лия с супругом востоковедом и кумранистом Иосифом Амусиным, а также переводчик современной израильской поэзии Абрам Белов (Элинсон). С жадностью они читали просачивавшуюся из-за рубежа израильскую литературу, художественную и историческую. Тайно, словно марраны, собирались в квартире Иоффе на ул. Графтио на пасхальный седер. Десятая часть высокой зарплаты академика отдавалась в синагогу и расходовалась на помощь нуждающимся. На выходные дни и летом семья Иоффе выезжала на дачу в Комарово, где не так сильно глушили Голос Израиля. Именно на даче они прятали рукописи стихов Ленского и Шварца.

В 1966 из Израиля приезжал брат Берты, д-р Илиаhу Каценеленбоген. Для семьи Иоффе это был настоящий праздник. Посетив Хоральную синагогу, Илиаhу разрыдался, увидев, во что превратились знаменитое здание и некогда прославленная община, где его отец служил духовным наставником.

Кроме иврита, Давида учили дома немецкому и тогда еще не модному английскому языкам. Немецкий он знал лучше, Гёте, Гейне, Шиллера и обоих Маннов читал в оригинале, но выбрать Германию в качестве постоянного места жительство для еврея считал невозможным[4]. Окончив школу, Давид поступал на математико-механический факультет Ленинградского университета, но в 1949 году, в разгар государственного антисемитизма, его туда не приняли. Тем более, что Давид еще в школе уклонился от вступления в члены ВЛКСМ. Тогда он пошел в менее престижный Ленинградский Технологический институт им. Ленсовета, который окончил в 1954 с отличием, получив диплом инженера технолога-химика. Антисемитизм спал, поэтому Давид смог устроиться в Институт токсикологии АМН, где работал сначала младшим, с 1966 — старшим научным сотрудником, а с 1969 — зав. лабораторией.

В 1955, вскоре после окончания вуза Давид женился на однокурснице Белле Абрамовне Финкельштейн. Три года спустя у них родилась единственная дочь Юлия.

В 1962, защитив диссертацию, Давид Иоффе стал кандидатом химических наук. Трудно найти в открытых журналах научные публикации Давида, но известно о нескольких его изобретениях, о чем свидетельствуют патенты и авторские свидетельства, выданные ему и его соавторам[5]. Свою склонность к просветительству он удовлетворял тем, что иногда печатал популярные статьи в журнале Химия и жизнь под псевдонимом Д. Владимиров. В 1978, в связи с намерением в будущем репатриироваться в Израиль, Давид Иоффе оставил секретную работу в Институте токсикологии и перешел на должность старшего научного сотрудника в НИИ экспериментальной медицины. Оттуда в 1987 он вышел на пенсию. Брат Илья (1935 г.р.), тоже не комсомолец, закончил Ленинградский электротехнический институт, работал в Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе, стал доктором физ.-мат. наук.

Еврейская атмосфера, интересы родителей, их друзья, бережно сохраняемые еврейские книги и уникальный семейный архив, окутывали всё существование Давида. Ведь он с детства читал Библию в подлиннике, знал наизусть десятки афоризмов из «Пиркей Авот» («Поучения отцов»), по памяти декламировал стихи Бялика[6]. Впитывая всё, что говорилось и делалось в доме, он становился свидетелем и участником редких проявлений ивритской культуры в СССР, история которой тогда никем в стране не изучалась и никак не фиксировалась.

Когда в 1979 году В.И. Иоффе умер, его похоронили по еврейскому ритуалу (немыслимое для советского академика дело!). За участие в религиозном обряде внучку Юлю, дочь Давида, тогда студентку Педиатрического института, не комсомолку, как и ее отец, вызвали в партком института. От исключения ее спасло только то, что и профессора вуза, ученики В.И. Иоффе, тоже присутствовали на похоронах. На памятнике академику выбили маген-давид и надпись на иврите (!).

Всё это происходило на фоне растущего еврейского движения в Ленинграде. При жизни В.И. Иоффе семья могла только издали сочувствовать сионистской молодежи и тайно помогать семьям узников Сиона[7], но в 1980-х некоторых из них начали приглашать в дом. Берта Давыдовна делилась воспоминаниями об отце, объясняла, что значило быть традиционным евреем и какой была еврейская жизнь в старом Петербурге. Давид стал для своих молодых друзей неиссякаемым кладезем еврейских знаний. Да и сам он заразился их энтузиазмом, перевел и напечатал в подпольном Ленинградском еврейском альманахе поэму Ленского «В снежный день» — пожалуй, единственное произведение поэта-лирика с политическим содержанием, кстати, посвященное отцу Давида[8]. Он же составил и опубликовал в ЛЕА истинную, не подцензурную, с упоминанием отсидок и ссылок, политических взглядов и еврейских эпизодов биографию скончавшегося в 1984 Иосифа Амусина[9]. Писал он под псевдонимом Альмойни (Неизвестный — иврит).

12 апреля 1989 года семья Давида Иоффе вместе с его матерью прилетела в Израиль. Большая часть их архива при выезде из СССР была отобрана или украдена таможенниками-гебистами. С библиотекой также пришлось расстаться. Брат Илья предпочел Америку.

Никто из семьи Давида по приезде не жаловался на то, репатриантов в России плохо принимают, на «стеклянный потолок» в карьере для «русских». Они просто преодолевали любые преграды, как будто их не существовало, не намереваясь становиться «потерянным поколением», живущим только ради детей. Дочь Юля сдала израильские экзамены на врача, став известным педиатром в Йокнеаме. Ее муж, доктор физ.-мат. наук Марк Гандельсман, который прекрасно вписался в семью Иоффе, уже много лет работает ведущим алгоритмистом в оборонном концерне «Эльбит», участвуя в разработке современных систем вооружения. Не смотря на свой немолодой возраст (57 лет), Давид Иоффе был вскоре после репатриации принят (ведь иврит он знал) в TAMI (IMI) Central Research and Development Institute of The Israel Chemicals Group Ltd. (Центральный Институт исследования и развития концерна «Израильские химикалии»), где работал сначала руководителем группы, затем старшим исследователем, впоследствии, уже в пенсионном возрасте — консультантом. Эту компанию в 1929 году основал Моисей (Моше) Новомейский, которого отец Давида Иоффе в годы революции и гражданской войны знал как председателя объединения еврейских общин Сибири и Урала. Давид проработал в TAMI (IMI) до конца 2016 года, то есть оставался профессионально востребованным до 85-х лет. Одной из его обязанностей было переводить иностранные патенты на английский язык. В частном письме он сетовал: «С русского и других славянских языков (польский, чешский, один раз был даже словацкий) не доставляет хлопот, немецкий и французский — тоже терпимо, а вот итальянский трудно».

Если Юлю в Ленинграде воспитывала в основном бабушка Берта, которая учила ее и сына Ильи, Лёню, ивриту и еврейской истории, то Давид с Беллой всеми силами помогали Марку и Юле растить своих сыновей. Под этим понималась не только техническая помощь, но и воспитание, обучение, передача семейных знаний и ценностей. Белла Абрамовна не только кормила мальчиков обедом, но и обучала их чтению и письму на русском языке. Давид не только отвозил детей в школу и на каратэ (между прочим, оба мальчика получили черные пояса), но и давал им уроки по разным вопросам культуры; к каждому из них он специально готовился. Давид, например, принял живое участие в написании Милей обязательной в большинстве израильских школ домашней работы-сочинения по истории семьи «Шорашим» («Корни»), тем более, что о предках семьи Иоффе было что рассказать. В 1998 году он возил Милю в Петербург и там, стоя у Шемякинского сфинкса, объяснял ему и про тюрьму «Кресты» на другом берегу Невы, и про Ахматову и про советский строй. Целью этого было не развить у мальчика ностальгию, а сделать его широко образованным, как дед, и, заодно, привить устойчивый иммунитет против коммунистической демагогии, которая снова и снова захватывает умы неискушенной молодежи в Израиле и во всем мире. В 2009 Давид с той же целью возил в Петербург второго внука Иоси. Марк, который еще в Союзе по собственной инициативе сдал минимум Ландау, занимался с сыновьями математикой и физикой, учил их решать сложные задачи.

Посеянные семена легли на благодатную почву. Миля окончил офицерский курс в самом интеллектуальном подразделении «Талпиот», прослужив в армии на ответственной службе девять лет. Одновременно он получил вторую академическую степень в университете. После армии Миля с двумя сослуживцами создал успешный стартап в хайтеке, тем самым внеся значительный вклад в кибер-безопасность государства. Младший Иоси, получив первую степень в Открытом университете одновременно со школьным аттестатом, пошел служить сразу офицером. Параллельно службе в армии он сделал вторую второю степень в Институте Вейцмана. Демобилизовавшись, сначала работал в израильском «Гугле», но затем выбрал академическую карьеру, пишет докторскую диссертацию по компьютерным наукам в университете Беркли. Один только раз старшему сыну Миле напомнили о его «русском» происхождении — это случилось накануне его свадьбы, когда полуграмотный хозер бе-тшува (вернувшийся в религию) в раввинате усомнился в еврействе его бабушки Беллы Абрамовны.

В 1995 Берты Давыдовны не стало, ее похоронили на кладбище в Хайфе. После себя она оставила лаконичные, но бесценные воспоминания «Записки семьи», опубликованные сыном[10]. Уже из Израиля Давид позаботился о том, чтобы на фасаде Института экспериментальной медицины в Санкт-Петербурге была установлена мемориальная доска в память о его отце и чтобы был учрежден Почетный Знак имени академика АМН СССР В.И. Иоффе, которым награждаются ученые за достижения в области иммунологии.

Его дочь и старший внук в 2016 осуществили сложную и дорогостоящую операцию по переносу останков дедушки-академика в Хайфу и перезахоронению его в могиле супруги. Насколько нам известно, никто больше из репатриантов из России не решился на подобный поступок. Чтобы проиллюстрировать связанные с этим трудности, приведу лишь один пример. Уже после преодоления всех бюрократических препон и эксгумации тела, останки В.И. Иоффе были доставлены к самолету в «Пулково» в гробу, на крышке которого красовался православный крест. Что было делать? Легко себе представить, как отнеслась бы к такому покойнику хевра кадиша (похоронное братство) в Израиле.

Параллельно основной работе Давид продолжал живо интересоваться политикой, новинками русской, еврейской и мировой литературы и культуры, предпочитал публицистику, мемуары, литературоведение, историю. Он читал с феноменальной скоростью, а его уникальная память не поддавалась старению. По утрам он просматривал новости на русском, иврите, английском и немецком, был постоянным читателем журналов Дружба народов, Континент, НЛО, Знамя, Звезда и Нева.

Это Давид обратил моё внимание на чрезвычайно интересный, опубликованный Звездой дневник убитой в Соловецком лагере анархистки Евгении Ярославской-Маркон. Ее отец, востоковед-гебраист Исаак Маркон был старостой Хоральной синагоги и другом раввина Каценеленбогена. Их дочери, Берта и Женя, вместе учились в частной гимназии, обеих обучали дома ивриту. Давид слышал о загубленной жизни этой женщины от своей мамы.

Он отзывался на прочитанное, обращая внимание даже на мелочи. Мог, например, написать в Иностранную литературу о том, собака Баскервилей была намазана не фосфором (ошибка перевода), а люминофором — просто светящимся веществом. Ведь фосфор — яд; лизнув его, собака бы сдохла[11]. Имея Институт токсикологии в своем послужном списке, Давид, как и Конан Дойль, это точно знал.

Он охотно и безвозмездно делился своими обширными знаниями с молодым, родства не помнящим поколением, публиковался в выходившей в Петербурге уже легальной газете Ами (Народ мой)[12], в Окнах, недельном приложении к тель-авивской газете Вести, в сетевом журнале Заметки по еврейской истории[13], в сетевом альманахе Еврейская старина[14], в 2010-х входил в круг авторов электронной энциклопедии «Еврейский Петербург»[15], написав для нее в общей сложности 53(!) высококачественных статьи, в основном биографий выдающихся врачей, ученых в области медицины и биологии, а также ряда деятелей еврейской культуры, с которыми была знакома его семья.

Когда израильская исследовательница литературы на иврите Веред Ариэль-Наhари писала докторскую работу о творчестве Хаима Ленского, который сегодня считается одним из лучших ивритских поэтов 20-го века, она не обошлась без консультаций с Давидом Иоффе, без его помощи в расшифровке бисерного почерка поэта, в толковании основанных на российских реалиях поэтических образов, без рассказа о спасении стихов Ленского отцом Давида и их последующей пересылки в Израиль. В изданном Ариэль-Наhари полном собрании стихов Ленского[16], Давиду выражена особая благодарность. Давида с дочерью и зятем пригласили на презентацию книги, состоявшуюся в Институте Бялика в мае 2016 года в Тель-Авиве, где его торжественно представили публике.

Я лично обязан Давиду Иоффе советами и наставлениями начиная с 1980-х годов, когда составлял свои первые экскурсии по еврейским местам Петербурга, до самого последнего времени, когда уже работая историком в Еврейском университете Иерусалима, я по поводу большинства своих научных публикаций советовался не только с коллегами, но и с Давидом. Не только потому, что уважал его личность и нашу многолетнюю дружбу, а, прежде всего потому, что нуждался в его глубоких знаниях и ценных советах, доверял его мудрости, жизненному опыту и большому такту. Не так давно я послал ему незаурядное исследование Клавдии Смолы о современной русско-еврейской литературе, а потом, при встрече, поинтересовался его мнением о прочитанном. Он устало посмотрел на меня одним глазом, второй уже не открывался: «Миша, но она же пишет об авторах второго ряда». — «А кто, по-вашему, первый ряд?» — «Почитайте Фридриха Горенштейна»… За сорок лет нашего знакомства он так и не перешел со мной на «ты».

Давида похоронили на том же Хайфском кладбище Сде Иеhошуа, где покоятся его родители и ушедшая три месяца назад супруга Белла. На шиву (траурную неделю) в дом Иоффе пришли сотни людей: сотрудники Давида, сотрудники Юли, родственники — потомки Илияhу Каценеленбогена, многочисленные друзья, питерские и новоприобретенные. У всех у нас останется в памяти этот большой и скромный человек.

Примечания

[1] О родословной Каценеленбогенов см. Михаэль Бейзер. Еврейская аристократия: раввин Санкт-Петербургской Хоральной синагоги Давид Тевель Каценеленбоген и его родословная https://sinagoga.jeps.ru/Pdf/ob_obwine/beizer.%20evreiskaya_aristokratiya.pdf

[2] О еврейской религиозной общине С.-Петербурга см.: М. Бейзер. Евреи Ленинграда 1917-19396 национальная жизнь и советизация. Мосты культуры-Gesharim. М.-Иерусалим. 1999. С. 172-235. О раввине Каценеленбогене см. воспоминания его дочери: Берта Иоффе. Семейные записки. Хайфа, 2003. С. 3-40.

[3] О В.И. Иоффе см.: Берта Иоффе. Семейные записки. Хайфа, 2003. С. 41-68; Араам Белов (Элинсон). «Второе призвание академика В.И. Иоффе», Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе, с. 349-362. Официальную биографию В.И. Иоффе см. на сайте СПб НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Пастера: https://www.pasteurorg.ru/article/284/3032/Ioffe-Vladimir-Ilich-14021898-01041979

[4] Д. Иоффе. «П.М.Ж. — Германия», Ами, 16 окт. 1992.

[5] Свидетельство по заявке № 2234741 с приоритетом от 6 апреля 1978г. (с группой соавторов) http://www.toxicology.ru/docs/patents/archiv/1970-1979/%D0%A1%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE%20131521%20(1979).pdf ; патент 525660 на способ получения дифенилпропионовой кислоты (соавтор И.К. Журкович) Завлено 26.2.1975 https://patentdb.ru/image/1089057 ; патент 514825 Способ получения хлоргидрата 1-фенил-1-циклогексил-… (с группой соавторов) Заявлено 4.2.1974 https://patentdb.ru/image/1061495

[6] Араам Белов (Элинсон). «Второе призвание академика В.И. Иоффе», Рыцари иврита в бывшем Советском Союзе, с. 355.

[7] Юля помнит, как во время ленинградских процессов над сионистами 1970 и 1971 гг., она 13-летней девочкой, по просьбе бабушки, носила в какую-то квартиру конверты с деньгами.

[8] Давид Иоффе. Последняя поэма Хаима Ленского, Заметки по еврейской истории № 15 . https://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer15/Yoffe1.htm Впервые опубликовано в ЛЕА №12 (март 1987).

[9] Иоффе, Давид. Иосиф Давидович Амусин — человек и учёный (К двадцатилетию со дня смерти) // Заметки по еврейской истории, 20 июня 2004 года . — № 43.

https://berkovich-zametki.com/Nomer43/Ioffe1.htm Впервые опубликовано в ЛЕА №15 (декабрь1987)

[10] Берта Иоффе. Записки семьи. Хайфа, 2003.

[11] Д. Иоффе. «Фосфор или фосфОр» (замечания к статье «Живее всех живых» ИЛ, №1, 2008), Иностранная литература. №7, 2008.

[12] Ами, №15, 1992.

[13] Д. Иоффе. «Вильно — Тель-Авив», Заметки по еврейской истории, №49, декабрь 2004 https://berkovich-zametki.com/Nomer49/Joffe1.htm ; Д. Иоффе. «Синагога в Цхинвали», Заметки по еврейской истории, №3(106), февраль 2009. https://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer3/Ioffe1.php; «Первый вариант (о Маршаке)» Заметки по еврейской истории, http://s-marshak.ru/articles/joffe.htm ; Д. Иоффе, «Не всяко слово в строку пишется», Заметки по еврейской истории, №10(71), октябрь 2006; «Доносчик» (Предисловие и перевод с иврита Давида Иоффе) ЛитБук, Заметки по еврейской истории http://litbook.ru/article/11615/

[14] Д. Иоффе. «Ойфн припечик», Еврейская старина, №24, декабрь 2004;.

[15] http://jewishspb.com/

[16] חיים לנסקי. כל השירים. ערכה והוסיפה מבואות, ביאורים ונספחים: ורד אריאל-נהרי. מוסד ביאליק, ירושלים, 2016.

Хаим Ленский. Все стихи. Редакция, пояснения и приложения — Веред Ариэль-Наhари. Институт Бялика, Иерусалим, 2016.