ЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНА

Господи, говорю я, все на Тебя надежды,
во имя Твоё нас сводят словно пятна с одежды.
Сколько ещё нашим душам пеплом вздыматься ввысь?
Господи, да услышь же! Господи, ну проснись!

Виктор Каган

ЭХО ПСАЛМОВ ДАВИДА

«Псалмы Давида: заметки на полях» публиковались в «Еврейской старине» в 2008-ом и 2020-ом году[i], в двух моих книгах[ii]. Сейчас я предлагаю вниманию читателя ранее не публиковавшееся написанное в последние три года. Лучше почувствовать Псалмы помогало прочтение разных переводов Теилим и Псалтири на русский. Это не переложение, не попытка толкования, не сочинение на тему, но эхо Псалмов, может быть, на чей-то вкус и слишком далёкое эхо. За ним нет ни умысла, ни плана — лишь замысел попытаться сказать возникавшее у меня при чтении здесь-и-сейчас несказуемое переживание, которое завтра, возможно, будет иным. Сегодня оно рифмуется с Псалмами не так, как до 24 февраля 2022-го и 7 октября 2023-го года.

Псалом 33

Правда ли то, что грешника зло,
им сотворённое, жизни лишает?
Правда ли, что от молитвы тепло
даже тому, кто в снегах замерзает?

Хочется верить, что всё это так,
хочется верить, что истинна вера,
что я не просто веры батрак,
что не владеет мною химера.

Господи, ты мне сомненья прости
и не сочти вопрошанье греховным,
дай с Твоего мне не сбиться с пути
и не блуждать в шутовстве суесловном.

Господи, Ты надо мною не плачь,
но посмотри — на просторах вселенных
сладко сопит безмятежный палач
в море кровѝ на костях убиенных.

Псалом 34

Господи, в мире меча и огня,
лжи и наветов, зла без добра,
Господи, Ты защитишь ли меня,
будет ли мудрость Твоя так щедра?

И да падёт ненавистный мне враг
в сети, что он на меня расставлял,
и да исчезнет навек вурдалак,
что на проклятья любовь разменял.

Око за око. Битва со злом.
Кровью пьянеют зверь и трава.
Слышу как бьётся в небо челом
враг мой, мои повторяя слова.

Псалом 35

Дёготь слов нечестивца на воротах моих
не достанет до сердца, не тронет души.
Он в своём беззаконии кажется лих
лишь себе самому через клочья парши.

Он своё беззаконие ищет в других,
чтоб не возненавидеть себя самого,
и клеймит, говоря о пороках людских,
прикрывая словами своё шельмовство.

Он на ложе греха свою пестует ложь,
льстит себе, замышляя своё торжество,
и надеется, Боже, что Ты не поймёшь
и отвергнешь другого, и приблизишь его.

Не прошу Тебя, Боже, его покарать
ни позором, ни мýкой, ни мечом, ни огнём.
Дай зерцало ему, чтоб себя мог узнать
без вранья и с собою остаться вдвоём.

Псалом 36

Не утешься у зла в кабале,
не прими от злодея добра,
не ревнуй и живи на земле,
и судьба к тебе будет щедра.

Нечестивец исчезнет, как моль.
Кроткий милость получит навек.
Соль земную да не обессоль,
зависть не выпускай из-под век.

Век за веком, как ночь напролёт,
не устань искушенье бороть
и увидишь — бесчестье падёт
и воздаст чистодушью Господь.

Говоришь, что две тысячи лет
этим только и занят и что ж?
В суете бесполезных сует
раньше времени жизнь не итожь.

Масло в петли скрипучих ворот
и в лампаду господний елей.
Время смоет и дёготь, и мёд,
и загасит тепло фитилей.

А что зло, что добро, Бог прости,
в Его прялке не кончилась нить.
Посчитай ну хоть до десяти
прежде чем что-нибудь говорить.

Псалом 37

Оглянешься на жизнь свою и что же?
Переберёшь до дна — грехов не перечесть.
Ожогом пробежит мороз по коже,
морзянкой отстучав, а что — увы, невесть.

И ты один пред миром и пред небом,
и в страхе гнева на себя, зовёшь Его,
не знаешь, кем ты был и кем ты не был,
что преступление, что просто озорство.

Тут даже самый близкий не поможет,
и за тебя твоих сомнений не решит.
Стоишь один и горечь сердце гложет,
и разъедает ржой немую душу стыд.

И голову подняв к глухому небу,
ты просишь: «Не оставь меня, мой Бог!»,
как молит воробей о крошке хлеба,
когда вокруг лишь камень и песок.

Псалом 38

Светает вечером, темнеет по утрам.
Пожар заката в пепел завернулся.
Пейзаж на шарике земном трещит по швам.
Бог ртом сухим до лóктя дотянулся.

Бог не кукушка. Но, Господь, скажи,
когда уйду и сколько ещё длиться
пути? Куда бреду в полубреду?
На что надеяться? О чём Тебе молиться?

Пришелец, странник я? Скажи, Господь!
Фортуна или горькая планида?
Земля не солона. Пошли щепоть
и освети мне путь звездой Давида.

Не чёрный лебедь — пьющий кровь упырь,
вой упырят и новые аманы,
забыт забур[iii], забыл родство псалтырь,
жуют свои хвосты левиафаны.

Ты сделал это.
Боже, для чего?
Молчу и лишь сквозь боль к Тебе взываю —
оставь меня на время одного
пока я за Тебя претерпеваю.

Прости мои прозренья слепоты.
Скажи — какой ещё мне срок отмерен?
Я без Тебя лишь сгусток суеты.
Но есть ли Ты? Я в этом не уверен.

Псалом 39

Как бы ни был я беден и нищ,
как бы я ни терзался грехами,
как ни горьки мне дым пепелищ
и хлебá, что ложатся жмыхами

на простёртую к миру ладонь,
дай мне не поступиться душою,
не задуть негасимый огонь,
не покрыться безверья паршою.

Дай мне, дай мне … А Ты говоришь:
«Всё, что мог, дал тебе я в угоду,
не шуми, посмотри и узришь
верить или не верить свободу».

Заполошные птицы поют,
зарастает бурьяном дорога
и души одинокой приют
в гости ждёт одинокого Бога.

Псалом 40

Зла не хотел и в помыслах был чист,
но не был я ни свят и ни безгрешен.
Я заблудился, как в слепом полёте лист,
в пути за утешеньем безутешен.

Я блудный сын, отрезанный ломóть,
не дай пропасть в немилостивой бездне,
в день бедствия избавь меня, Господь,
от гибели и укрепи в болезни.

Пришёл из праха и уйду во прах,
вернуть Тебе души бессмертной малость
я не боюсь, один на сердце страх –
чтоб старость непрощённой не осталась.

И просыпаюсь в проливном поту
под грохот ливня за непрочной дверью,
как будто заступил я за черту,
где спят в обнимку вера и неверье.

Псалом 41

Бездна зовёт бездну голосом водопадов.
Душа призывает душу голосом тишины.
Вечер обозначает хор немолчный цикадов.
Будущего палитра цветёт в руке белизны.

Где, говорят мне, бог твой, что ж он лица не кажет?
Хотим, говорят, потрогать бред твой, что так нелеп.
И каждый дурак дёгтем Божьи ворота мажет,
и губы мои пустыня, и слёзы мои мне хлеб.

Когда душа унывает, искра надежды на Бога
это Его явленье, голос Его и рука.
Любви, надежды и веры тренога не колченога
и согревает дыханье тлеющего уголька.

И даже если забудет Бог меня ненароком
за всеми своими делами, как я забываю Его,
останусь самим собою под неба всевидящим оком,
а вспомнит, «Здравствуй» скажу и не попрошу ничего,

ибо того довольно, что жизнь пока ещё длится,
что в боли рождается сила, что счастье слезой по щеке,
что помнит ещё о долге душа — истец и должница,
и двое парят над городом, как птицы, рука в руке.

Псалом 42

Что унываешь, бедная душа?
Молчит душа и не даёт ответа.
И ты стоишь, как мальчик, не дыша,
стихи читая Ветхого Завета.

Быть может, в них отыщется ответ
на все твои сомненья и печали.
Быть может … Но ответа нет и нет,
как некогда, давным-давно, в начале.

Псалом 43

Господи, говорю Тебе, не по Твоей ли воле
притчею во языцех стали мы, клочьями боли,
овцами на съедение, топливом для печей,
раскиданными по миру игрушками для палачей?

Что тебе выгоды в том, что нас без себя оставил,
чтобы наш путь по жизни каждым следом кровавел,
что, не теряя любви к Тебе, воле твоей вослед
претерпеваем Иовом которую тысячу лет?

Господи, говорю я, все на Тебя надежды,
во имя Твоё нас сводят словно пятна с одежды.
Сколько ещё нашим душам пеплом вздыматься ввысь?
Господи, да услышь же! Господи, ну проснись!

Господи, да укрепи же смиренное сердце нам,
чтоб не брюхатело завтра очередным Освенцимом.
Что ж не ответишь, Господи, что ж не покажешь лица,
молча катая глину в усталых пальцах творца?

День начинается раньше, чем просыпается кочет.
Бьётся душа в догадках, что он сулит и прочит.
Молитва моя бессловна, чтобы Тебя расслышать,
но лишь тишину ночную дыханье Твоё колышет.

Псалом 44

Заполночь выйти босым на крыльцо
и закурить над незримою Летой,
небу подмигивая сигаретой.
Господи, кто Тебя знает в лицо?

Боже, Ты есть или, может быть, нет?
Наглость вопрос мой, наивность ли, тупость?
Господи, Ты мне прости благоглупость,
в ней ни навета, ни зла, ни клевет.

Я о земном не умею молить,
а о небесном не надо молиться.
Млечным путём под ногой половица.
Лучика с неба Дамоклова нить.

С утренней и до вечерней зари
и от вечерней до первого блика
не угасает жизни толѝка
Так говори же со мной, говори.

Псалом 45

Крóшат жизнь на салат колесницы,
людоед обожает людей,
и Молóха зияет зеница
над весельем чумным площадей.

В разгуляеве, гульбище, брани,
в грохотании сорванных крыш
подорожник молчания к ране
прижимает библейская тишь.

Зеркала суесловия кривы,
речь себя не умеет узнать,
а молчанье светло и счастлѝво
словно детской любви благодать.

И когда застывает живица
на щеке и её не смахнуть,
время самое остановиться
и без слов внутрь себя заглянуть.

Псалом 46

Кони несутся, ладьи проплывают,
песни поют господа офицеры,
и на войну побеждать призывает
голос, охрипший от запаха серы.

Ляжет монета орлом или решкой,
что б ни болтали король с королевой,
руку Творец простирает над пешкой,
что начинает движение с левой.

И посмотрев с невесёлой усмешкой
на упоённых победой и славой,
руку свою простирает над пешкой,
что начинает движение с правой.

В поле, травой зарастающем сорной,
сходятся насмерть, себя не жалея,
белая пешка с пешкою чёрной,
свято во имя добра сатанея.

Псалом 47

Луч плывёт за полётом певучим смычка
и слезою скользит по щеке.
Этот город Господь утвердил на века
на Сионской горы лоскутке.

Здесь под звон колокольный кричит муэдзин
и шофар в оба рога протяжно поёт,
здесь над всеми ветрами хамсин господин
и еврейская боль в небеса вопиёт.

Бог в жилищах его и заступник, и царь,
чужаку и врагу от ворот поворот.
Этот город дремучих веков календарь,
прорицатель, мудрец, сумасброд.

И вступая в просторы его тесноты
каждой клеткой своей ощущаешь века —
тот же ты, те же камни и те же коты,
и счастливая боль вдоль виска.

Псалом 48

Душа уходит в небо босиком,
ей ни купе с комфортом, ни плацкарты
спешит за ангелком-проводником,
с ней ни сумы и ни кредитной карты.

Вниз поглядит на гор златых гряды,
валютный курс и акций листопады,
на скупости под семь замков склады —
ей этого теперь уже не надо.

Не надо ей ни хлеба, ни врача,
она свободней самой вольной птахи.
Мерцает поминальная свеча
над телом, исчезающем во прахе.

Мерцает свет неведомых миров,
нагой душе на небесах привольно
без полных кошельков и закромов,
без суеты … И этого довольно.

Псалом 49

Грохочут бубны выцветших словес,
дракон диктует правила народу,
над головой шуршит небесный лес
и листья валятся с дерев в сухую воду.

Кукушка обещает много лет
убитому ни зá что и ни прó что,
в шкафу чихает высохший скелет
и адресата не находит почта.

О, Господи, я — грешный Твой истец —
ищу суда, да будет он суровым.
Тебе хвалу возносит всякий льстец,
орудуя, как фомкой, лживым словом.

Он в жертву принесёт Тебе тельца,
Тебе, с Тобой торгуясь, поклянётся,
но мать продаст, легко предаст отца
и от Тебя к мамоне отвернётся.

Я не злословлю, Господи, прошу
лишь твоего суда, как я ни грешен,
и на уши не вешаю лапшу,
да будет суд твой строг и не поспешен.

Но, голос обращая к небесам,
не знаю — вдруг я бесам угождаю,
а правда утекает по усам,
на губ сухих наждак не попадая.

Псалом 50

Родился в счастливой рубашке
и в смертной рубахе уйду.
Я знаю — грехи мои тяжки.
Я весь у Тебя на виду.

Омой меня снова и снова,
смой пятна греха моего,
прости неразумное слово,
сомнений разброд, плутовство.

Оккамова острая бритва
словами сорить не велит.
Чем кратче и проще молитва,
тем чище любовь говорит.

Не фетишу и не химере,
не злому исчадию снов
творенье Твоё и тетеря
пою Тебе песню без слов.

Сороки плетут свои сплетни,
надсадно орёт вороньё,
а Ты, улыбаясь, в ответ мне
лицо открываешь своё.

Псалом 51

Вот и жизнь моя катится долу,
лет и дней закругляется счёт,
и глагол, обращаясь к глаголу,
выясняет, где нечет, где чёт,
и всё ближе роман к эпилогу,
к тем страницам, что мне не читать,
и душа обращается к Богу,
чтоб ещё раз себя испытать —
Не искал я земной благодати
и завету внимал Твоему.

В небеси не рыдай мене, мати,
когда снова тебя обниму,
и пока не иссохла маслина
моей жизни на радость врагу
ты прости непутёвого сына,
что идёт к твоему очагу.

Я плутал и сбивался с дороги,
я грешил и грехи искупал,
верил Богу, не помня о Боге,
только Он меня не забывал.
Не проглотит свинья, Бог не выдаст.
Хоть дорога к Нему далека,
Его дух, Его смысл, Его близость
дышат в хрупком пространстве виска.

Псалом 52

От добра добра не ищем. Ищем зла —
сотворить и покарать, и вновь творить.
Где был город, там шевелится зола,
бьётся жизни затухающая нить.

Затихает перед смертью тишина,
облака плывут в огонь — куда ж им плыть? —
как народ, когда велела мать родна
из козлиного копытца воду пить.

Бога нет — добро от зла не отличишь,
всё позволено и прав басманный суд.
Над кладби́щами вовсю шумит камыш,
да не всех до лечь в могилу донесут.

И кому-то даже чёрного мешка
не достанется, и гнить в тоске костям,
а кому-то звездопад нашармака
то на грудь, то на погоны в кайф чертям.

То безумие речей в сердечной тьме,
то премудрость в обезумевших умах.
Два запишем, семь оставим на уме
для прозрения судьбы своей в псалмах.

Звон кандальный. Перекличка ржавых скреп.
В трёх соснáх блуждает брошеный Господь.
Мёртвый ангел зажимает в пальцах хлеб.
Дьявол пробует на зуб пророков плоть.

Псалом 53

Вот и августу скоро каюк,
лето канет в бездонную Лету,
и потянутся птицы на юг,
и скелет улыбнётся скелету.

На рассвете сквозь яблочный стук
свист в два пальца воздушной тревоги.
Чёрный свет. В горле выстывший звук.
Дух свободы, гниющий в остроге.

Царь Саул. Есаул. Капитан.
Пасть развёрстая военкомата.
Пьян Харон. Пишет с фронта Боян
с завитушками вещего мата.

Черти рыщут по душу мою.
Давший кров куда надо доносит.
Боже, слышишь молитву мою?
Он молчит, небеса купоросит.

Псалом 54

Всё, чем я жил, летит в тартарары.
Так грека чертежи с песка смывала
волна войны. И средь чумы — пиры,
и на младенцах — смерти покрывала.

Ты был мне другом, добрый мой Господь,
мы верили в надежд полночный лепет,
делили пополам спирт и ломóть…
А нынче кроют небо страх и трепет.

У мира едет крыша, не спеша.
Бьют молнии коротких замыканий.
И Тебе в ухо бедная душа
нашёптывает сказки упований —

они живут всей грязи вопреки,
в них места нет хуле и укоризне:
расстрой, Господь, недобрых языки,
не дай врагам дожить и до полжизни,

не поскупись на место им в аду,
верни им нашу боль сто раз сторицей,
пусть корчатся в страданьях и чаду
их души, воя шелудивой псицей.

Внемли мне, Боже, и услышь меня
сквозь детский плач в галимой злобы громе,
дай прикурить от Твоего огня
и просидим, как прежде, в Твоём доме

до самого утра, когда рассвет
прокукарекает не выспавшийся кочет.
И зарастает старой боли след,
и тишина усталый слух щекочет.

Псалом 55

Сначала было потом. Потом наступило начало.
Обещанный суп с котом, чайка упала с причала,

сияют в ничто провалы, зияют судéб высóты.
напёрсточники, надувалы, святители, обормоты,

книжники, фарисеи, фарс повторенья трагедий,
хрип пробитой трахеи, сказки энциклопедий,

клок шагреневой кожи … Я гляжусь в Твоё око —
я тебя выдумал, Боже, чтобы не так одиноко.

Душу мою ловит мир, озверевший от страха.
В пятнах пота и крови счастливая льнёт рубаха.

Слёзы стынут в глазницах. Книгу Твою читаю
В мира зудящем блуде лишь на тебя уповаю.

Глохнущим слухом к ти́ши жмусь я снова и снова,
чтобы шёпот расслышать — своё Твоим голосом слово

Псалом 56

Потешь меня,
утешь меня,
утишь,
дай несказáнному нескáзанным остаться.

В пустых глазницах выгоревших окон
мелькают тени улетевших душ.

Скулят котята
под просевшей крышей театра
в дыме вечного антракта.

Нет пятаков на веки положить.
Шагреневая кожа неба в зрачках застыла.

Силками заминированы тропы моих путей.
Кто яму для меня копал, сам угодил в неё.

И детский плач рвёт в клочья сны.
Душа поникла. Боль необратима.

Последнего суда неотвратима кара.
Но на него меня в свидетели не просят.

Псалом 57

Как собственные страхи ни гони,
в затылок дышат, чудятся, мерячат
в неистовости матерной божбы …
И как ни прячься в собственной тени,
как ни таись, она тебя не спрячет
от самого себя и от судьбы.

Как ни крутись, а локоть не у губ.
Как ни беги, а от себя не скрыться.
И вот ты сам с собой лицом к лицу,
башка в песок и развязался пуп,
и Синяя слиняла в Лету птица,
и годы катятся к извечному концу.

Глаза в слезах поднимешь в небеса,
взмолиться соберёшься об отмщеньи –
Он свесится с небес: «Что за роса,
к чему твои нытьё и словеса?
Прощенья просишь? Вот тебе прощенье.
И дай поспать ещё хоть полчаса.

Псалом 58

Мы стёкла от века не мыли и вот уже век пролетел.
За окнами тени немые скитаются в поисках тел.

А мы без теней в своём доме шатаемся в поисках свеч,
как буквы в дурном палиндроме разлук, убежавших от встреч.

В хмелю бесовского загула куражатся блажь и разгул.
Под окнами слуги Саула — твоих палачей караул.

Сексоты, опричники чёрта, заплечных трудов мастера …
И пенится злобой реторта, и страха бессильность серá.

Дебелая вошь правит балом. Война — мать родна, вашу мать.
Смерть платит за жизнь чёрным налом и счастья не отбедовать.

В родильной взорвётся натуге грядущего память былья
и всё возвратится на кру́ги, извечные кру́ги своя.

Псалом 59

Молчи, молчи
поскольку нынче речь
звучит сиреной в выжженной ночи,
где дышит холодом
под голым небом печь
и шёпот оглушителен,
а крик
беззвучен и
слепым нетопырём
срезает слово,
как свечи язык
палач пожара.
Над мёртвым словом
плачет тишина,
трава шуршит
и шепчет ветру пепел
обломки слов,
застывших в мёртвом горле,
обрывки фраз,
в огонь упавших с губ.
И падаль правит жизнью,
смысл которой –
отдать себя за падаль,
и чёрный вóрон
белых жрёт ворóн,
и сизый голубь
белому не брат,
а белый брату белому
не сторож.
Земля потрясена,
не принимает тел,
не отпускает дýши.
Молчи …
Молчу,
неслышно повторяя душой осипшей:
«Спаси, Господь, десницею Твоей,
дай помощь в бесконечности теснящей
и не сочти спасение тщетою».
Но Твой ответ не слышен
сквозь детский плач
и смертной тишины
разрывы в оглохшем зреньи
и ослепшем слухе.

Псалом 60

Куда ни бежишь, прибегаешь к себе,
откуда сбежал колобком Буратино.
Всё та же ворона на ветхом столбе,
всё та же на стенке холодной картина.

Укрыться навеки в мерцанье свечи,
с тенями молиться заблудшему Богу,
в ответ на «Внемли» не расслышав «Молчи»
и снова слова собирая по слогу.

И слушать себя, исполняя обет
под шелест то крыльев, то листьев на крыше,
пока петуху не подсвистнут в ответ
то ангелы, то ошалевшие мыши.

В заброшенном доме густа тишина
и памяти дышит в углах паутина.
И плачут на кру́гах своих времена.
И мать греет ноги распятого сына.

Псалом 61

Спят в объятиях жён и мужей без снов палачи –
им нипочём ни стенания плача и воя бабьего,
ни завыванья сирен в кровью напитой ночи́.
А Ты обещал каждому воздать по делам его.

Воронку на месте дома мы словно дом сторожим.
Огонёк дотлевающей куклы — Богу наша свеча.
Господи, Ты всемогущ, всеведущ, непостижим,
где милость Твоя, Господи, где сталь Твоего меча?!

Тебе покорится, Господи, бунтующая душа,
смиреньем воздаст за милость быть под Твоей рукой,
за то, что залюбит злодея дó смерти белая вша
раньше, чем он соберётся купить себе вечный покой.

Болью моей просолена злая земная соль,
а без неё слово просто пустая тщета.
Над догорающим домом пепла серая моль.
Жар купины. Молчания вечная мерзлота.

Псалом 62

Спрашиваешь, когда же? Да оглянись вокруг!
Будущее миновало, прошлое не наступило,
настоящее было да выскользнуло из рук
словно огрызок мыла. Словом, было да сплыло.

Море скрипит на зубах кристаллами соли земной.
Жажду в пустыне пьёшь — души пересохла слезница.
В небо кричишь: «Господи! Поговори со мной!».
Тебе отвечает помётом больная старая птица.

Жаждет душа Гóспода. К Богу стремится плоть.
Даже если не веришь, кричишь «Помоги мне, Боже!».
«Да гори всё синим огнём!» — ворчит про себя Господь.
И купина ласкает смертным морозом по коже.

В завалах разбитого тела себя не находит душа.
Мóрок Мóрдора душен. Орки воркуют о смерти.
С небес опадает клочьями злобы людской парша.
Бог …
Двуногий треножник …
Холст пустой на мольберте …

Псалом 101

Нет ничего со знаком постоянства
и знака нет, ищи хоть с фонарём.
Короче время и тесней пространство,
и зарастает бытиё быльём.

Колодезная тёмная зеница
сухого глаза смотрит в небеса,
где бьётся в пустоту слепая птица
и шелестят надзвёздные леса.

Звезда в руке трепещет, как синица,
и листьев жар подёрнут желтизной,
и паутин осенних власяница,
и невиновность на душе виной.

Чёт к нечету плюсует вычитанье
и как слагаемые местом ни меняй
всё неразборчивей молитвы бормотанье,
всё чаще оговорки невзначай.

Уж половина дней в минувшем скрыта
и дней мельканье снова не начать.
Пошли мне Бог разбитое корыто,
чтобы о новом мог я помечтать.

© 2020–2023

Примечания

[i] https://berkovich-zametki.com/2008/Starina/Nomer1/Kagan1.htm
https://s.berkovich-zametki.com/y2020/nomer1/kagan/

[ii] Обстоятельства речи. Изд. Ридеро, 2018 и Против Стрелки. Изд. Ридеро, 2020.

[iii] Согласно исламу, после ниспослания Корана религиозные положения Забура (Псалтири), были отменены Аллахом.