У нас идёт премьера «Чудо ребе». Я играю местечкового сумасшедшего Володьку. После первого действия, аплодируя, некоторые кричат из зала: «Жаботинский!» Я кланяюсь… Вдруг слышу вопрос: «Сколько контрамарок Вы сегодня раздали, Жабка?..» Только сейчас я узнаю, что некоторые мои «коллеги» прибегают к таким средствам ради успеха…

Дмитрий Жаботинский

Воспоминания, факты, образы.
Страницы из жизни еврейского актёра

Перевод с идиша Дмитрия Тищенко

Публикация Фауста Миндлина

(окончание. Начало в № 4/2018)

 1924

«Кунст-винкл»

Снова Киев! Блестящая труппа актёров. Состав: Калманович, Бугова, Вайсман, Лифшиц, Стрельская, Ракитин, Шейнберг, Фридман, Гутгарц, Ницберг, Руфина, Алескер, Шайкевич, Абелев, Трейстман, Каплан, Коралли, С. Эйдельман, Каминский, Ягода, Гольдберг, Гайдарин, Клейман, Туровский и др.

Режиссура: Лундин, Смирнов, Бережной, Стриковский, Тадди, Валон (?) Вин (?) и др.

Художники: Эпштейн, Зарицкий, Тверская, Вагилевский (?).

Композиторы: Иешуа Шейнин, Кручин.

Театр не государственный, без дотации.

Одновременно с фундаментальными спектаклями идут также кассовые пьесы.

Уполномоченный — Люксембург.

Этим летом труппа разделилась на две группы. Одна группа во главе с Заславским. Вторая во главе с Калмановичем, Буговой. Я пристал ко второй. Позже обе группы, кроме Заславского, снова объединились, и уже всё время работали в Киеве. Вот в таком окружении мне было суждено играть трудные, напряжённые, часто материально не удовлетворительные, но творчески насыщенные четыре года. Сыграл значительное число ролей. От некоторых из них получал большое творческое удовлетворение.

Думаю, что это был один из лучших театров в стране. Несмотря на то, что некоторые ведущие актёры часто отрывались от театра, некоторые возвращались. И даже на то, что репертуарная линия не всегда была идейно и художественно выдержанной.

В 1925 году в Харькове открылся еврейский государственный театр. В определённой степени он оказывал влияние на существование «Кунст-винкл». На театр посыпались претензии, гонения. Актёры начали расползаться, театр стал терять своё собственное лицо. В 1928 г. он был ликвидирован. Стоит подчеркнуть, что большинство актёров из «Кунст-винкл», поступивших в государственные театры, занимали там ведущие позиции.

О некоторых актёрах:

Лея Бугова

Одна из лучших актрис вообще и, без сомнения, лучшая еврейская актриса нашего времени!

В какой-то мере своей игрой она напоминает мне знаменитую Э. Р. Каминскую. Вызывает удивление, какие нежные, тонкие, поразительные нюансы превалируют почти во всех её ролях. Особенно она блистала в лирических ролях. Её нежный, вибрирующий, как эолова арфа, голос проникал в сердце зрителя. Трудно выделить какую-то определённую роль. Потому что во всех ролях, даже в слабых пьесах, она блистала, как яркая звезда…

Хочется отметить одну сцену в не самой лучшей пьесе Я. Гордина «Чужой». Когда происходит бурное объяснение между её мужем, вернувшимся после двадцати лет каторги, и её теперешним мужем, его братом, она вбегает на сцену встревоженная: «Что случилось? Кто это здесь кричал? Мне показалось…».

Муж успокаивает её. Она готовится уйти из комнаты… У двери она останавливается спиной к зрителю. Пауза, потом она медленно оборачивается, смотрит на мужа, затем на чужого… Вот-вот она его узнает… Качает головой, словно отгоняя от себя тяжёлый сон, и медленно выходит… Чудесная сцена!

Она — Рохеле в «Стемпеню». Честная, скромная, нравственно безупречная еврейская женщина. От неё веет чистотой, просто благодать какая-то разлита на ней, столько очарования и человеческого достоинства выражают её лицо и фигура. Когда Стемпеню на свадьбе уговаривает её встретиться с ним на Бердичевской улице, а потом уходит, она стоит некоторое время как вкопанная, потом повторяет его слова: «В субботу днём, на Бердичевской улице… Вот же наглый музыкант!..»

Это произносится с некоторым возмущением, с протестом, с достоинством, но… Вы чувствуете, как она обеспокоена, что-то в ней оборвалось… Она пойдёт… Она ему скажет… Как это так? Как он смеет… Но уверенность уже утрачена… И действительно: в конце первого действия, когда Стемпеню, играя на своей необыкновенной скрипке, приближается к ней, она смотрит на него как заворожённая, глаза широко раскрыты, делает пару шагов ему навстречу, глаза закрываются, и без единого слова, как надломленная ветка, она начинает падать на землю… Теряет сознание…

А вот Дина в «Зелёных полях» П. Гиршбейна: сколько лирической нежности, тонкой, романтической непосредственности! Тёплые, сердечные тона, особенно в любовных сценах с учеником иешивы, «ребе»! Ах, если бы все сельские девушки были такими! Она впервые в жизни влюблена. Возле стога сена они ведут диалог, где за каждой обычной фразой ощущается море чувств, особый подтекст… В конце она просит «ребе» закрыть глаза… Она ему что-то покажет… «Всё?» — спрашивает ребе. «Ещё нет», — всё тише отвечает она… Наконец, она решается и, медленно поднявшись на цыпочки, целует его и убегает…

«Ребе» играл я. До сих пор я не могу забыть особое творческое настроение, которое царило в этой и многих других сценах с ней.

Думаю, что она была одной из лучших исполнительниц роли Маргарет в пьесе Д. Лондона «Волчьи души».

Я был её партнёром в «Стемпеню» (играл Стемпеню), Ноксом в «Волчьих душах», Трубочистом в пьесе И. Фефера «Трубочист». И ещё во многих пьесах… Я горжусь этим! Играть с ней означает играть возвышенно!

После ликвидации «Кунст-винкл» она некоторое время работала в Одесском еврейском государственном театре…

Во время нашей встречи в Кисловодске в 1938 г. (мы уже давно не работаем вместе) она жалуется мне, что еврейские писатели-драматурги сочиняют в основном мужские, а не женские роли, и что на еврейской сцене остаётся так мало делать… Она переходит на русскую сцену. Я полностью её оправдываю, потому что такая актриса заслужила, чтобы для неё писали специальные роли…

Уже довольно много лет, как она играет в Одесском русском драматическом театре, народная артистка Украинской ССР, выдающаяся театральная и общественная деятельница. К большому сожалению, я видел её на русской сцене только в одной роли: «Катрин Лафевр» И. Прута, но за эти годы она создала галерею образов русской классической, мировой классической, а также советской драматургии. В частности: Анна Каренина, Мать у М. Горького и у К. Чапека, Мадам Бовари, Юлия Тугина из «Последней жертвы» А. Островского, Бабушка в «Деревья умирают стоя» А. Касоны и многие другие… Путь сплошных побед! Большого успеха тебе, товарищ и друг!

Марк Меерсон

Когда-то я его видел в пьесе «Герцеле Меюхес» М. Рихтера. Он играл слугу, не помню как его звали. Большой актёр! К сожалению, я с ним близко познакомился, когда он поступил к нам, в «Кунст-винкл», уже старым, больным человеком… Уже не то, что было раньше… Это тот Мееерсон, который сделал революцию в еврейском театре. Работал у Гольдфадена. Одним из первых поставил и играл Шекспира (Яго) и Шиллера (Франц Моор) на идиш. Извините: он и Отелло играл. Объездил в качестве гастролёра с триумфом почти весь мир. Многие годы работал на русской сцене в качестве актёра и режиссёра. Блестящий представитель старой театральной школы. Не хотел признавать новых форм советского театра, новых исканий. Стоит напомнить, что пьесу «Трубочист», поставленную в весьма условной форме, особенно в плане сценического оборудования, в которой он играл эпизодическую роль, он ни разу не смотрел… Обычно, сыграв свою роль, уходил…

Среди его многочисленных учеников были такие великаны, как Ф. Шаляпин, Б. Борисов и многие другие…

Интересный факт: в девяностые годы прошлого столетия он был художественным руководителем русской оперетты в Тифлисе. Там в хоре пел некий Федя. Они очень дружили, потому что Мейерсон был добрым по характеру человеком, и Федя, благодаря ему, часто получал авансы у директора…

В 1912 г. в Киев приезжает на гастроли уже всемирно известный певец Фёдор Иванович Шаляпин. Утром на репетиции выстроилась вся труппа вместе с хором. Шаляпин проходит сквозь ряды, знакомится. Замечает женщину, подходит к ней:

— Что-то твоё лицо мне очень знакомо. Откуда я тебя знаю?

Она отвечает ему, что он её не знает, но она похожа на своего брата Марка Мееерсона… Шаляпин хватает её в охапку… Обращается к окружающим:

— Господа, это был мой первый режиссёр!

Очень тепло расспросив её о своём бывшем учителе, просил передать горячий привет…

В 1926 г. мы праздновали 50-летний юбилей его сценической деятельности. Было очень торжественно… Много тёплых, трогательных поздравлений, особенно горячо его поздравил С. Михоэлс. Его первые слова: «Мы, молодые комедианты, поздравляем тебя, первого комедианта!» — вызвали гром аплодисментов… Душевный еврей Гулько из горкома в своём поздравлении объявил, что будет выдвинуто ходатайство о присвоении Мееерсону звания «Заслуженный артист…»

Однако он умер в 1928 г. без звания… От боли, как моральной, так и физической…

Я с ним близко дружил…

                                              Лейзер Калманович

Это был тот самый Калманович из труппы Генфера. Это был замечательный комик по своей натуре. Простой, земной, талантливый человек из народа, сочный, приятный актёр. Любимец народных масс, сердечный, добрый товарищ. Особенно он блистал в старом еврейском репертуаре: колоритный Мотя в «Трубочисте», в «Колнидре» П. Маркиша и многих других…

Я считаю, что его Тевье вернее и ближе к Шолом-Алейхему по сравнению со множеством других. Он блестяще играл Старкведера в «Волчьих душах», хотя я думаю, что драматические роли — не совсем его плана. Исключительно хорош он был в роли Гирш-Бер в «Зелёных полях» П. Гиршбейна. Невозможно забыть его Ошера-свата в «Не везёт» Шолом-Алейхема. Одним словом, большой талант!

Я присутствовал на его тёплой встрече со знаменитым в нашей стране певцом И. Козловским, с которым он близко дружил.

В 1927 г. мы праздновали 25-летний юбилей его творческой деятельности. Снова горячие поздравления, пламенные речи… Во всеукраинском бюллетене «Рабис» сообщалось, что он выдвинут на звание «Заслуженный артист». 15 лет на афишах повсюду писалось: заслуженный артист. В 1945 г., когда наш, уже государственный, театр праздновал двадцатилетний юбилей, Калманович, который отработал в театре 17 лет и всё это время практически нёс репертуар на своих плечах, получил почётную грамоту Президиума Верховного Совета…

Только теперь выяснилось, что в архиве Верховного Совета нигде не отмечено, что Калманович — заслуженный артист… Кто может представить себе его положение? Он начал чахнуть… Через год он скончался… Безвременно… Такой Калманович!

Шейндл Стрельская

С ней также познакомился, когда он уже была пожилым человеком… Честная, нравственно чистая, мягкая, необыкновенная Голда в «Тевье», неплохая Миреле Эфрос. Одна из лучших еврейских мам на сцене, которых я знал…

Крайне скромный человек. Такой я помню её: тихими шагами ходила она за кулисами во время спектакля, молчала сама и унимала коллег, которые мешали представлению… Тоже умерла не в радости…

Мирьям Лифшиц

Интересная, культурная актриса. Очень оригинально и убедительно она играла драматические и острые гротескные роли. Человек с литературными и драматургическими способностями, блестяще переводила некоторые пьесы, создавала ряд инсценировок, сцен… Сердечный человек и товарищ.

Ей было суждено трагически погибнуть, будучи невинной, в ужасные годы ежовщины…

Софья Эйдельман

Часть успеха Э. Р. Каминской падает также и на её долю. Они много лет работали вместе. Высокоталантливая характерная актриса. Иногда играла героинь, но это ей меньше удавалось… Лучшая Наташа в «Крейцеровой сонате», Махля в «Миреле Эфрос», Хозяйка в «Девушке с улицы», Мать в «Сёстрах», — в этих ролях она создавала чудесные образы!

Она поистине была одной из перецовских «тихих душ». Никогда громко не говорила о себе, ничего не требовала… Поэтому она всегда оставалась в тени… Жаль!

* * *

Теперь о некоторых курьёзах. У нас идёт музыкальная комедия «Рейзеле». Не особенно сильное художественное произведение. Но с большим успехом. Я играю там глупого местечкового парня Хацкла. Тоже с успехом. В пьесе танцуют дети. Танцы исполняют ученицы балетной студии, руководительница Ясинская. Она обычно всегда присутствовала на представлениях и наслаждалась моей игрой. Однажды она даже так выразилась:

— Ах, уродливая Вы красота!

Как-то я встречаю её днём и вежливо с ней здороваюсь. Она отвечает мне весьма холодно, как чужому. Я поражён! Чем я её обидел? Что случилось? Вечером, на спектакле, она здоровается со мной, как всегда, очень тепло. Я спрашиваю её, что случилось, и напоминаю о краткой встрече на улице. Она стоит совершенно растерянная, всплескивает руками:

— Так это были Вы? Я ведь Вас не узнала!..

До сих пор она меня не видела без грима…

* * *

Мы гастролируем по Украине, разделившись на две группы. Однажды С. Хромченко, которая играет в «Тевье» Годл, заболевает. И заменить её некем. Отменить спектакль невозможно… Что делать? У нас работает гримёр Миша Голубёв, на идиш — ни одного слова… Его переодевают в одежду Годл, он гримируется… И играет Годл мимически. Слышатся только звуки: а-о-у на… Трудно представить, как мы играли спектакль…

* * *

У нас идёт премьера «Чудо ребе». Я играю местечкового сумасшедшего Володьку. После первого действия, аплодируя, некоторые кричат из зала: «Жаботинский!» Я кланяюсь… Вдруг слышу вопрос: «Сколько контрамарок Вы сегодня раздали, Жабка?..» Только сейчас я узнаю, что некоторые мои «коллеги» прибегают к таким средствам ради успеха…

* * *

Есть такой «край» — Липовец. Мы и туда добираемся. Мы не берём с собой оркестра. На спектакль «Дибук», ради которого Иешуа Шейнин написал прелестную музыку, был приглашён местный пианист. Все билеты проданы. Пианист приходит на спектакль и приводит с собой пару родных. Ему отказывают в просьбе пропустить их, он обижается и уходит, категорически отказывается играть… Что делать?

Спектакль идёт, ну а музыка? Выстукивает за кулисами на обычном столе каждый свободный актёр… Как вам эффект?

* * *

В 1926 г., будучи на гастролях в Бердичеве, театр принял участие в мероприятиях, посвящённых 10-летию со дня смерти Шолом-Алейхема. В президиуме сидел его брат Вевик, перчаточник, который как раз здесь жил. Когда он надел очки, нам всем показалось, что Шолом-Алейхем встал из могилы.

* * *

Летом 1927 г. я получаю приглашение на работу в Харьковский еврейский государственный театр. Я еду в Харьков.

 1927

Харьковский ГОСЕТ

Почему я ушёл из «Кунст-винкл»? Не было художественного руководителя, единого художественного направления. Ясно, что театр не мог расти. Жизнь показала, что я был прав. И вот я в Харькове. В 1927 г. на базе бывшей студии «Культур-лиги» в Харькове был основан еврейский государственный театр под руководством Эфроима Лойтера. Театр с большой государственной дотацией.

Актёрский состав: А. Сонц, И. Вин, Ф. Заславский, Д. Стрижевский, И. Сапожников, А. Нугер, Л. Сигаловская, Э. Динор, Г. Тарло, Ш. Элишева, А.  Верензон, З. Мурованная, Л. Парчев, Я. Гольман, большая группа молодых, и др. …

Композиторы: М. А. Мильнер, С. Штейнберг, Крюков.

Художники: А. Тышлер, Слуцкий, Л. Кроль.

Режиссёры: М. Норвид, С.Марголин.

В конце первого сезона Эфроим Лойтер, далеко не самый худший режиссёр из многих других, порядочный человек, вдруг был снят с работы. Но пока что он ещё работает. В театр приглашён режиссёр из Второго МХАТа В. Смышляев, который ставит спектакль «Бабеф» М. Левидова. Я играю Бабефа. И хоть спектакль провалился, я тоже, но я непосредственно познакомился с мхатовской системой и зачерпнул из этого чистого источника…

Здесь идут «Два простофили» по А. Гольдфадену, в переработке Э. Лойтера. Я играю Мотла (у Гольдфадена — Макс). Однажды во время репетиции в зрительном зале появляется небольшого роста еврей с бородкой. Лойтер останавливает репетицию. Знакомит нас. Это бывший актёр театра А. Гольдфадена Кицис (?).

Ему уже 106 лет, но выглядит он довольно крепким. Он посмотрел у нас «Двух простофиль», где 50 лет назад играл Макса.

После спектакля он зашёл в уборную, подошёл ко мне, поцеловал и сказал: «Ну, Жаботинский, ты играешь роль лучше меня!..» Честно говоря, я был тронут…

На другой сезон, когда Лойтер ушёл, в театр влилась еврейская драматическая студия, основанная в Одессе, руководитель — Норвид. Бывший слабый актёр московского ГОСЕТа, сухой человек, большой формалист, он стал после Лойтера художественным руководителем. С. Марголин, второй режиссёр, тоже слаб…

Снова нет единого направления. Театр становится в каком-то смысле «бездомным». Начинаются склоки, интриги, травли… Моя жена живёт в Киеве. Театр работает сезонно. Несколько месяцев в году актёры безработные. Из-за интриг некоторых «товарищей» я остаюсь вне театра. Я возвращаюсь в Киев. Здесь я сыграл несколько хороших ролей: Хону в «Парнях» Эзры Фининберга, Бабефа, Мебиуса в «Лучшем человеке» Газенклевера и другие.

1929

Киевский ГОСЕТ

К этому времени театр «Кунст-винкл» был уже распущен. И я снова в Киеве. Организован еврейский государственный театр. Я поступаю на работу, и здесь мне уже суждено было работать до великой катастрофы… Пока что это небольшой коллектив. Художественный руководитель — Захарий Вин. Не великий талант. Но большой нахал…

Состав: Л. Калманович, В. Шайкевич, Мирьям Лифшиц, Ива Вин, Ш. Элишева, Э. Динор, которые перешли сюда из Харьковского ГОСЕТа. Здесь работает Днепров, бывший член моей студии в Черкассах. Очень одарённый актёр. Сюда влилась группа способных актёров из сатирического коллектива «Мешулахас»: Л. Хейфец, Ш. Резник, М.]Гершензон, Бирнбаум, а также группа молодых актёров.

Кстати, Ива Вин, приятная талантливая актриса, трагически погибла в первые дни Великой Отечественной войны.

Здесь с самого начала установилась традиция к концу сезона организовывать банкет для общественности в честь театра.

На таком банкете выступает как-то представитель евсекции Барех(?)с речью, что структура актёрского коллектива неправильная. Есть парочка «звёзд» со слабым окружением. В советском театре не должно существовать такой системы.

Возможно, под «звёздами» имелись в виду мы, так называемые «профессиональные» актёры…

Эту странную мысль подхватывает отъявленный подонок Ойслендер, который выступает с горячей «погромной речью», что старых актёров надо вообще ликвидировать как класс… Мы потрясены!..

За что нам такой плевок в лицо? За что? Мы ведь с честью несём на себе весь репертуар… Вскоре выяснилось, что, поскольку Вина сняли с работы, евсекция ведёт переговоры с руководителем московского театра-студии «Фрай-кунст» Б. Вершиловым, который согласен переехать с театром в Киев. Вершилов высказал мнение, что «старые» актёры могут плохо влиять на его «молодёжь» (среди его «молодёжи» многие старше нас). Этого было достаточно, чтобы началась дикая вакханалия… После большой борьбы Калмановича и меня оставили в театре, Шайкевичу помог остаться профсоюз, но Мирьям Лифшиц должна была перейти в польский театр, где она и погибла…

Вершилов со своей группой приезжают, и тут начинается новая страница — период подъёма Киевского ГОСЕТа, один из интереснейших эпизодов моей работы в еврейском театре.

1930

Б. И. Вершилов

Ученик Станиславского и Вахтангова, он соединил в себе творческие принципы обоих великих мастеров. Скажу сразу: первые репетиции с ним нас просто ошеломили! Такого глубокого проникновения в события пьесы и её образы мы ещё не видели!.. Особенно во время работы за столом. Только теперь мы начали понимать, что означает мхатовская система! Большой педагог! Под его руководством мы сыграли много интересных спектаклей: «Уриэль Акоста», «Шейлок», «Первый еврейский рекрут», «Интервенция» Л. Славина, «Поэма о топоре» Н. Погодина, «Нафтоли Ботвин» А. Вевьёрко, «Вращающиеся крылья», «Мой враг» А. Вевьёрко, «Улица радости» Н. Зархи, «Цари земли» и др. …

Очень скромный человек и хороший товарищ. Он разобрался в том, что «старые актёры» вовсе не хотят испортит его «молодёжь», и мы снова играем ведущие роли почти во всех пьесах. Очень жаль только, что, работая одновременно также в Москве, он на целые месяцы уезжал в Москву. Временами приезжал в Киев только на несколько дней…

Однажды, когда театр гастролировал в Кировограде, он приехал в гости из Москвы вечером, на спектакль «Поэма о топоре», где я играл любимую роль татарина по имени Имангужа. Он подходит ко мне попрощаться. Я был уже настолько погружён в образ, что, когда он протянул мне руку, я, обхватив её своими обеими руками, произнёс по-татарски: «Арума!», то есть «Приветствую!» (я досконально изучил татарский язык и обычаи). Лишь потом я спохватился… Он довольно улыбался…

Вскоре часть его московской группы вернулась назад в Москву. В театре остались считанные актёры — нужно сказать, самые способные, талантливые: Р. Яцовская, П. Померанц, М. Ойбельман, А. Рубинштейн. Последний — в качестве режиссёра.

Мы проработали с Вершиловым интересные, творческие шесть лет. В 1936 г. его забрали в русскую драму, потом в Москву. Умер в 1957 г.

* * *

Несколько  эпизодов. Идёт премьера «Интервенции», приглашён автор, Лев Славин. После премьеры происходит разговор автора с коллективом. Славин признаётся, что он смотрел пьесу в Москве, Ленинграде, Харькове, Минске, но здесь он видит «Фильку», о котором мечтал (Фильку играл я). Также ему очень нравятся: Женька — Динор и Аптекарь — Хейфец.

* * *

У нас гостит мой отец. Он смотрит в театре «Поэму о топоре». После спектакля, дома, я спрашиваю его, узнал ли он меня. «Конечно», — отвечает он и уезжает. Через пару месяцев он снова появляется у нас в гостях. Уже с мамой. Случайно они смотрят в театре ту же самую «Поэму». Дома, после обсуждения спектакля, папа спрашивает меня: «Скажи мне, пожалуйста, кто играл этого «сумасшедшего» татарина?» Я растерялся… «А кого Я играл?» — спрашиваю. «Что значит кого? Инженера!» Они оба не узнали меня… Мама была сама не своя, а я… был доволен…

* * *

В Житомире идёт «Улица радости». Я играю Спавенто, анархиста. Согласно пьесе я стреляю в своего хозяина, которого играет очень хороший актёр Мозес Лихтенштейн. Мой револьвер, по театральным законам, не заряжен. Я целюсь, и… мой револьвер стреляет, пыль попадает Лихтенштейну прямо в глаза!.. Он так кричал, что раньше времени дали занавес…

К счастью, в тот же вечер путём лёгкой операции ему благополучно прочистили глаза… Однако каково было моё положение?

* * *

Наш театр стоит на капитальном ремонте. И мы гастролируем целый год. Как-то мы играем в Коростене. Март месяц. Довольно холодно. Мы сидим с Калмановичем на холме недалеко от маленькой речки. Сидит один военный. Вдруг он начинает раздеваться, медленно заходит в реку, голый, окунается, обмывается кругом, неторопливо выходит наружу, не спеша начинает одеваться… Мы смотрим на него, друг на друга и… оба начинаем чихать и кашлять… Мы оба схватили насморк…

1934

Слияние харьковского и киевского ГОСЕТов

Я. Либерт и Г. Вайсман

Киев снова становится столицей Украины. Вместе с правительством в Киев переезжают многие учреждения. Происходит также слияние двух коллективов: харьковского и киевского. Снова трагедия: некоторых актёров не принимают в театр… Принимают новых…

В театр поступают Г. Вайсман и С. Эйдельман. Я. Либерт поступает вместе с харьковской группой, где он уже давно работает. Несколько слов о них: как получилось, что двое старейших, талантливых, уважаемых еврейских актёра, которые некогда, в тяжёлое время, организовали с Э. Р. Каминской литературный театр, вместе с ней проделали триумфальный, героический путь по стране, вот эти двое «могикан» годами оставались вне стен еврейского государственного театра? Таскались по городам и местечкам с мелкими труппами, вели кочевую жизнь, страдая и физически, и морально? Кто в этом виноват? Не припомню ни одного случая с такого уровня актёрами ни на русской, ни на украинской сцене… Безобразный, недопустимый факт!.. Уже сильно состарившиеся, путём унижений, хлопот они в конце концов заняли заслуженное место в советском государственном театре.

К большому несчастью, это «счастье» тоже продолжалось недолго: в 1937 г., в ужасное время ежовщины, Либерт был репрессирован как польский шпион… Кто хорошо знал Либерта, мог легко представить себе этого «политического деятеля», да ещё и шпиона… Благодаря огромной энергии жены, которая просто жертвовала своей жизнью (она вскоре действительно умерла), его удалось через два года освободить… Но что осталось от великана Либерта? Одна тень…

Вайсману повезло чуть больше: в 1940 г. мы праздновали 50-летний юбилей его театральной деятельности. Он получает звание заслуженного артиста, а в 1943 г. умирает во время Великой Отечественной войны, в московском ГОСЕТе… Через три года Либерт  уходит вслед за ним…

Немного истории: в 1907 г. литературный театр, возглавляемый Каминской, играл в Петербурге. В это же время там гастролировал и МХАТ. Некоторые актёры из МХАТа: И. Москвин, В. Качалов, А. Уралов подружились с Либертом и Вайсманом, признавали их большими артистами, часто встречались за штофом вина…

Прошли годы… В 1938 г. МХАТ празднует свой 40-летний юбилей. Наш театр, в числе других театров страны, посылает на юбилей делегацию в составе Г. Вайсмана и Л. Калмановича. Днём в здании МХАТа встречают гостей, принимают поздравления. И. Москвин также находится здесь. К нему подходит Вайсман, здоровается с ним… Москвин смотрит на него сквозь пенсне, морщится… Он не знает, с кем говорит… Вайсман напоминает ему о Петербурге, 1907 годе, труппе Каминской… И все окружающие с большим удивлением наблюдали, как величайший актёр нашего времени Иван Михайлович Москвин, русский интеллигент, истинный демократ, с возгласом: «Гриша!» кинулся целовать пожилого еврейского актёра Гирша Вайсмана!..

* * *

О некоторых других актёрах.

Рая Яцовская, ученица Вершилова. Некрасивая, но талантливая лирическая актриса, полная грации, и способная танцовщица. Замечательная певица, она с исключительным успехом выступала на концертах, исполняя песни разных народов. Она создавала роли, которые имеют полное право быть вписанными золотыми буквами в историю нашего театра: Шулик во «Вращающихся крыльях» А. Вевьёрко, Нора Г. Ибсена), Шуламис  в пьесе А. Гольдфадена, Пнина, «Бар-Кохба» Ш. Галкина, Сумасшедшая  — «Первый еврейский рекрут» Л. Резника по И. Аксенфельду,  и др.

В каждую отдельно взятую роль она вносила свои собственные чудесные, разнообразные нюансы. Какие-то особые благородство, простосердечие, скромность царили в её ролях, как и в её личной жизни…

Умерла она ещё совсем молодой: в 38 лет, во время войны, в Джамбуле, от брюшного тифа… На её могиле нет даже никакого памятника… Огромная несправедливость!

* * *

Ада Сонц из харьковского ГОСЕТа. Я помню её ещё со студии «Культур-лиги» в 1921 г. в Киеве. Уже тогда чувствовался её талант. Когда на базе студии в Харькове был основан еврейский театр, её бурный темпераментный талант раскрылся в полной мере. В некоторых ролях она создала ряд ярких характеров. Особенно хороша она была в следующих ролях: Мадам — «Трубочист», Мать — «Мой сын», «Миреле»  в «Миреле Эфрос», Кручинина («Без вины виноватые»), Мачеха, а также в некоторых гротескных ролях. Сейчас она Заслуженный деятель искусств. Мой добрый товарищ и друг.

Абрам Нугер. Из старой плеяды. Выдающийся актёр и режиссёр из харьковского, затем объединённого киевского театра. Создал классический тип «Простофили», замечательно играл «Скупого» Мольера и ещё многие другие роли… Поставил ряд пьес. Проявил себя как способный режиссёр с оригинальной фантазией. Талантливый актёр с редкой красоты певческим голосом. Постепенно загубил голос, играя характерные роли, жаль! Особенно блестяще играл в «Колдунье» по А. Гольдфадену.

Даниэль Стрижевский. Своеобразный актёр. В некоторых ярких образах он доносит также яркую мысль, например: Калман-сват в «Двух простофилях», Предводитель в «Загмуке» А. Глебова, Менаше в «Акосте», Фаюнин в «Нашествии» Л. Леонова, и др. Я считаю, что он больше режиссёр, чем актёр. Поставил ряд спектаклей в театре и вне театра… К его удачным постановкам я отношу такие, как «Девушка из Москвы» А. Губермана, «Дядя Ваня», «Мачеха».

Я должен был бы многое написать о своём товарище Фае Заславском, заслуженном артисте УССР, также из театра «Онгейб», затем студии «Культур-лиги», который несколько лет работал в харьковском ГОСЕТе. Явно талантливый актёр, но я очень мало видел, как он играет. Мне трудно что-то конкретное написать… Уже много лет, как он на русской сцене…

Александр Гранах

В 1936 г. к нам в театр поступил известный еврейский актёр из Германии Александр Гранах. Откуда он родом? Шайка-булочник, мальчик из Польши с кривыми ножками, он мечтает стать актёром. Но с плохими ногами — кто его примет? Парень узнаёт, что в Германии находится знаменитый профессор, хирург, который умеет выпрямлять ноги… Он отправляется туда, пробивается к профессору, слёзно упрашивает его и даёт произвести над собой ужаснейшую и очень болезненную операцию — ломку костей, выходит здоровым, с прямыми ногами. И становится актёром. Это уже само по себе является героическим поступком. Но ему мало! Он пробивается к известному немецкому режиссёру Максу Рейхнгардту, и становится его учеником. Через некоторое время он вырастает в большого мастера, много ездит по европейским городам с гастролями, везде с огромным успехом.

Гитлеризм выставил его из Германии, и он приезжает к нам в страну, куда его пригласили сыграть вожака цыган в „Последнем таборе”. Эту роль он сыграл замечательно. Будучи в Киеве, он познакомился с Вершиловым, который его пригласил в нам в театр. Он согласился, и вот он репетирует пьесу Шекспира „Шейлок”. Гранах играет Шейлока, и в то же время является вторым режиссёром. Постановщиком был Вершилов.

Его объяснения актёрам ролей были весьма своеобразными. К примеру, актёру, который играл марокканского принца, Гранах внушал: „Понимаешь, уже год, как ты не имел женщины. И когда ты видишь Порцию, тебе хочется залезть на неё и…” Комментарии излишни.

А вот как он играл Шейлока: на сцену выходит красивый еврей, ширококостный, с добродушной мягкой улыбкой, счастливый отец. Говорит с людьми ласково, сердечно. В реалистических, я бы даже сказал, бытовых тонах. Чувствуется какая-то внутренняя сила, твёрдый характер. Но только после того, как его дочь Джессика исчезает. А в сцене с Тувалом появляются такие дикие, построенные на чистой технике, выкрики, что это вносит определённное противоречие в его игру, и это вызывает определённые разногласия в оценке его творчества, особенно в театральныъ кругах… И наоборот: в сцене суда, когда он точит нож, чтобы отрезать мясо у Антонио, его интонации снова становятся простыми, но очень убедительными. Я думаю, что в целом он сыграл роль как большой мастер, блестяще.

Его другая роль, Бойтре, удалась ему меньше. Здесь некоторые его возгласы уже абсолютно не подходят… Хотя у него был железный голос. Был сердечным человеком и в то же время немного богемой… В 1937 г. он был арестован как шпион. Но благодаря ходатайству ряда организаций его освобождают. Он перебрался за границу, оттуда написал в адрес театра, можно сказать, классическое письмо! Написано было следующее:

Страну я благославляю!
Друзей целую!
На врагов сру.
А. Гранах

После войны до меня донеслись слухи из Америки, что прямо во время спектакля, на сцене, он умер от аппендицита.

* * *

Вершилов меня «разбаловал»! После него не каждый режиссёр может меня быстро удовлетворить. Два года мы работали с Нохемом Лойтером, братом Эфраима Лойтера. Способный организатор спектакля, неплохой режиссёр. Слабее работал с актёром над ролью. Не помню, по каким причинам он ушёл из театра.

У нас ставили спектакли режиссёры со стороны и наши собственные. К нам был приглашён на постановку, потом в качестве художественного руководителя Мойше Гольдблат.

Мойше Гольдблат

Лето 1918 года. У нас в городе играет странствующая труппа под руководством румына Бедеско-Вандергольда. Он сам играет главные роли. Румын — еврейский актёр!

Я знакомлюсь с актёром труппы по фамилии Бенами, худым невзрачным пареньком с жёлтым личиком, в узких дешёвых штанах. Он жалуется на своё положение, делится своим стремлением к чему-то лучшему. Через пару лет он поступает в студию, а потом в Московский еврейский государственный театр. Сейчас это народный артист Казахской ССР Моисей Гольдблат.

Интересный путь проделал этот простой бессарабский парень. Свои молодые актёрские годы он провёл в страданиях и лишениях, играл в худших еврейских труппах, особенно у Мишурата, представителя самой низшей ступени искусства, актёра-халтурщика, антрепренёра, у которого актёры выпрашивали 15 копеек аванса, часто ходил от местечка к местечку пешком, по шпалам, неся при этом директорский реквизит и костюмы. Отнюдь не лёгкий путь.

Поступив в московский ГОСЕТ, он годами страдал от диктата Грановского, как «старый» актёр, выбрался на широкий актёрский путь, впитал в себя московскую театральную культуру, дорос до руководителя цыганского театра «Ромен», потом руководителя Биробиджанского еврейского государственного театра. Теперь он работает у нас. Человек огромного темперамента, блестящий актёр, ещё лучший режиссёр, с большой фантазией, большой мастер мизансцен.

Отработал у нас до ликвидации театра. За эти годы поставил ряд крайне интересных спектаклей, особенно можно выделить следующие: «Бар-Кохба» П. Маркиша по А. Гольдфадену, «Кол нидре» П. Маркиша, «Блуждающие звёзды», «Восстание в гетто» П. Маркиша, «Стоит жить на свете» А. Губермана и др. С его приходом начался бурный расцвет театра. Мы росли от спектакля к спектаклю, но наше восхождение было прервано датой: 22 июня 1941 г. Разразилась Великая отечественная война.

1941

Война

У нас в городе выстроен новый большой стадион. Я уже обеспечен билетом. Завтра состоится торжественное открытие стадиона. Я счастлив и считаю оставшиеся часы… Утром в воскресенье моя жена будит меня криком: «Война!» «Что за война? — отвечаю я со сна. — Это, наверное, учения, а ты делаешь панику…». Но продолжать спать уже невозможно… Я одеваюсь, выхожу на улицу. Да, немцы только что бомбили Киев… Я бегу в театр. Повсюду серьёзные, напряжённые лица. И начались ужасные, бессонные дни и ночи… Без отдыха… По решению ЦК мы группами эвакуировались из Киева. Я выехал со своей женой и группой товарищей 6-го июля, и через 8 суток кошмарной поездки мы добрались до города Кустаная, в Казахстан. Здесь я поступаю на работу в местную русскую труппу. Нелегко мне дался переход с еврейского на русский…

На мою долю выпало сыграть множество ролей советского и классического репертуара: Несчастливцев («Лес» А. Островского), Маргаритов («Поздняя любовь» А. Островского), Захар («Приказ по фронту» Г. Мдивани) и др. Материально нам жилось очень тяжело, хоть мы оба работали, потому что почти всё наше имущество в спешке оставили в Киеве. Так мы прожили первый военный год, пока украинское правительство не решило созвать наш театр в одно место. Эту миссию выполнил наш новый директор, бывший еврейский актёр Гирш Спекторов (уже нет в живых), который собрал нас всех в городе Джамбул.

Джамбул

Небольшой, довольно грязный город. Здесь находится много эвакуированных евреев из разных городов, евреев из Польши. С большими трудностями (пока что нет костюмов, декораций, материалов) мы готовим спектакль «Миреле Эфрос», но сборы очень слабые. Евреи боятся ходить ночью… На улицах опасно, людей раздевают…

Но работать надо. И мы перестраиваем работу и начинаем играть на русском языке. Наш репертуар: «Русские люди» К. Симонова, «Нашествие» Л. Леонова, «Без вины виноватые» А. Островского, «Мачеха» О. Бальзака, «Жди меня» К. Симонова, «Пётр Крымов» К. Финна, «Неравный брак» Б. Шоу, а также несколько концертных программ, одноактные пьесы. За это время мы дали несколько сот концертов в Красной армии, в госпиталях, на призывных пунктах. Значительная часть актёров, и я в том числе, получили почётные грамоты ЦК «Рабис», а также грамоты и благодарности военных частей и различных организаций.

Материально мы все жили очень тяжело, в нечеловеческих условиях. Почти все мы проживали в холодном, грязном общежитии, по 5-6 семей в одной комнате, без пайка, всё приходилось покупать на рынке, многие товарищи часто болели, ходили полуголодные, некоторые оборванные, опустившиеся. Было совсем не весело… Новости с фронта плохие. Настроение подавленное… В это время к нам в театр приезжает эвакуированная из Ленинграда русская актриса Тамара Сайц. Редкий человек, сердечный товарищ и хорошая актриса, она быстро заслужила любовь и уважение всего коллектива. Два года она проработала с нами, переезжая из одного города в другой, пока Ленинград не был освобождён от ужасной блокады.

Сайц собирается вернуться домой. Перед её отъездом в театре устраивают в её честь собрание. В её адрес было высказано много тёплых слов, горячих пожеланий. Сайц просит слова и… выступает с пламенной речью на… идиш! Это вызвало сильный смех и ещё более сильные, бурные аплодисменты (речь я заблаговременно с ней подготовил). До последнего дня мы поддерживаем с ней самые лучшие отношения.

Некоторое время у нас работал интересный актёр из Польши Симха Натан. Ему, бедному, очень тяжело давался русский язык. После войны он уехал обратно в Польшу, где вскоре умер. В Коканде (Узбекистан), где мы работали последнее время, нам уже жилось немного легче. Отсюда по решению украинского правительства мы реэвакуировались на Украину.

1945

Черновцы

Я намеренно пропускаю время войны и ничего не пишу о ней, потому что моя «литературная» фантазия слишком слаба для этого. Хочется только подчеркнуть, что из нашего театра ушла на фронт значительная часть актёров и сотрудников и большинство из них погибли в боях… Забыть таких дорогих товарищей и друзей, как Альперович, Сапожников, Константиновский, Бергельсон и многие другие, ни в коем случае нельзя!

Итак, мы едем домой, на Украину. Не в Киев. Потому что здание нашего театра в Киеве сгорело, а другого здания нет, или кто-то не хотел, чтобы оно было… Так или иначе, но мы едем на Буковину, в город Черновцы. Здесь есть большое еврейское население, довольно хорошее здание. Местные евреи принимают нас с большой любовью и вежливостью. Мы выступаем с большим успехом. Можно сказать, что в последние пять лет своего существования театр снова возродился и поднимался всё выше…

Юбилей

Именно в 1945 г., летом, наш театр выезжает на гастроли в Киев. После ужасного четырёхлетнего перерыва мы снова играем, правда временно, в Киеве. Трудно передать, как киевские евреи нас встречали. Это был большой праздник. Театр просто разрывали аплодисментами… Мы чувствовали любовь зрителей, поэтому мы играли в особо приподнятом настроении! Здесь нам пришлось отметить 20-летний юбилей театра. Юбилей прошёл весьма торжественно. Было, как обычно, много поздравлений, приветственных адресов. Из Москвы приехал Михоэлс, который произнёс пламенную поздравительную речь, в честь театра даже был организован банкет. Но:

Горе горшку, который попадает на камень.
Горе горшку, когда на него падает камень.
(Из «Бар-Кохбы»)

Что сказать? Такой «бедной свадьбы», кажется, ещё не было в истории советских театров….

Такой театр, с такими достижениями, с такими признанными мастерами, и… три звания с двумя грамотами!?!

Что это значит? Я говорю громко, во всеуслышание: я счастлив, я горжусь тем, что я получил звание заслуженного артиста, но радость была омрачена… Неужели мы «бедные родственники»? Огромная досада! Мы вернулись в Черновцы, как оплёванные.

Как уже было сказано, М. Гольдберг поставил в 1939 г. «Бар-Кохбу». Хочется немного подробнее остановиться на двух ролях, которые я в это время играл.

Бар-Кохба

Ещё за два года до прихода Гольдблата дирекция объявляет мие, что я назначен на роль Бар-Кохбы. Я уже давно играю только характерные роли, и, поскольку Бар-Кохба — типичный «герой», я отказываюсь от роли. Меня непрерывно уговаривают не отказываться, и я, в конце концов, соглашаюсь. Мы уходим в отпуск. А после отпуска надо начинать работать над пьесой. Я еду в Кисловодск, на курорт. Там я обкладываюсь соответствующей литературой, начинаю размышлять, фантазировать… Вот я, Бар-Кохба, иду через горы и долины, через пески пустыни, от селения к селению, зову народ к восстанию против римлян, которые поработили мою страну… Я придумываю лозунг: «Смерть римлянам!» Этот лозунг я выкрикиваю во всю мочь и вдруг слышу истерический женский крик…

Оказывается, мой дикий возглас так перепугал влюблённую парочку, что они скатились с горы… В Кисловодске, между «Храмом воздуха» и «Красным солнышком»… Так я работал над крайне трудной, ответственной и очень интересной ролью. Проработал много книг по римской истории, изучил «Историю евреев» Греца, вспомнил учёбу в хедере и что мы говорили об этом герое, пока у меня в душе не укоренилась его необычайная любовь к народу, к стране, к любимой Пнине, его страшная ненависть к врагу, к римлянам. Заряженный этими мыслями и чувствами, я начал понемногу входить в образ замечательного пастуха, легендарного героя, прирождённого вожака, военного таланта, большого патриота… Мне это стоило много сил, но, кажется, не оказалось напрасным! Спектакль был эпохальным, блестящим! А я?.. По-видимому, роль мне удалась…

Гоцмах

Наш режиссёр А. Рубинштейн делает очень удачную инсценировку романа Шолом-Алейхема «Блуждающие звёзды». В течение многих лет, мечтая сыграть в этом произведении Шолом-Алейхема, я получаю в этом спектакле роль Гоцмаха, и если быть откровенным, я все свои годы благодарен за это М. Гольдблату. С особым рвением и любовью я взялся за работу. Гоцмах! Талантливый, простой человек из народа, «амхо», которого неудержимая сила влечёт к еврейскому театру. В плохо оплачиваемой труппе, большой бедняк, больной туберкулёзом, часто недоедая и недосыпая, терпя порой тумаки антрепренёра, один из замечательных мечтателей, фантазёров, со своей песенкой и танцем он носится по свету, этот любимый шолом-алейхемовский герой, один из «блуждающих звёзд».

Иногда с проклятиями и отчаянием, но всегда с гордостью и достоинством он нёс на своих худых плечах тяжёлое бремя, шёл путём страданий и лишений, на которые его обрекал старый еврейский театр, и я думаю, что даже богатства Ротшильда не могли бы заставить его свернуть с этого пути… Вот такая необыкновенная любовь привела его сюда и держала до последней минуты, до его трагической гибели… И хотя он играл комиков, в сущности он был трагической фигурой.

Так, и только так я представлял себе Гоцмаха, в этом направлении работал. И в этом плане сыграл, можно сказать, одну из лучших своих ролей!.. Во время репетиций за столом, когда я произносил текст Гоцмаха о театре, сцене, у меня однажды разыгрывается фантазия, я вдруг сдёргиваю скатерть со стола и начинаю её целовать… Это была как бы не скатерть, а священный сценический занавес… И дело пошло… Я начал «купаться», как говорят, нашёл «зерно»… От репетиции к репетиции мы оба так сроднились, что мне уже трудно было различить, где кончается «я» и где начинается «Гоцмах»… Мы стали одним целым… Я много раз играл эту роль, но не помню, чтобы хоть один раз я не был до краёв наполнен событиями жизни героя и его переживаниями… Какое-то сверхъестественное состояние! Это не слова. Мне кажется, что если бы мне было суждено сыграть только эти две роли (Бар-Кохбу и Гоцмаха), я бы всё равно благословлял свою судьбу…

В этом спектакле замечательно играли: Софья Лейман (Рейзл Спивак) и Семён Бидер (Лео Рафалеску). Спектакль везде проходил с большущим успехом. Думаю, что это одна из лучших постановок М. Гольдблата.

          * * *

Остаётся добавить, что я с большой любовью играл следующие роли: в молодые годы — Яшка-музыкант, дурачок Ицик, Царь Голод, Ханан, Хацкл, Стемпеню, Мотька-вор, Хона-Меер, Макс, Лейви-Ицхок; в среднем возрасте — Пилька, Имангужа, де Сантос, Шмага, Трубочист, Рухлов, Ошер, Селиванов; в старшем возрасте: Глоба, Астров, Довид Крель, Трубников, Семибрат. А вообще я сыграл около 180 ролей, но перечисленные — лучшие из них и самые любимые.

* * *

О некоторых курьёзах. В одно прекрасное утро мне становится очень плохо. Что-то с почками. Я едва доползаю до больницы, там меня спасают добрые друзья-врачи во главе с профессором А. Мангеймом, почитателя и друга нашего театра. Он выписывает мне множество рецептов. Предупреждает меня, что водка, вино и пиво для меня яд. И велит через некоторое время снова появиться у него. Я честно выполняю все его указания. Мы вообще дружили, и через месяц я прихожу к нему домой. Он очень радушно обнимает меня, и на столе появляются: спирт, ликёры, вино и закуски… Все пьют, только я, помня его наставление, отставляю рюмку в сторону, и тут происходит следующий диалог.

Он: А Вы, почему не пьёте?
Я: Мне запрещено пить.
Он: Какой дурак Вам запретил?
Я (показываю на него) Александр Ефимович Мангейм!
Он: Плюньте на него. Вам всё можно!

Иди знай такое дело!

* * *

Мы были на гастролях в Одессе. Одновременно мы играем в Кишинёве, и актёры летают самолётами туда и обратно… Вот висит приказ, что я тоже должен лететь… Легко сказать лететь, если я ещё никогда не летал. Даже машиной мне трудно ехать: кружится голова. Я не могу смотреть вниз с четвёртого этажа. А сейчас я должен лететь…

Кто мне позавидует?.. Но приказ висит, и лететь необходимо… Пять ночей я сплю мало, последнюю ночь не сплю вообще, по пути к аэродрому и в автобусе мне дважды становится плохо, хочется рвать… На аэровокзале я выпиваю 200 г водки, но это не помогает, волнение не проходит… В этом состоянии я сажусь в самолёт… и пролетаю пятьдесят минут без всяких эксцессов… Но желудок я себе на несколько дней испортил…

* * *

В 1948 году погиб лучший актёр еврейского театра нашего времени Соломон Михоэлс…

* * *

В 1949  году был ликвидирован Московский еврейский государственный театр…

* * *

В этом же году был ликвидирован Белорусский еврейский государственный театр…

* * *

В 1950 году был ликвидирован Биробиджанский еврейский государственный театр…

1950

Последняя глава

И вот приходит комиссия по ликвидации нашего театра. Мы последние на очереди… Уже висит последняя афиша: 9, 10, 11, 12 февраля. «Блуждающие звёзды», «Опасный перекрёсток» М. Маклярского, «Вольный ветер». Все билеты были распроданы, но сотни людей осаждают кассу, администрацию с требованием: «Билеты!» Пусть в проходе, стоячие, 50, 100 рублей за билет, лишь бы иметь возможность побывать в театре, попрощаться с ним, с нами…

9 февраля идут в последний раз «Блуждающие звёзды»… 9-го утром нас созвали на репетицию, и М. Гольдблат держит перед нами следующую речь: «товарищи, вы не дети и хорошо понимаете ситуацию. Мы прочитаем пьесу по ролям и исключим неподходящие слова».

Грустная ирония: в пьесе, наполненной мечтой о еврейском театре, нужно выбросить слово «еврейский» и подобные ему, чтобы избежать нежелательных ассоциаций и выводов… Мы начинаем репетировать… Проходит несколько минут, и Софья Лейман (Рейзл Спивак) разражается истерическим плачем… Её успокаивают. Репетиция идёт дальше… Через какое-то время другая истерика: Шимен Бидер (Лео Рафалеско). Мы успокаиваем его… Я держусь… М. Гольдблат замечает моё мужественное состояние, просит меня во время спектакля обратить внимание на партнёров, поддержать их, если что… Ладно!..

Идёт спектакль. Тут происходит нечто необычное, странное. В спектакле есть места, где зрители много и от души смеялись. В этот вечер мы не слышали смеха… Тихо, слишком тихо было в плотно набитом зале… Женщины с платочками в руках, которые они часто прижимали к заплаканным глазам, мужчины с озабоченными лицами… Я держался до конца…

Согласно пьесе я, Гоцмах, умираю от чахотки…. Мои последние слова: «Врачи говорят: Италия, Швейцария, тёплое солнце, чистый воздух… Глупцы, дураки, идиоты!.. Зачем Гоцмаху тёплое солнце, чистый воздух без «еврейского» (выброшено) театра, без сцены… Театр… Сцена… (вспоминает минувшие годы) А… йехи эл!  (Он уже не сходит с постели, еле ползает, но при этих словах его поднимает нечеловеческая сила)… (поёт) Живо… Живо… Жи… (умирает)…» Я падаю… Занавес опускается… Но встать… нет, не получается. Я не помню, кто меня поднял. Меня сотрясали истерические рыдания.

Спектакль заканчивается, публика тихо аплодирует. Медленно… Занавес много раз открывается в ответ на аплодисменты, потом люди начинают подниматься с мест и тихо, ступая почти на цыпочках, как будто в другой комнате лежит умерший близкий человек, евреи выходят из театра… Так они прощались с театром-покойником, с нами… А что делалось за кулисами?..

Мой близкий друг сказал мне потом, что так я никогда ещё не играл!..

Мои дорогие! Ведь это была спетая мною «лебединая песня», моя последняя глава «Песни песней»!..

* * *

(Занавес медленно опускается)
Послесловие

Театр закрыт. Ну, а актёры? Молодёжь? Множество здоровых, трудоспособных, талантливых? Куда им всем деться? И вот финал: некоторые умерли с горя, некоторые — сошли с ума, некоторые устроились в русские театры, некоторые — в клубы, некоторые — на пенсию… Рассеяны по всей стране…

Ах, как не хочется подводить итог!..

Хочется верить, что страшная несправедливость, которая была совершена с нами, против нас, когда-нибудь станет предметом обсуждения и история вынесет ей свой приговор!.. Я надеюсь, что найдётся тот, кто точно и чётко опишет и осветит титаническую, самоотверженную работу, которую еврейские актёры, актрисы и другие театральные деятели проделали. Особую любовь, с которой они клали каждый кирпичик на большом строительстве еврейского советского театра, бесчисленные жертвы, которые они приносили на этом героическом пути, не жалуясь… Страдая молча… Кто это правильно, по достоинству оценит? И кто напомнит о тех, кто уже ушёл от нас? Отзовись, новый человек, напиши об этом всём!.. Знай: они это честно заслужили!..

Я сижу и оплакиваю наше огромное горе…

* * *

Что мне с того, что я, вместе с некоторыми считанными актёрами, был переведен в русский театр? Допустим, что мне несколько больше «повезло». Я единственный поступил в Киевский русский театр. И хотя руководители коллектива приняли меня весьма вежливо, и некоторое время я играл отнюдь не плохие роли, но времена меняются… Меняется руководство, начинает ощущаться «зловоние», я чужой, творческого удовлетворения не чувствую, не хочется быть таким, которого держат из милости… Я ухожу на пенсию. Отработал семь лет…

Была без радости любовь,
Разлука будет без печали…

Хотя я здесь встретился с группой больших мастеров, таких, как К. Хохлов, Л. Варпаховский, М. Романов, Ю. Лавров, В. Халатов, М. Высоцкий, Л. Карташова, М. Стрелкова, О. Смирнова, М. Белоусов и др.

Врачи-убийцы

В 1952 г. арестовывается группа еврейских профессоров, врачей, которых обвиняли в том, что они убили выдающихся государственных деятелей, отравили многих советских людей, своих больных… В прессе сообщалось, что они признались в жутких преступлениях… Это означало: евреи — враги советского народа!..

Разговоры на эту тему в народе достигали такой резкости и напряжённости, что я боялся ездить в троллейбусе… В марте 1953 г. происходит «чудо»: умирает Сталин… Спустя недолгое время я как-то сижу один дома. Вдруг я слышу сообщение по радио, что арестованные врачи, как выяснилось, являются порядочными советскими людьми, ни в чём не виноваты и освобождены из тюрьмы… Потрясённый, я выбегаю на улицу… Еду в театр… На Крещатике я встречаю своего товарища Мосю Розина, еврея, русского актёра, тоже из Русской драмы… Мы подходим к одному, к другому, говорим «Мазлтов!» («Поздравляю!»), целуемся, рыдаем и… расходимся в разные стороны…

* * *

Театр им. Франко гастролировал в Польше. Спустя некоторое время я встречаюсь с актёром этого театра Габриэлем Нелидовым, евреем. Он рассказал мне, что в Варшаве группа актёров: Г. Юра, А. Бучма, он сам и ещё некоторые ходили смотреть памятник на месте, где происходили страшные события — восстание евреев против фашистов во время войны в еврейском гетто. Придя туда, Бучма, лучший украинский актёр, опустился на колени, остальные за ним… Так они почтили героев, которые погибли в неравной борьбе. Он, Нелидов, поднял с окровавленной земли несколько камешков, привёз их домой на память… Мог ли я это спокойно выслушивать?

1958

Случилось большое несчастье!

Мой единственный близкий, лучший друг, моя жена Роза ушла… Ушла туда, откуда ещё никто никогда не возвращался… Она часто болела, в конце концов заболела раком, и 14 февраля 1958 г. умерла… Тяжело… Сейчас я остался совсем один, одинокий… Без лучшего друга, без театра, без товарищей…

1959
Снова Белозерье

Уже около 50 лет я не был в родном местечке. Этим летом один мой старый земляк Янкл Туран уговаривает меня проехаться туда. Я еду в Черкассы, по которым я всегда скучаю, и оттуда автобусом в Белозерье. И вот мы шагаем по местечку, ныне селу… Сегодня второе мая, которое совпадает с русской пасхой. На улицах почти нет людей. Все в церкви… Я узнаю многие знакомые дома. Тишина… Странное состояние… Я словно нахожусь на другом свете… Или вижу сон наяву… Вот дом дяди Пини, вот дорога на Хацки… Здесь стояло кладбище… Вот бывшая Талмуд-тора, где мы 54 года назад играли в войну… Вот базар… А вот дом деда… Такой же, как тогда… То же крыльцо, но вишнёвых деревьев уже нет… Каменного дома, где жили мы, уже тоже нет. Нет уже и груши… Ни одного знакомого лица… С разбитым сердцем я уезжаю прочь от моих детских сладких лет…

Бабий Яр…

Уже 12 лет, как я живу на Лукьяновке, и не могу себе простить, что только в 1961 г. впервые побывал на Сырце, который находится в пяти-шести минутах езды от меня…

И вот я стою на земле, которая поглотила в себя более 70 000 жертв гитлеровских палачей… Ужас охватывает меня… Очень трудно вообразить эту трагедию, представить себе, как тысячи евреев, с узелками, без узелков, шли несколько дней без остановки, как в 29 сентября 1941 г., точно в день моей свадьбы, они пришли к месту, где их ждал такой ад…

Именно отсюда в этом году, весной, хлынул гигантский поток воды и глины, затопил часть Подола и добавил несколько сот новых жертв. Поговаривали также, что вместе с потоком неслись человеческие кости… Наверное, земля плачет, рыдает до сих пор… Ужасное впечатление!..

И на этом священном месте варвары собираются вместо памятника выстроить стадион!..

Театральные силуэты
Московский ГОСЕТ

Лишь в 1921 году я впервые посмотрел в московском ГОСЕТе «200 000». Всё для меня ново. Блестящий фейерверк чудесных мизансцен. Массовые сцены, музыка, оформление… Настроение кипучей радости царило на сцене… Талантливые актёры: С. Михоэлс, В. Зускин, С. Ротбаум и др. Уже позже я посмотрел почти все их спектакли. Особенно меня поразили «Колдунья», «Путешествие Вениамина Третьего», «Труадек», «Король Лир». Триумфальный путь! Мы могли гордиться таким театром!

К сожалению, он долго не просуществовал. В 1928 г. театр с большим успехом гастролировал по Европе, но А. Грановский, художественный руководитель театра, оттуда не вернулся. Некоторое время он работал в кино, в различных театрах, часто переживал провалы, начал болеть и умер в нищете, одиноким… На его похоронах присутствовал только один человек — больничная медсестра… Театр в Москве начал деградировать… Михоэлс, который принял на себя руководство театром, понемногу, с большими трудностями начал переводить театр на реалистические рельсы…

Перестройка стоила очень дорого… Ошибки, провалы… А когда театр снова занял почётное место в стране, лютые враги вдруг убили Михоэлса, и через некоторое время театр был ликвидирован… Зускин, новый руководитель театра, был арестован и погиб в тюрьме…

Так прекратило своё существование это замечательное явление нашего времени.

Клара Юнг

1916 год. Я в Екатеринославе (сейчас Днепропетровск). Здесь играет недавно прибывшая из Америки Клара Юнг. Что тут говорить! Я посмотрел все её спектакли с огромным удовольствием! В те годы она действительно была «молодой» и щедрой рукой дарила ростки своего таланта! Её окружал весьма достойный ансамбль: Яков Лерман, Канапов, Жорж, Славина, Славин…

В 1925 году она была на гастролях в нашей стране. Я знакомлюсь с ней, и она рассказывает мне интересные истории об актёрах. Например: в Америке играла актриса Липцин, ради которой Гольдфаден написал свои первые пьесы, такие, как «Хася-сиротка» и ещё другие… Так вот, эта Липцин в последнем действии, когда она травится за кулисами, чтобы выйти на сцену со слезами в глазах, щипала себе руки до такой боли, что начинала плакать настоящими слезами…

В 30-е годы Клара Юнг снова гастролирует у нас. Некоторые актёры из её труппы начали говорить на общепринятом литературном языке, т. е. на литовском диалекте. Идёт «Шестая жена». На сцене сидит влюблённая парочка. Он говорит: «Куш мих…» («Поцелуй меня…»). Другая парочка: «Эр зогт: киш мих!» («Он говорит: поцелуй меня…»). Клара Юнг, которая все эти годы говорила на старом диалекте, услышав разные диалекты, выходит на сцену со своим возлюбленным и говорит ему так: «Киш мэх, куш мэх, каш мэх, аби ты эпес…» («Поцелуй меня» в двух диалектных вариантах и одном, которого нет ни в одном диалекте, «… только делай что-то»). Это, естественно, вызывало бурный смех и гром аплодисментов…

Она умерла в 1952 г. в Москве, одинокой…

Михаил Эпельбаум

Мой товарищ в течение многих лет. Кто не помнит могучего богатыря, одного из лучших еврейских певцов? Народ его любил. В порядке дружеской критики должен сказать, что ему немного не хватало музыкальной культуры. Перед его отъездом в Америку на гастроли в 1926 г. мы организовали в «Кунст-винкл» несколько спектаклей. Дружеский банкет. В Америке дела шли посредственно. И он возвращается назад. Ездит по стране с концертами. Потом с Кларой Юнг, повсюду с большим успехом. Получает звание: заслуженный артист…

Становится вместе с другими жертвой жестокой расправы. Отсидев пять лет, освобождается после смерти Сталина, начинает снова выступать с концертами. Но недолго… Заболевает… Рак… Нету Миши Эпельбаума… Такой богатырь…

Авром Моревский

Недавно я перечитал три его книги «Воспоминания еврейского актёра», вышедшие в Польше. Об этом актёре я слышал много лет назад. Честно говоря, я очень завидую пройденному этим человеком пути: он учился в Петербургской театральной школе, у лучших педагогов, как Далматов и подобные, объездил почти весь свет, видел лучших русских и европейских актёров, встречался со многими интересными людьми, писателями. Я даже читал его перевод «Уриэля Акосты» на идиш. Завидую, потому что я не имел возможности, как он, получив от богатых родителей толстую пачку сотенных, разъезжать месяцами по Европе, ничего не делая, но черпая искусство, культуру…

Многое в его воспоминаниях мне нравится, но некоторые моменты вызывают досаду: он слишком много плачет, часто там, где это вовсе не нужно, пахнет интеллигентскими, гнилыми сантиментами…

А против некоторых его сентенций я вообще протестую! Он пишет о К. Станиславском и В. Немировиче-Данченко примерно так: «В. Немирович — режиссёр, а К. Станиславский — сумасшедший…» Извините, А. Моревский! Такая «критическая» оценка величайшего режиссёра-новатора двадцатого столетия пахнет безграмотностью и маразмом…

Сарра Фибих

А кто помнит Сарру Фибих? Кипучий темперамент! Талантливая, умная актриса! Ей было тесно в рамках старого еврейского театра. Она пускается на различные эксперименты, организует на Украине театр малых форм, театр держится.       Она становится исполнительницей еврейских народных песен, выступает повсюду с большим успехом. Умирает неожиданно, безвременно…

М. А. Ленская

Я чётко помню, как в киевских газетах до революции на первых страницах крупными буквами печатались об этой певице такие анонсы:

Выступает наша несравненная Марья Александровна Ленская!

И её большое фото посередине. Она была любимицей киевской публики, особенно студентов. Несколько бедных студентов она держала на стипендии. Были такие времена, когда молодёжь, восхищённая её пением и прекрасными общественными делами, на руках относила её по киевским улицам домой. И вот в 1924 г., я уже работаю в «Кунст-винкл», я знакомлюсь с пожилой женщиной, которая представляется так: Мария Александровна Ленская… Я просто потрясён!

Я узнаю, что она числится певицей при киевской эстраде, но… голоса у неё уже нет, нового репертуара — тоже, старый не пропускают… Одета она очень бедно… Где её прежний блеск… Старая, больная еврейка… (да, да, еврейка!). Её исключают из эстрады, она поступает в театр Франко, работает некоторое время, потом её одолевают болезни, она долго не сходит с постели и умирает забытая, в нищете…

Мария Александровна Ленская!

А. Бучма

Об этом великом актёре уже написаны и ещё будут написаны книги и монографии. Я считаю, что это был величайший украинский актёр нашего времени. Хоть я был знаком и дружил с ним с 1920 г., мне трудно писать о его творческой деятельности в театре и кино. Хочется вспомнить только парочку штрихов, говорящих о его мастерстве: в 1922 г. в театре Франко идёт «Чёрная Пантера» Винниченко. Белого Медведя играет Бучма. После той сцены, когда он выигрывает её [Чёрную Пантеру] в карты, между ними происходит один диалог. Она говорит, что он её не любит, и уходит. Он остаётся один. Долгая пауза, на которую Бучма был большой мастер. Некоторое время он стоит как вкопанный, потом начинает медленно и тихо ходить по комнате, выписывая руками в воздухе кривые… Замечательная, берущая за душу пауза завершается одним единственным сказанным словом: «Свинство»… Блестяще!

Композиторы

Несколько слов об отдельных еврейских композиторах, с которыми мне пришлось работать

Иешуа Шейнин

Талантливый, оригинальный композитор. Некоторое время писал для театра. Его музыка к пьесам: «Дибук», «Два простофили», «Трубочист» («Кунст-винкл»), «Юлис», «Первый еврейский рекрут», «Уриэль Акоста», «Шейлок» (Государственный театр) отличалась чудесной лиричностью, мелодией, сердечностью. В начале 1930 г. он организует прекрасный еврейский хор «Евоканс», который выступал везде с большим успехом. К пятилетнему юбилею он получает звание: «Заслуженный ансамбль республики». Был неожиданно распущен в 1938 г.

И. Шейнин прошёл в Советской армии войну, получил ордена, звание «Заслуженный деятель искусств», неожиданно умер в 1945 г. в Берлине. Сердечный человек и хороший товарищ.

Моше Михаэль Мильнер

Мечтательное, бледное, красивое лицо с выражение наивности на нём. Большой мастер. В жизни ребёнок. Таким он остался в моей памяти. Написал оперу «Небеса пылают», множество еврейских песен, замечательную музыку к пьесам: «Бар-Кохба», «Гирш Леккерт» [А. Кушнирова], «Парни» [Э. Фининберга], «Лучший человек» и др. (Харьковский государственный театр). Дирижировал он слабее. Тонкая натура и душевный человек.

Семён Штейнберг

Истинно театральный, порядочный человек, большой труженик. Твёрдой рукой руководил оркестром. Искусно использовал и обрабатывал народную музыку. Написал большой музыкальный цикл: «Еврейская свадьба», «Молдавский фольклор» и др. Написал очень удачную музыку к пьесам: «Блуждающие звёзды», «Степь горит», «Два простофили», «Трубочист», «В огне», «Пуримшпилеры» и многим другим. Был немного хмур, неприветлив. И его уже тоже нет на свете…

Натан Рахлин

У нас в театре дирижировал молодой дирижёр Н. Рахлин, исключительно способный музыкант, который написал оригинальную музыку к пьесе «Улица радости». Одновременно он работал в филармонии. Один эпизод: идёт генеральная репетиция пьесы «Юлис», второе действие. Оркестр молчит. Я, режиссёр спектакля, бегу к оркестру. Рохлина нет. Где он? Сбежал в филармонию… Там тоже репетиция… Посреди зимы, без пальто… А за дирижёрский пульт становлюсь я… (Смешно сказать). Сейчас он народный артист СССР, лауреат Государственной премии.

Евгений Жарковский

В «Кунст-винкл» работает аккомпаниатор, пианист Женя. Очень наивный, неопытный парень, способный музыкант. Спустя годы он вырастает и становится выдающимся композитором нашей страны Евгением Жарковским. Написал много популярных советских песен и хорошую оперетту «Морской узел».

Григорий Компанеец

Человек высокой музыкальной культуры, много поездивший по свету. Большой педагог. Работая в театре, он начал развивать у актёров любовь к музыке. Замечательный детский композитор. В качестве профессора дирижёрского факультета написал множество детских пьес и песен. В театре, к сожалению, написал немного. Умер мой глубокоуважаемый друг, дорогой человек…

Оскар Сандлер

В 1930 г. я ставлю в клубе строителей пьесу «Её путь». Музыку, довольно примитивную, пишет сотрудник скорой помощи молодой парень Ося. Вот этот самый Ося через несколько лет вырос в очень одарённого композитора. Он написал ряд украинских, русских песен, музыку к некоторым кинофильмам. Сочинил несколько еврейских пьес — оригинальная, типично еврейская, мелодичная музыка. Сейчас он заслуженный артист УССР.

Художники

Несколько слов о художниках, с которыми мне пришлось работать.

Натан Шифрин

В театре «Онгейб». Интересный, серьёзный искатель, вместе с Семдором, новых форм в театре. Придумал очень оригинальные декорации к пьесам «Царь Голод», «Бог мести», «Золотая цепь» и др. Человек высокой культуры, сам по себе очень скромный. Сейчас заслуженный деятель искусств, Главный художник Московского центрального театра Советской армии.

Натан Альтман

Один из старейших новаторов, выдающийся художник первых лет после революции. Произвёл впечатление оформлением «Диббука» в театре на иврите «Габима». В оформление вносит много свежести. Любит обилие воздуха на сцене. Очень хорошо оформил у нас в театре спектакли: «Бар-Кохба», «Колдунья», «Заколдованный портной». Интересный человек.

Александр Тышлер

Талантливый художник, с большой фантазией. Часто подавляет актёра своими декорациями. Один из крупнейших художников в стране. У нас делал спектакль «Американские боги» [Д. Гофштейна по Э. Синклеру]. В московском ГОСЕТе — «Король Лир» и др. Симпатичный человек, немного богемный. Заслуженный деятель искусств.

Соломон Файленбоген

Из молодой плеяды. Талантливый человек, но несколько формалист. Создал оригинальное оформление к ряду спектаклей: «Блуждающие звёзды», «Восстание в гетто», «Без вины виноватые», «Стоит жить на свете» и другим. Мой друг, последний художник нашего театра.

Еврейские писатели

Я имел счастье быть знакомым и близко дружить с лучшими писателями и поэтами нашего времени. Со значительной их частью мне пришлось столкнуться при работе в театре. Пара слов о некоторых из них.

Перец Маркиш! Кто может забыть этого красавца с кипучим, колоссальным темпераментом, острым умом, полного светлых мыслей, талантливого… «Еврейский Байрон»! С огромной творческой радостью я играл в его пьесах: «Семья Овадис», «Колнидре», «Восстание в гетто». А его поэмы!.. Погиб…

Ицик Фефер. Его стихи, меткие, как выстрел. Лёгкий юмор. С удовольствием играл в его «Трубочисте»… Погиб…

Липа Резник. Серьёзный и задумчивый, глубокий, интересный. Написал пьесы: «Последние», «Доня», «Первый еврейский рекрут». Я играл в его пьесах. Также был режиссёром «Рекрута». Умный человек. Печально окончил свою жизнь…