ЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНА

И все же, почему командование Юго-Западного фронта доверило судьбу секретных документов именно лейтенанту Дробу? Сам он считал, что по крайней мере отчасти, из-за его еврейского происхождения. В начальный период войны Красная Армия столкнулась с массовым дезертирством и переходом на сторону врага отдельных лиц и целых воинских частей. Как этнический еврей, он был на этот счет вне подозрений.

Дмитрий Дроб

ЖИЗНЬ ЯКОВА ДРОБА

Биография

Часть первая. Детство и юность

(продолжение. Начало в № 2/2022)

Между войнами

После того как в феврале 1940 года санитары эвакуировали лейтенанта Дроба с поля боя на Карельском перешейке, начался долгий и непредсказуемый процесс его лечения. Eго прооперировали в прифронтовом госпитале, а затем перевели в тыл, где хирург снова очистил рану от нагноения. Несмотря на эти усилия, его состояние ухудшалось, и вскоре врачи диагностировали остеомиелит — инфекционное воспаление всех компонентов костной ткани: кости, надкостницы и костного мозга. Кроме того, гнойный свищ снова открылся, и рана под гипсом кишела червями и невыносимо зудела. Сама его жизнь снова оказалась в опасности, и врачи настаивали на ампутации руки. Он отказался от ампутации и для дальнейшего лечения был переведен в больницу по месту жительства семьи в городе Серго (Стаханов) в Донбассе.

Главный хирург местной больницы, доктор Шалабала, опытный и талантливый хирург, взял на себя его лечение. Я никогда не встречал этого человека, но в детстве его имя часто было у меня на слуху, и он представлялся мне волшебником, спасителем моего отца. Наверное, так оно и было на самом деле. Он вскрыл рану, очистил воспаленную кость и надкостницу и извлек пораженный костный мозг. Операция прошла успешно. Он спас жизнь моему отцу и сохранил ему руку. Однако, к сожалению, после удаления лучезапястного сустава кисть потеряла гибкость, а кости кисти и запястья срослись под неестественным углом друг к другу.

Через некоторое время лейтенант Дробь отправился в санаторий для раненых офицеров в Крыму. К концу лета 1940 года он был назначен командиром взвода курсантов Киевского военного училища, того самого, в котором недавно учился сам. Ему повезло с назначением — это военное училище считалось элитным из-за его расположения в столице Украины и близости к штабу Киевского особого военного округа.

Несколько месяцев спустя, в один из государственных праздников, в Киевском оперном театре состоялся концерт для личного состава Киевского особого военного округа (КОВО) и членов их семей. Лейтенант Дробь и один из его коллег-лейтенантов были приглашены в качестве командиров лучших курсантских взводов. В фойе театра их внимание привлекли две хорошенькие девушки, к которым они рискнули подойти. Между ними завязалась беседа и продолжалась она до самого начала концерта.

Когда же прозвенел звонок и девушки направились в концертный зал, двое мужчин в штатском, судя по выправке военных, внезапно предстали перед лейтенантами. Они предъявили удостоверения службы государственной безопасности и попросили лейтенантов держаться подальше от этих девушек. Когда расстроенные и озадаченные лейтенанты вошли в зал театра, они увидели своих недавних знакомых в правительственной ложе. Одной из них была Юлия Хрущева, дочь Никиты Хрущева, первого секретаря Коммунистической партии Украины и члена Военного совета КОВО, будущего лидера СССР.

***

Однако мирная служба лейтенанта Дроба в столице Украины продолжалась недолго. И года не прошло, как разразилась Великая война с Германией. Бомбы упали на Киев в первые же часы этой войны, и вскоре Киевский особый военный округ был преобразован в Юго-Западный фронт, военное формирование, эквивалентное группе армий.

Начало Великой войны

Огромные потери в начале войны с Германией, по крайней мере частично, были вызваны нарушением проводной связи в войсках. Маршал СССР Г.К. Жуков писал: «Перед рассветом 22 июня проводная связь была прервана во всех западных приграничных округах… Диверсионные группы разрушали проводную связь, убивали делегатов связи…» И далее: «Войска в приграничных округах не были обеспечены радиосвязью».[1] Поэтому, с началом войны, началось ускоренное внедрение шифрованной радиосвязи в штабах фронтов и армий. Штатное расписание того времени подтверждает, что всего за два месяца войны количество шифровальщиков в войсках удвоилось. Маршал И.Х. Баграмян, к началу войны был полковником, начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта. Он вспоминал, что шифровальный отдел Юго-Западного фронта был создан незадолго до войны и расширен после начала военных действий.[2]

В первые недели войны курсанты и офицеры Киевского военного училища охраняли аэродром и уничтожили немецких десантников, высадившихся под Киевом. Затем, 25 июля 1941 года, военное училище было эвакуировано в город Ачинск в Сибири, а лейтенант Дробь был переведен в третий (шифровальный) отдел штаба Юго-Западного фронта и назначен командиром учебного взвода офицеров-шифровальщиков.

Киевская катастрофа

Тем временем ситуация на фронтах продолжала ухудшаться. 6 июля 1941 года 1-я танковая группа Клейста прорвала укрепления на старой государственной границе, и вскоре немецкие войска подошли к Киеву. К середине августа, после тяжелых боев, ситуация под Киевом стабилизировалась. Однако к тому времени немцы вышли к Днепру на всем его протяжении от Херсона до Киева и форсировали его у Кременчуга, создав плацдарм на его левом берегу.

Несколько дней спустя 2-я танковая группа Гудериана внезапно повернула с Московского направления на юг, и одновременно с этим танки Клейста устремились к ним навстречу с Кременчугского плацдарма. В результате пять советских армий и штаб Юго-Западного фронта, расположенные в излучине Днепра, оказались на грани окружения. Несмотря на это, командующий ЮЗФ генерал-полковник Кирпонос все еще не решался отдать приказ об отводе своих войск без письменного на то разрешения ставки Главнокомандующего. Возможно, он недооценивал грозящую им опасность или боялся ответственности, вспоминая репрессии против командного состава во времена недавней Финской войны. Так или иначе, войска оставались на своих позициях, в то время как немцы продвигались к ним в тыл.

15 сентября кольцо окружения вокруг войск ЮЗФ сомкнулось. 700-тысячная советская группировка, запертая в узком пространстве, непрерывно подвергалась бомбардировкам с воздуха и артиллерийским обстрелам со всех сторон. После десяти дней организованного сопротивления в окружении, советские формирования были уничтожены или взяты в плен.

Когда бой утих, немцы увидели страшную картину смерти и разрушений: «В местах прорывов враг оставил после себя полный хаос: сотни разбитых или сожженных грузовиков и легковых автомобилей, тысячи убитых были разбросаны по земле. Обгоревшие до черноты трупы были видны в дверных проемах и окнах сгоревших автомобилей…». По немецким данным, к 24 сентября под Киевом было захвачено 665 тысяч пленных. Согласно данным, опубликованным в 1993 году Генеральным штабом Вооруженных Сил Российской Федерации, советские потери составили более 700 тысяч человек, из которых 627,8 тысячи были безвозвратными.[3] Печальный рекорд — это поражение Красной Армии стало величайшей военной катастрофой в истории человечества.

Лейтенант Дробь оказался в эпицентре этих трагических событий, и его имя числится в списке погибших или пропавших без вести под Киевом в сентябре 1941 года.[4]

Секретные документы, заминированный грузовичок и дорога за линию фронта

Но несмотря ни на что, нить судьбы моего отца не оборвалась в том сентябре 1941 года под Киевом, и вот как это было:

Долгожданное, но безнадежно запоздалое письменное разрешение из Москвы на отступление поступило лишь 18 сентября. Войска фронта двинулись без промедления, но как мы уже знаем, организованные попытки вырваться из окружения успеха не имели. Управление фронта шло отдельной колонной, в составе которой находился и лейтенант Дробь.

К утру 19 сентября колонна остановилась в деревне Городище, где днем их обнаружил немецкий самолет-разведчик. Во время бомбежки была разбита их единственная радиостанция, и связь с войсками и штабом Главнокомандующего полностью прекратилась. Затем передовой отряд немецкой мотопехоты обстрелял их из стрелкового оружия, и командующий фронтом генерал-полковник Кирпонос приказал генералу Баграмяну с ротой охраны отбросить немцев и следовать к условленному месту встречи у села Сенча. Баграмян выполнил приказ и два дня тщетно ждал командующего фронтом в Сенче. Так и не дождавшись, он отправился на восток и благополучно вышел к своим.

Основной же состав управления ЮЗФ во главе с командующим фронтом, выступил к ночи 19 сентября в сторону Лохвицы. В колонне оставалось около 1000 человек, половина из которых были старшими командирами, несколько броневиков и несколько зенитных пулеметов. На следующий день немецкие танки и мотопехота окружили их в небольшой роще. К исходу дня лишь немногие из них оставались в живых под шквальным танковым и минометным огнем, и только нескольким удалось спастись под покровом ночи. Среди погибших в бою были командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос, несколько членов Военного совета фронта и десятки генералов.

В середине же дня 19 сентября, за несколько часов до того, как колонна управления ЮЗФ вышла в направлении Лохвицы, от нее отделился и выехал по отдельному маршруту небольшой грузовичок с секретными документами фронта, и эвакуация этих документов была поручена командиру учебного взвода шифровальщиков лейтенанту Дробу.

Согласно директиве Генерального штаба, ключи шифрования и оборудование должны были надежно охраняться. Однако, в той отчаянной ситуации, в которой оказался Юго-Западный фронт, было очевидно, что одинокий грузовичок скорее проскользнет через немецкие заслоны, чем в колонне с охраной.

Лейтенант Дробь и водитель ехали на заминированном грузовике — ни при каких обстоятельствах их секретный груз не должен был попасть в руки врага. Они старались держаться грунтовых проселочных дорог, где вероятность встречи с немцами казалась меньшей, но где гораздо легче было сбиться с пути. Лейтенант Дробь никогда не бывал в этих местах, и прокладывал маршрут по карте и компасу. В какой-то момент они остановились у брошенного грузовика с бочками бензина в кузове, подожгли их, и горящие бочки позади них долго еще горели, взрывались и взлетали в воздух.

День подходил к концу. Эхо далекой канонады постепенно затухало. Вокруг них расстилался удивительно мирный, красочный пейзаж ранней осени, но они все еще не решались поверить, что смертельная опасность, на этот раз, их миновала.

И все же, почему командование Юго-Западного фронта доверило судьбу секретных документов именно лейтенанту Дробу? Сам он считал, что по крайней мере отчасти, из-за его еврейского происхождения. В начальный период войны Красная Армия столкнулась с массовым дезертирством и переходом на сторону врага отдельных лиц и целых воинских частей. Как этнический еврей, на этот счет, он был вне подозрений.

Фронтовые криптографы

С того самого дня сентября 1941 года, когда лейтенант Дробь доставил секретные документы бывшего Юго-Западного фронта из Киевского котла в тыл, и до конца войны, он служил фронтовым шифровальщиком. Криптография была относительно редкой, малоизвестной военной профессией, и поэтому я хочу рассказать, что это такое и как работали советские фронтовые криптографы во время Второй мировой войны.

Согласно Википедии, криптография — это практика и изучение методов безопасного общения при наличии враждебного поведения. Криптография была полностью закрытой, секретной дисциплиной, используемой в бывшем СССР исключительно в оборонных целях. Те, кто работал в этой области, умели держать язык за зубами, что объясняло, почему мой отец никогда не рассказывал о своей работе криптографа. На самом деле это случилось однажды, в 1988 году, через 43 года после окончания войны. В то время я собирался эмигрировать из СССР и попросил его ехать со мной. Он выглядел очень удрученным и ответил: «Ты этого не знаешь, во время войны я служил в секретном отделе штаба фронта. Мне никогда не разрешат выехать за границу». Два года спустя СССР распался, и мои родители смогли воссоединиться с нами, так как никому больше не было дела до военных секретов далекого прошлого.

Криптографы работали с карандашом и бумагой для ручного шифрования или с шифровальными машинами. Ручное шифрование требовало около 6 часов на страницу печатного текста, а машинное шифрование было примерно в 5–6 раз быстрее. Шифровальщикам часто приходилось работать в экстремальных условиях — под огнем, в окопах, землянках, ночью при керосиновых лампах или свечах. По указанию Генерального штаба шифровальное оборудование и документы должны были тщательно охраняться. Однако это не всегда было возможно.[5] В этом плане показателен случай из биографии моего отца. Он один, с водителем грузовика, но без дополнительной охраны, вывез в тыл секретное шифровальное оборудование и документы Юго-Западного фронта, окруженного под Киевом. Единственной защитой для их секретного груза был заминированный грузовик и личное оружие.

Известно, что немецкие криптологи безуспешно пытались взломать перехваченные советские криптограммы, зашифрованные машинными шифрами. После нескольких неудач они пришли к выводу, что советская система машинного шифрования может быть взломана только в том случае, если доступна ее технология шифрования.[6] В то же время захват британцами немецких таблиц кодирования и аппаратного обеспечения «Enigma» позволил криптологам союзников добиться успеха, и многие считают, что это помогло «переломить ход войны на Западе».[7]

Из рассекреченных архивов вермахта также известно, что немецкое командование обещало щедрое вознаграждение за поимку русского шифровальщика: Железный крест, отпуск в Германию и поместье в Крыму. Однако, судя по тому, что случаи взлома советских зашифрованных сообщений во время Второй мировой войны неизвестны, этого не случилось.[8]

Говорят, что история не терпит сослагательного наклонения. Однако иногда я все же задаюсь вопросом: «А что было бы, если бы в сентябре 1941 года лейтенант Дробь не смог выполнить данный ему приказ, и, в результате, шифровальная аппаратура и документы Юго-Западного фронта оказались в руках нацистов?»

14-я танковая бригада

Мои первые детские воспоминания относятся к 1953–1955 годам, когда все еще напоминало о недавней Великой войне. Дети послевоенного поколения видели эту войну в кино, повсюду слышали разговоры о ней, и на каждом углу сталкивались с людьми, искалеченными войной. Любимой игрой мальчиков моего раннего детства была игра в войну, и по вечерам, перед тем как заснуть, я просил отца рассказать мне не сказку, а историю о войне. Но он рассказывал мне истории из книг и фильмов, справедливо полагая, что та война, которую он знал, была не для детей.

Тем не менее, однажды, мне довелось услышать от него мнение о той войне, выстраданное им на собственном опыте: «Это было грязное дело, в котором большинство участников были глубоко несчастны, и даже немцы после первого года войны, если бы могли, побежали бы домой к своим фрау» — сказал он. И это были не пустые слова, по крайней мере в отношении Красной Армии. В подтверждение их я сошлюсь на документ, в котором перечислены безвозвратные потери среди офицеров во время Второй мировой войны. На случайной странице этого гигантского списка, той, на которой лейтенант Дробь числится пропавшим без вести, указаны судьбы еще 18 офицеров. Из них 11 погибли в боях с врагом, попали в плен или пропали без вести. Но еще 6 человек покончили с собой, а один был расстрелян по приговору военного суда — это почти 39 процентов от всех погибших! Я думаю, что эти цифры красноречиво отражают степень отчаяния этих людей. По словам ветерана войны, поэта Булата Окуджавы, война обрушилась на них «…с грязью, кровью, унижением человеческого достоинства и потерями». Многие ветераны ненавидели свои воспоминания и молчали от стыда за правду о той войне, которую они знали.

Как и они, мой отец не часто рассказывал о своей войне, должно быть, по той же причине. Поэтому, работая над его биографией, я обратился к документальным источникам. Из его наградных документов я выяснил названия воинских частей, в которых он служил, а затем, нашел несколько публикаций о них. Меня особенно заинтриговали архивные документы 14-й танковой бригады (14 тбр).[9][10][11][12]

Лейтенант Дробь служил в этой части с момента ее первого формирования в середине сентября 1941 года по июль 1942 года. В составе 14 тбр, он участвовал в ряде значительных сражений Второй мировой войны, и поэтому я расскажу о некоторых из них.

Первое формирование и бои за Харьков

В конце сентября 1941 года лейтенант Дробь доставил из окружения под Киевом в тыл секретные документы бывшего Юго-Западного фронта. К тому времени в районе города Харькова, что примерно в 400 километрах к востоку от Киева, спешно строилась новая линия обороны и формировались свежие войска. Одним из таких воинских формирований была 14-я отдельная танковая бригада.

До войны основными танковыми соединениями в Красной Армии были крупные танковые корпуса, предназначенные для «глубокого потрясения фронта противника», то есть для ведения наступательной войны в глубине Европы. Однако в первые месяцы войны немцы уничтожили до 20 тысяч советских танков, которые нечем было заменить из-за продолжающейся эвакуации танковых заводов. Поэтому, в августе 1941 года, Красная Армия начала расформировывать танковые корпуса в пользу отдельных танковых бригад — гораздо меньших формирований, но более гибких в управлении. Одновременно, в этих новых танковых соединениях активно внедрялась зашифрованная радиосвязь. Лейтенант Дробь, как шифровальщик, прошедший подготовку в штабе бывшего Юго-Западного фронта, был назначен помощником начальника штаба 14-й танковой бригады по специальной радиосвязи.

14-я танковая бригада (14-я тбр) состояла из двух танковых батальонов и мотострелкового батальона, усиленного противотанковой артиллерией и зенитной батареей. Согласно штатному расписанию, танковые батальоны были вооружены в основном легкими танками БТ-7 и средними танками Т-34 в количестве 42–46 единиц. Иногда 14-я тбр получала тяжелые танки после ремонта или импортные танки, поставляемые союзниками. Например, в начале 1942 года, она получила 20 британских танков Valentine. Численность бригады составляла от 1100 до 1600 человек личного состава.

В конце сентября 1941 года 14-я ТБР завершила формирование и выдвинулась к линии фронта примерно в 40 километрах к юго-западу от Харькова. На следующий же день командный пункт бригады получил боевое крещение — его атаковали немецкие самолеты, видимо, определив местоположение по радиопеленгу.[13]

В упорных боях враг был остановлен на подступах к городу, но устойчивой обороны не получилось. Немецкие войска глубоко обошли Харьков на других фронтах с севера и юга, и Верховное Главнокомандование приказало войскам Юго-Западного фронта оставить город и отойти на новый рубеж обороны в районе Купянска, далеко на восток. 14-я тбр обороняла пути отхода вдоль дороги Харьков — Изюм. В этих боях за Харьков она понесла тяжелые потери, и после отхода на новую линию обороны была выведена в резерв 38-й армии на вторичное формирование.

14-я танковая бригада на Воронежском направлении

Шел декабрь 1941 года. После недавнего поражения немцев под Москвой, Сталин ошибочно полагал, что уже наступил переломный момент в войне. Однако враг все еще был силен, и у Красной армии не было достаточных ресурсов чтобы развить свой недавний успех. Поэтому, многие локальные наступательные операции конца 1941 начала 1942 года длились не долго и заканчивались ничем.

Одной из таких операций было январское 1942 года наступление 40-й армии на Курск. В конце декабря 1941 года, 14-я тбр была передана 40-й армии для поддержки этого наступления и переброшена по железной дороге на Воронежское направление. Наступление началось 1 января 1942 года, и в течение следующих двух недель советские войска продвинулись на запад до 40 километров, и освободили десятки деревень и городов.

Однажды 14-я тбр отличилась, разгромив трехкилометровую колонну отступающих немцев. Командир танкового батальона был озадачен — впервые он не завысил потери противника в своем отчете, но все равно ему никто не верил! Ходили также слухи, что знаменитый поэт Александр Твардовский, один из лучших военных журналистов того времени, был пассажиром танка, утюжившего вражескую колонну. В то время он находился в 14-й тбр для сбора материалов о наступлении и попросил танкистов покатать его на танке.

В один из тех дней, в глухой курской деревне произошел следующий анекдотический случай, о котором мой отец любил вспоминать, особенно во время застолий со своими друзьями. Он и несколько его коллег разместились на ночь в доме гостеприимной хозяйки. Хозяйка любезно накрыла на стол и спросила, не хотели бы ее гости «помастить» (местный жаргон) еду. Кто-то кивнул в знак согласия. Хозяйка положила в рот несколько зубчиков чеснока, добавила немного подсолнечного масла, пожевала и выплюнула все это изо рта на большую тарелку с отварным картофелем.

К середине месяца немцы контратаковали свежими силами и оттеснили войска 40-й армии на исходные позиции. В ходе этих боев 14-я тбр потеряла большую часть своей бронетехники и была выведена в армейский резерв для третьего формирования. В течение следующих нескольких месяцев бригада получила танки из ремонта и новое подкрепление — две маршевые роты британских танков Valentine. С февраля 1942 года на Воронежском направлении установилось относительное затишье, которое вскоре обернулось «затишьем перед бурей».

***

В январе 1942 года, по представлению командира 14-й ТБР полковника Семенникова, лейтенант Дробь был награжден медалью «За боевые заслуги». Он считал эту медаль своей главной боевой наградой, что озадачивало меня в детстве, ведь все вокруг знали, что военные ордена «главнее» медалей.

Дело же, вероятно, было в том, что «радиопереговоры были настолько осложнены длительным, трудоемким и часто некачественным кодированием текста», что к ним прибегали неохотно. Есть множество свидетельств, подтверждающих эти слова военного историка В. А. Анфилова. Например, одной из причин Керченской катастрофы в Крыму в мае 1942 года было отсутствие радиосвязи: «Проводная связь была прервана, но советское командование не имело навыков использования радиосвязи и не любило ее».[14] И вот, в наградных документах моего отца к этой медали, я вижу следующую запись: лейтенант Дробь «своевременно и точно обрабатывал зашифрованные сообщения». Эта скупая фраза свидетельствует о том, что еще в 1941 году, в 14-й тбр, он одним из первых в армии доказал эффективность «специальной связи» в бою и имел все основания этим гордиться.

Десять дней лета 1942 года

В течение большей части июня 1942 года противостояние между воюющими сторонами ограничивалось локальными операциями. Относительно спокойно было и на Воронежском направлении. Хотя многие предвидели большое немецкое наступление со дня на день, никто даже представить себе не мог что оно начнется именно на Воронежском направлении, на том небольшом участке гигантского фронта, где оборону занимали 40-я армия и в ее составе 14-я тбр.

За несколько дней до начала наступления случилось невероятное — в руки советскому командованию попали секретные документы со сбитого немецкого штабного самолета. Это был подлинный план операции »Блау», но Сталин счел эти документы дезинформацией и проигнорировал это послание с небес. Он по-прежнему считал, что немцы, как и в прошлом году, будут наступать на Московском направлении, и все стратегические резервы находились там.

Тем временем в Берлине завершалось планирование стратегической операции «Кейс Блау», задуманной с целью отрезать южные регионы России от ее центра и захватить бакинские нефтяные промыслы. Город Воронеж, расположенный на полпути между Москвой на севере и Сталинградом на юге, должен был прикрывать левый, северный фланг этой крупномасштабной операции вермахта, и был чрезвычайно важен для обеих сторон.

К концу июня немцы сосредоточили на Воронежском направлении группу армий, состоявшую из Второй немецкой армии, Четвертой танковой армии, Второй венгерской армии и других соединений. К тому времени позиции 14-й танковой бригады находилась вблизи линии фронта, на пути массированного немецкого удара на Воронеж.

О событиях первых десяти дней битвы за Воронеж, я узнал из нескольких страниц подробного отчета 14-й тбр, затерявшегося среди записей в журнале боевых действий 40-й армии. Вот мой краткий пересказ этих событий:

Операция «Блау» началась 28 июня 1942 года. Ранним утром около 150 танков атаковали позиции 14-й танковой бригады, и в тот же день немецкие бомбардировщики совершили до 500 самолетовылетов на этом участке фронта. Внезапность удара и подавляющее численное превосходство давали немецким войскам значительное преимущество. С начала Второй мировой войны в Европе, войска в обороне, в подобных ситуациях, бывали окружены и уничтожены, и казалось, что 14-ю тбр ожидает та же участь. Но случилось неожиданное. В первый же день наступления 14-я танковая бригада выдержала внезапный удар и подбила до 20 немецких танков, потеряв 3 своих. 29 и 30 июня, бригада отступала с боями, прикрывая отход 121-й стрелковой дивизии.

30 июня десятки немецких пикирующих бомбардировщиков атаковали штаб бригады. Командир бригады полковник Семенников приказал личному составу штаба рассредоточиться по местности и вести огонь по бомбардировщикам из стрелкового оружия. Мой отец выжил, но многие погибли в том бою, в том числе командир бригады полковник Семенников, заместитель начальника штаба капитан Яковлев и 15 других офицеров и солдат; многие были ранены.[15] [16]

Эти события 30 июня 1942 года пробудили в моей памяти давно забытый эпизод моего детства. Мне было около десяти лет, когда однажды, из детского любопытства, я украдкой заглянул в запретный ящик письменного стола, где хранились документы моего отца. Мое внимание привлекли несколько страниц текста, напечатанного на его пишущей машинке.

Это был короткий рассказ на военную тему. К сожалению, в тот раз я прочитал только ту его часть, в которой описывалась воздушная бомбардировка воинской части. Десятки немецких пикирующих бомбардировщиков выстроились в небе гигантским кругом, и один за другим круто ныряли вниз и сбрасывали свой смертоносный груз почти у самой земли. Русские стреляли по самолетам из винтовок, с колена, бронебойными патронами, но поразить такой бомбардировщик из стрелкового оружия было трудно из-за его брони и высокой скорости на пикировании.

Что-то помешало мне дочитать рассказ в тот день. Однако через несколько дней, когда я попытался вернуться к нему, текст исчез; возможно отец был недоволен своей работой и уничтожил рассказ или отправил его в какой-нибудь журнал, где он затерялся. Этот инцидент был быстро забыт и внезапно, почти 60 лет спустя, вдруг напомнил о себе, когда я просматривал архивные документы 14-й танковой бригады. Описание событий 30 июня 1942 года в Журнале боевых действий 40-й армии во многом совпадало с описанием в рассказе моего отца, и я понял, что тот его рассказ не был вымыслом.

Но возвратимся к лету 1942 года. Четвертого июля доставка топлива и боеприпасов в 14-ю тбр прекратилась, и разведка обнаружила немецкие танки в тылу. Затем, около полуночи, поблизости появилась еще одна колонна немецких танков, двигавшаяся на восток. Новый командир бригады, подполковник Стызик, решил следовать за этой колонной под покровом ночи. Его танки врезались в немецкую колонну на рассвете, рассеяв ее и уничтожив около десяти единиц бронетехники. И хотя путь из окружения теперь был открыт, у них кончилось топливо и пришлось остановиться. К счастью, танкисты нашли остатки дизельного топлива в разбитой колхозной цистерне и доставили его в ведрах и котелках.

К вечеру 5 июня они подошли к Дону севернее Воронежа и заняли оборонительную позицию на берегу реки, недалеко от понтонного моста. Ночью они прикрывали переправу остатков 121-й пехотной дивизии, а на следующий день перешли мост и достигли расположения 40-й армии. Из 19 оставшихся танков девять были повреждены и шли на буксире. 7 июля 14-я тбр в составе спешно сформированной ударной группировки 40-й армии участвовала в контрнаступлении под Воронежем, закончившемся неудачей.

***

Достигнув Воронежа, вермахт завершил начальную фазу операции Блау. От Воронежа 4-я немецкая танковая армия повернула на юг, к нефтяным промыслам Каспийского моря и Сталинграду. 14-я танковая бригада понесла большие потери и была выведена в армейский резерв для 4-го формирования. В течение следующих 122 дней линия фронта проходила через Воронеж, вдоль реки Воронеж.

14-я тбр продолжала играть важную роль в битве за Воронеж, сражаясь на крошечном Чижовском плацдарме, эпицентре этого сражения. Однако эти события выходят за рамки биографии моего отца, который в середине июля 1942 года был переведен в оперативный отдел вновь образованного Воронежского фронта.

В качестве биографа фронтового шифровальщика времен Великой войны я оказался в затруднительном положении — все, что было связано с «секретным радио», не подлежало разглашению. Тем не менее, судя по значительному повышению, которое лейтенант Дробь получил вскоре после того хаотичного отступления в июне/июле 1942 года под Воронежем, можно утверждать, что в условиях тех боев без тыла и линии фронта, надежная зашифрованная радиосвязь — сфера его деятельности — оказалась незаменимым ресурсом для командования 14-й тбр и 40-й армии.

От Воронежа до Курска и до Праги

В июле 1942 года лейтенант Дробь был назначен помощником начальника 8-го (шифровального) отдела штаба Воронежского фронта с обязанностями начальника смены из 8–9 офицеров шифровальщиков. Согласно штатному расписанию, это была майорская должность. Однако, вероятно, его навыки шифровальщика и организатора были настолько востребованы, что его повысили в звании из лейтенантов сразу в майоры. Такое повышение было если не исключительным, то, по крайней мере, редким явлением.

Воронежский фронт был образован 7 июля 1942 года. Его первоначальной задачей было создание плацдарма на восточном берегу реки Дон и оказание давления на противостоящие войска противника, чтобы предотвратить их переброску на Сталинградское и Кавказское направления. Затем, в декабре 1942 года, во время советского контрнаступления под Сталинградом, войска Воронежского фронта атаковали и уничтожили 8-ю итальянскую армию. Наконец, операция Блау, начинавшаяся в июне 1942 года под Воронежем, завершилась в феврале 1943 года разгромом 6-й немецкой армии и частей 4-й танковой армии под Сталинградом и 2-й венгерской армии под Воронежем.

С января по конец лета 1943 года Воронежский фронт провел несколько операций, среди которых была битва на Курской дуге, одно из ключевых сражений Второй мировой войны. По этой причине, а также потому, что майор Дробь и его криптографы активно участвовали в этой операции, своевременно и точно обрабатывая огромный поток зашифрованных оперативных документов, я остановлюсь на этом сражении.

Битва на Курской дуге

В начале 1943 года Гитлер утвердил план летнего стратегического наступления под кодовым названием «Цитадель». Целью этой операции было окружение и разгром войск Воронежского и Центрального фронтов на Курской дуге.

Весной и в начале лета 1943 года на фронтах было относительно спокойно, и это затишье позволило советскому командованию накопить резервы и построить глубокую оборонительную систему на вероятном направлении наступления. К счастью, на этот раз вектор ожидаемого наступления определили верно, вероятно, с помощью британских союзников, которые могли перехватывать и расшифровывать секретные немецкие радиосообщения.

Наступление началось 5 июля 1943 года, одновременно на северном и южном флангах Курской дуги. На южной стороне выступа, на участке Воронежского фронта, плотность советских войск была ниже, чем на северном фланге. В то же время здесь наступала более мощная группировка немецких войск, насчитывавшая до 1500 танков и штурмовых орудий. Не вдаваясь в подробности сражения, упомяну, что пособники нацистов из числа советских военнопленных и перебежчиков открыли проходы в минных полях. Они прибыли в советской военной форме на трофейных советских танках Т-34. Кроме того, небольшие немецкие танковые штурмовые группы действовали как обычно нетрадиционно и эффективно. Поэтому, в то время как русские потратили месяцы на строительство первой линии обороны на южном фланге, II танковому корпусу СС потребовалось всего 17 часов, чтобы преодолеть ее.

Накануне 12 июля 1943 года немцы прорвали оборону Воронежского фронта на всю глубину. Такое катастрофическое развитие событий вынудило Верховное командование преждевременно задействовать 5-ю гвардейскую танковую армию из стратегического резерва, предназначенную для наступательной фазы сражения. К сожалению, до сих пор нет однозначного понимания того, что произошло на следующий день, который вошел в историю как танковое сражение под Прохоровкой. Википедия предлагает пять различных версий событий того дня.[17] Из них, версия историка А. Исаева, на мой взгляд, выглядит наиболее правдоподобной, и согласуется с тем, что я слышал от отца.

Однажды, в 1990-е годы, читая публикацию о Курской битве, отец с возмущением отшвырнул журнал: «Писаки, они понятия не имеют, как хорошо воевали немцы!» Много позже, как бы в подтверждение его слов, историк А. Исаев объяснил, что немецкое командование предвидело возможное советское контрнаступление. Задолго до начала сражения они выбрали место для удара таким образом, чтобы затруднить контратаку. Это была узкая полоска земли между рекой Псел и железнодорожной насыпью у деревни Прохоровка, где было трудно одновременно развернуть большую массу танков в наступательные порядки. Действуя по плану, дивизии СС «Лейбштандарт» и «Мертвая голова» передислоцировались так, что задуманная фланговая контратака 5-й гвардейской танковой армии превратилась в лобовое столкновение с крупными немецкими танковыми силами. В результате, 12 июля 1943 года советские 18-й и 29-й танковые корпуса потеряли около 340 из 500 танков, что значительно превысило потери немцев.

Отец вспоминал, что к концу дня 12 июля в штабе Воронежского фронта воцарилась паника. Однако на следующий день, 13 июля, немцы неожиданно начали отвод войск и перешли к обороне. А. Исаев считает, что только наступательные действия других фронтов спасли Воронежский фронт от катастрофы. Возможно, высадка союзников на Сицилии в июле 1943 года также повлияла на решение Гитлера прекратить наступление на Курской дуге, поскольку часть войск из-под Курска вскоре высадилась в Италии.

После оборонительных операций на Курской дуге Красная Армия перешла в стратегическое наступление силами пяти фронтов. Курская битва завершилась 23 августа освобождением города Харькова на Украине войсками Воронежского и Степного фронтов. Вскоре после этого, в октябре 1943 года, Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский фронт.

В те времена шифрование было трудоемким процессом. Чтобы обеспечить оперативное управление войсками во время битвы на Курской дуге, майор Дробь и его смена шифровальщиков работали круглосуточно, без замены, до двух-трех дней подряд. Их работа требовала предельной концентрации, поскольку любой запоздалый или неточно зашифрованный документ мог привести к катастрофическим последствиям. В августе 1943 года, за «образцовое выполнение служебных обязанностей» во время этой операции, майор Дробь был награжден орденом «Красной Звезды».

Загадка «канцелярской ошибки»

Однажды я заметил, что в рекомендации моего отца к ордену «Красной Звезды», датированной августом 1943 года, его этническая принадлежность была ошибочно указана «русский». Такая ошибка может показаться незначительной, что, вероятно, и было бы так, не будь мой отец евреем.

Не думаю, что эта ошибка исходила от него самого — он гордился своими корнями и никогда их не скрывал. В наградных листах к другим его наградам, датированных январем 1942 и январем 1945 года, как и во всех его прочих документах, еврейская национальность занимала отведенное ей место в пресловутой 5-й графе. Кроме того, была еще одна отличительная особенность этого документа — он был написан от руки.

Это побудило меня копнуть глубже, и вот что я обнаружил:

В июле 1942 года, секретарь ЦК КПСС товарищ Щербаков был назначен начальником Главного политуправления Красной армии. Вскоре после этого назначения, в армии поползли слухи о том, что он разослал по всем фронтам негласную Директиву в нацистском духе: «Награждать всех, кроме евреев». Однако документальных подтверждений этой Директивы до сих пор не обнаружено, поэтому споры между сторонниками и отрицателями ее существования продолжаются и по сегодня.

Биографическая ошибка вкралась в документы майора Дроба на волне этих слухов и конечно же не была случайной. Немыслимо, чтобы начальник 8-го отдела штаба Воронежского фронта полковник Шахрай, который рекомендовал своего помощника к этой награде, не знал его личных данных. Скорее всего, он намеренно исказил их, чтобы обойти эту позорную Директиву, и написал рекомендацию от руки, чтобы избежать любопытных глаз машинисток и их доносов. Поэтому, на мой взгляд, этот документ является тем самым недостающим доказательством существования Директивы Щербакова, которое должно положить конец давним спорам на эту тему.

Адъютант майора Дроба

Летом 1944 года войска 1-го Украинского фронта вошли в Польшу. Однажды майор Дробь стал свидетелем ситуации, о которой он не мог молчать из-за ее комичности, но рассказывал осторожно из-за ее легкомыслия.

Помните, в фильме 1980 года режиссера Э. Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово» была шуточная песенка на стихи неизвестного поэта середины 19 века со следующими словами:

О бедном гусаре замолвите слово,
Ваш муж не пускает меня на постой,
Но женское сердце нежнее мужского
И, может быть, сжалитесь вы надо мной.

Кто бы мог подумать, что такая пикантная ситуация может сложиться в реальной жизни? Но однажды нечто похожее произошло в польском городке, где несколько офицеров штаба 1-го Украинского фронта разместились в доме у пожилого хозяина. Согласно законам военного времени, владелец дома не мог отказать им в постое, хотя явно недолюбливал своих жильцов. Его молодая красавица-жена, напротив, относилась к своим постояльцам с нескрываемой симпатией. Естественно, это расстраивало старика, и он всячески старался воспрепятствовать проявлению ее чувств. В конце концов все утряслось, но только после того, как один из офицеров подарил хозяину старую клячу, списанную взводом снабжения.

Однако кроме приятных воспоминаний такого рода, были и свидетельства о важных исторических событиях того времени, например таких, как Варшавское восстание Армии Крайовой, продолжавшееся с 1 августа по 2 октября 1944 года. Ни Красная Армия, стоявшая на подступах к Варшаве, ни союзники не оказали восставшим существенной помощи и восстание закончилось катастрофически — погибло около 150 тысяч мирных жителей, и Варшава была фактически стерта с лица земли. Армия Крайова придерживалась прозападной ориентации и хорошо известно, что Красная Армия стремилась разоружить ее членов, многие из которых были убиты или попали в ГУЛАГ. Однако, когда-то советская, а ныне российская историография утверждает, что Красная Армия не помогла повстанцам по объективным причинам из-за растянутости коммуникаций и неукомплектованности войск после недавних боев. В то время мой отец служил в штабе 1-го Украинского фронта, войска которого находились вблизи от Варшавы, и был хорошо осведомлен о положении дел на фронте. По мнению многих в оперативном отдела штаба фронта, Красная Армия была готова начать наступление задолго до окончательного разгрома этого восстания.

Осенью 1944 года Сталин созвал расширенное партийно-государственное совещание по »еврейскому вопросу», на котором призвал к »более осторожному» назначению евреев на ответственные должности. Вслед за ним Маленков обосновал необходимость »повышения бдительности» в отношении еврейских кадров. По итогам совещания было составлено директивное письмо, перечислявшее должности, на которые не рекомендуется назначать евреев, в том числе и по армии.[18] Той же осенью 1944 года, после более чем двух лет безупречной службы в должности помощника начальника шифровального отдела штаба фронта, майор Дробь был назначен начальником 6-го (шифровального) отдела в 15-й стрелковый корпус, состоявший из трех стрелковых дивизий 60-й армии, 1-го Украинского фронта.

Конец войны отец встретил в Чехословакии, недалеко от Праги. Чех, владелец дома, где разместились несколько офицеров, принимал их как освободителей, и так было по всей стране. Но я думаю, что такое отношение изменилось после того, как СССР разгромил Пражское восстание 1968 года.

12 февраля 1945 года майор Дробь был награжден орденом «Великой Отечественной войны» 2-й степени «за обеспечение отличной шифрованной радиосвязи с командными пунктами дивизий и штабом армии», а в мае — медалью «За освобождение Праги».

На этом, пожалуй, можно было бы завершить военную биографию Якова Дроба. Расскажу лишь еще одну историю, о его ординарце (или адъютанте как часто называли эту должность в Советской Армии), которая произошла в конце войны то ли в Чешских Судетах, то ли в Германии.

В 1941–1945 годах адъютанты обслуживали повседневную жизнь командного состава в действующих войсках и назначались из числа рядовых солдат, пожелавших занять эту должность. Практика эта исходила от самого Сталина, который требовал, чтобы командный состав посвящал все свое время служебным обязанностям.

Адъютант майора Дроба, бойкий парень, обладал удивительным чутьем на припрятанные населением продукты питания. Однажды, орудуя длинным штыком, он обнаружил огромную свинью, спрятанную в стоге соломы. Неизвестно, предлагал ли он какую-либо денежную компенсацию за эту свинью ее владельцам, но если и так, сумма была явно недостаточной. Фрау, хозяйка свиньи, была возмущена и громко протестовала. Чтобы успокоить ее, адъютант великодушно подарил ей голову ее свиньи. В те суровые времена многие закрывали глаза на такие «мелкие» преступления, и адъютанту это до поры сходило с рук. Но однажды он все же пострадал, хотя и не за мародерство, а за свой глупый язык. Это произошло, когда майор Дробь случайно узнал, что его адъютант был ярым антисемитом. К сожалению, он ничего не мог поделать с антисемитизмом таких людей, как секретарь Центрального комитета Коммунистической партии товарищ Щербаков и ему подобные. Однако он мог уволить своего адъютанта и отправить его обратно в его воинскую часть.

Семья во время войны

Осенью 1941 года немецкие войска стремительно продвигались вглубь Украины, и лейтенант Дробь осознал необходимость эвакуации своей семьи. Как офицер на передовой, он получил для них эвакуационное предписание, документ полезный в пути и в пункте назначения, и убедил их не откладывать отъезд.

Семья эвакуировалась в село Кармаскалы, что в 30 километрах к югу от города Уфа в Башкирии. Отец Якова, Моисей, пытался зарабатывать на жизнь строительством печей в соседних башкирских деревнях. Старшая сестра Соня устроилась кладовщицей на колхозный склад, а младшая сестра Роза, только что окончившая среднюю школу, преподавала в школе русский язык. Пятнадцатилетний брат Якова Лазарь работал механиком отопительной системы на каком-то заводе. Но настоящим кормильцем семьи был мой отец, Яков, который переводил семье свой офицерский аттестат, т.е. свою зарплату. У него были скромные привычки, он не курил и, по его собственным словам, «никогда не искал утешения в бутылке». Через некоторое время сестра Роза ушла добровольцем на фронт. До конца войны она служила телефонисткой в войсках зенитной артиллерии.

Хорошо известно, что еврейская колония Ново-Ковно оказалась чуть ли не единственной в регионе, успевшей эвакуировать свое население.[19][20]  Это стало возможным только потому, что местная администрация отважилась на эвакуацию вопреки запрету районных властей. Они переправились через Днепр вовремя, пока еще дороги и мосты были доступны. Но, к сожалению, было слишком поздно эвакуироваться для тех, кто ждал разрешения. Отступая в беспорядке, советские войска в последний момент перекрыли все пути, и беженцам пришлось вернуться в свои дома, чтобы погибнуть от рук нацистов и их литовских, украинских и местных немецких пособников.

Сегодня мы можем только догадываться, почему только эта колония отважилась на такой опасный поступок, как неповиновение властям в военное время. Но я думаю, что это произошло не без участия моего отца. Именно он убедил не только своих родителей в необходимости срочной эвакуации, но с их помощью и своего дядю по отцовской линии, который жил в Ново-Ковно и управлял животноводческой фермой колхоза. Местное руководство и население Ново-Ковно, получив информацию из первых рук о реальном положении дел на фронте, выбрали меньшее из двух зол и отправились на восток, несмотря на запрет властей. Дядя моего отца ушел с колхозным стадом, и его дальнейшая судьба осталась неизвестной.

Был ли запрет властей на эвакуацию еврейских поселений преднамеренным актом соучастия в нацистском геноциде или проявлением обычной бюрократической волокиты? К сожалению, мы, вероятно, никогда этого не узнаем.

Из восьми детей Ойзера и Розы Дроб только один пережил войну — Моисей, отец Якова. Судьба остальных мне неизвестна, кроме Зямы Дроб, который погиб в Енакиево во время немецкой оккупации вместе со своей женой Геней, сыном Яковом и двумя дочерями. По меньшей мере четыре внука Ойзера и Розы Дроб, двоюродных братьев моего отца по отцовской линии, погибли на фронтах войны: [21]

Дроб Семен Меерович, 1917 года рождения, Днепропетровская область, Сталиндорфский район. Призван в 1937 году из Кемерово Кемеровской области. Рядовой. Пропал без вести в августе 1941 года.

Дроб Ойзер Гершович, 1921 года рождения. Призван в 1941 году, Сталиндорфский район, Днепропетровская область. Рядовой. Пропал без вести в августе 1941 года.

Дроб Хаим Гершович, 1916 года рождения, Ново-Ковно, Сталиндорфский район, Днепропетровская область. Призван в 1941 году. Рядовой. Пропал без вести в августе 1941 года.

Дроб Шолом Евсеевич, 1907 года рождения, Ново-Ковно, Сталиндорфский район, Днепропетровская область. Сержант. Пропал без вести в августе 1941 года.

Имя моего отца также упомянуто в этой книге:

Дробь Яков Моисеевич, 1919 года рождения, Днепропетровская область Ново-Ковно. Кадровый военный, в армии с 1938 года. Лейтенант. Юго-Западный фронт. Он пропал без вести в сентябре 1941 года в Киевской области. Нашелся. Майор. Награжден: 22.02.1942 медалью «За боевые заслуги»; 15.09.1943 орденом «Красная Звезда»; 04.03.1945 орденом «Отечественной войны» II степени; 06.04.1985 орденом «Отечественной войны» I степени.

Однажды, отец рассказал мне о судьбе своего двоюродного брата Дроба Хаима Гершевича. Хаим участвовал в военных действиях против японцев на реке Халхин-Гол. Но, к сожалению, согласно уведомлению, полученному его семьей, он «…героически погиб 29.05.1939 года в бою с японскими самураями при защите границ Монгольской Народной Республики». Много позже я увидел имя этого человека в списке солдат-выходцев из еврейских колоний, погибших в 1941 году (см. Список выше) и долго не мог понять, что же с ним случилось на самом деле.

Но позднее, после того как были опубликованы дополнительные архивные документы, всплыли новые факты о судьбе этого человека. Оказывается, он не погиб в бою с японцами, но попал к ним в плен, и первоначально содержался в Хайларской тюрьме. Затем он работал поваром в Харбине и фельдшером для военнопленных. Наконец, он был репатриирован во время обмена пленными.

Согласно данным, собранным в ходе расследования, в плену «…его часто вызывали на допросы» и «…он изучал японский». И далее, «…пользуясь особым отношением к себе, он принимал участие в пьянстве с большой группой офицеров и жандармов». Он был арестован 26 октября и обвинен по статье 193–22 Уголовного кодекса Российской Федерации — нарушение военной присяги. 1 ноября 1939 года Военный трибунал признал его виновным и приговорил к смертной казни с конфискацией имущества.

Этот жестокий и несправедливый приговор был типичен для того времени. Согласно документам, он попал в плен в конце мая 1939 года, по независящим от него обстоятельствам. Его вина по обвинению Трибунала заключалась в том, что он работал поваром и фельдшером, обслуживая других военнопленных, таких же, как он сам, и изучал японский язык, без чего работа фельдшера в японском плену была бы невозможна.

Тем не менее, остается загадкой, как Хаим Гершевич мог быть казнен в 1939 году, а затем призван в армию в 1941? Моя версия ответа на этот вопрос такова:

Осенью 1939 года, война на Халхин-Голе завершилась перемирием. Несмотря на примерно одинаковые потери сторон, СССР объявил о своей победе в этой войне, и, возможно, по такому случаю Хаим Гершевич был амнистирован. В 1941, в начале Великой войны, его опять призвали в армию. Вместе с миллионами брошенных на пушечное мясо солдат он погиб в августе 1941 где-то на Украине.

Возвращение в Донбасс

После окончания Второй мировой войны в Европе, в июле-августе 1945, началось расформирование 60-й армии, в которой с осени 1944 года служил майор Дробь. Вскоре после этого, его вызвали в Москву, в отдел кадров Генерального штаба сухопутных войск для нового назначения.

23 июня 1945 года, с началом массовой демобилизации военнослужащих Красной Армии, Верховным Советом СССР был принят Закон «О демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии», согласно которому, военным советам фронтов и армий разрешалось «безвозмездно предоставлять трофейное имущество в качестве подарков тем рядовым солдатам, сержантам и офицерам, которые были демобилизованы и хорошо служили». Перед отъездом в Москву майор Дробь тоже получил в подарок от командования трофейные сувениры: шомпольное охотничье ружье, набор шахмат из слоновой кости, маленькую печатную машинку «Corona» 1905 года с кириллическим шрифтом. По его словам, эти предметы были из поместья польского магната Потоцкого, и мы можем только догадываться, как они оказались в армейской казне. Большинство из этих вещей исчезли, когда я был еще ребенком. Так, мой отец, вероятно продал или подарил охотничье ружье, я же, судя по маминым рассказам, растерял все шахматные фигуры, играя с ними в раннем детстве. Я помню пишущую машинку, она часто ломалась, и в конце концов отец продал и ее. Среди его сувениров также был крошечный хромированный револьвер калибра 5,6 мм, но подробнее об этом — в следующих главах его биографии.

После четырех лет на фронтах Москва показалась ему на удивление мирной и праздничной. От разрушений 1941 года почти не оставалось следов. Театры, рестораны и кинотеатры были полны народа; на городских площадях и в парках играли оркестры; с подмостков ресторанов и кинотеатров перед сеансами выступали артисты эстрады.

Майора Дроба разместили в хорошей гостинице и снабдили билетами на футбольные матчи и в театры. Прошли две недели прежде, чем его вызвали в отдел кадров, и эта задержка обернулась коротким, но насыщенным событиями отпуском. В отделе кадров его ожидал приятный сюрприз — встреча со старым другом по Киевскому военному училищу. Он хотел быть ближе к своей семье, и попросил о назначении в Уральский военный округ.

В Челябинске, через несколько месяцев службы на новом месте, напомнила о себе старая рана, возможно сказался непривычный климат. В ноябре 1945 года военно-медицинская комиссия демобилизовала его из армии по состоянию здоровья. Он уехал в Башкирию к родителям, где собирался немного отдохнуть и поправить здоровье. Впервые за много лет он наслаждался комфортом родительского дома. Деревенские забавы пришлись кстати — он уходил далеко в степь на лыжах, терпеливо дрессировал козленка прыгать по хлопку в ладоши — с пола на маленькую табуретку, затем на стул и, наконец, на стол. Его сестра Роза тоже демобилизовалась из армии и вернулась домой. Семья собралась вместе, и начала подумывать о возвращении в Донбасс.

Отцу было 26 лет, когда закончилась его военная карьера. Он оказался не у дел, и у него не было профессии, которая могла бы пригодиться в мирной жизни. В поисках работы он отправился в областной центр Ворошиловград (Луганск) в Донбассе, где обратился в военкомат за помощью в трудоустройстве. Он искал работу в Брянке, там, откуда ушел в армию и где его семья жила до эвакуации.

Вскоре у него состоялось собеседование с инспектором по трудоустройству:

— Я вижу у вас хороший послужной список, общее среднее образование и военное училище, — подвел итог его биографии инспектор. — Чему вас там учили, в военном училище?

Отец понимал бесполезность своей военной профессии для гражданской жизни, и это сильно его беспокоило. Возможно, именно поэтому вопрос инспектора показался ему издевательским — неужели он не знает, чему учат в военном училище и где я был все эти годы?

— В военном училище нас учили как убивать людей, — объяснил он инспектору суть своего военного образования.

Однако инспектор и не думал над ним издеваться:

— Но у вас есть опыт руководителя, — невозмутимо продолжал он. — А когда-то, вы, кажется, работали учетчиком на угольной шахте. Это связано с финансами. У нас есть вакансия начальника финансового отдела горисполкома в вашей Брянке. Возьметесь?

Отец принял это предложение не до конца понимая разницу между обязанностями учетчика рабочей бригады и ответственностью за финансы и бюджет города со множеством промышленных предприятий и населением более 100 000 человек, и даже не представляя, какие профессиональные трудности его ждут. Так началась его финансово-экономическая карьера, которая длилась почти 30 лет.

Семья возвратилась из эвакуации, и все вместе поселились в небольшом домике, как жили здесь до войны. Семья дяди Наума тоже вернулась домой. Не вернулась только старенькая бабушка Берта, мама Наума и Дины. Ее могила осталась где-то далеко в Казахстане.

Несмотря на все усилия отца, новая работа поначалу не ладилась, и вскоре в кабинете начальника состоялся неприятный разговор. Как и многие ветераны войны, Яков временами бывал вспыльчив. Он швырнул ключи от своего кабинета и печать отдела на стол начальника и бросился прочь.

К счастью для него, его начальник хорошо к нему относился и проявил сдержанность. Он остановил Якова в коридоре и вернул его в свой кабинет. Он убедил отца, что его проблема заключается не в недостатке усердия или способностей, а в недостатке специальных знаний. Это было поправимо, и Яков поступил заочно и закончил Львовский финансово-экономический техникум, а затем, в 1957 году, Московский финансово-экономический институт.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

(продолжение)

Примечания

[1] Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2т. М. Олма-Пресс, 2002

[2] Записки начальника оперативного отдела. Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян

[3] Battle of Kiev (1941). Wikipedia.

[4] Отчет о безвозвратных потерях № 027767 от 08.08.1944, строка 247

[5] Д. А. Ларин, 2011. Советская шифровальная служба в годы Великой Отечественной войны. (journals.urfu.ru Izvestia1)

[6] День шифровальщика (https://www.barnaul-altai.ru/news/calendar/?id=2085)

[7] Breaking Germany’s Enigma Code, Andrew Lycett, last updated 2011-02-17 (https://www.bbc.co.uk/history/worldwars/wwtwo/enigma…)

[8] День шифровальщика (https://www.barnaul-altai.ru/news/calendar/?id=2085)

[9] 14-я танковая бригада. ч.11.(https://tankoved34.livejournal.com/67413.html)

[10] 14-я танковая бригада в боях на Воронежском направлении (28 июня – 8 июля 1942) (http://tankfront.ru/…)

[11] 14я Танковая Бригада. ч. 10.(https://tankoved34.livejournal.com/67204.html)

[12] О. Я. Фридман, М. М. Турченко. Им в Харькове танк поручили вести

[13] 14-я Танковая Бригада. ч. 2. (https://tankoved34.livejournal.com/65058.html)

[14] Артем Кречетников, “Керченская катастрофа: холодный душ и кровавая баня. (www.bbc.com)

[15] О. Я. Фридман, М. М. Турченко. Им в Харькове танк поручили вести

[16] Журнал боевых действий войск 40 А за май-август 1942 г., Стр. 62,63

[17] Википедия, Сражение под Прохоровкой, см. Ход Сражения

[18] Медведев Р. А. Они окружали Сталина http://soratniki.chat.ru/mal_06.html

[19]  Яков Пасик. Катастрофа еврейского крестьянства Юга Украины и Крыма, стр. 17 (https://issuu.com/)

[20]   Яков Пасик. Сталиндорфский еврейский национальный район (http://evkol.ucoz.com/stalindorf.htm)

[21]   Яков Пасик. Воины-уроженцы еврейских колоний, которые погибли, умерли от ран и пропали без вести в годы войны (http://evkol.ucoz.com/front-1.htm)